подключить наши... внутренние ресурсы... проведения дознания.
– Понятно, – кивнул с улыбкой зам, видя смущение нового начальника.
– Я не хотел бы нарушать веками сложившийся порядок, – признался начальник. – Сможете ли вы взять на себя организацию... подобной помощи... следственным органам?
– Вообще-то это дело Скорика. Он всегда занимается такими...
– Хорошо, поручите ему. Если он специалист.
– Еще какой! Специально подбирал контингент. Выбьют что только пожелаете.
Начальник брезгливо поморщился:
– Нужно установить истину.
– Будет исполнено. Но, товарищ полковник... В чем суть дела?
– Этот самый Мамабиев...
– Магомадов, – поправил зам.
– Спасибо. Аслан Магомадов – чеченский террорист. Образованный человек, знает иностранные языки. И в то же время... боевик самого кровавого полевого командира – Бараева. И его секретный агент. По Кавказскому региону. Пока следствию неясно, зачем он прибыл в Москву, с каким поручением.
– Проще простого! – обрадовался зам. – Я проинструктирую Скорика, или к вам его прислать?
– Не стоит, – испугался начальник. – Спасибо.
– Разрешите выполнять?
– Приступайте!
Минут через десять старшина Скорик, которого и держали в штате следственного изолятора специально для выполнения самых щекотливых поручений, получил новое задание. Зам ему передал «сомнения» начальника и подозрения «следственных органов» в самых простых и доходчивых выражениях.
– Га! – крякнул хохол Скорик с удовольствием. – Це дило мы разом!
Хоть и жил украинец Скорик безвыездно в Москве с семьдесят девятого года, но «ридну мову» не предал, все время пользовался. При большом начальстве лишь немного – для смаку. А при разной служивой молодежи – без ограничений.
– Когда тебе прислать Магомадова? – спросил зам по режиму.
– Та як ты сам бажаешь! Чи то мени самому робыты? В мэнэ на то гарные хлопци е. Воны и зроблять. Як лучше и не треба. А я сам тикы особливи случаи. А то, сам розумиешь, кругом дурные людыны, брешуть, як... Работы не розумиют. Та и мени работаты не дають.
– Короче, кобзарь! Берешь людыну и приносишь дело. Разумиешь?
– Зроблю! Тикы ж треба хлопцам щось... Того...
– Сделай, как считаешь нужным. Но в разумных пределах, конечно.
Расторопный Скорик немедленно отправился на выполнение ответственного поручения. В угловой круглой башне он выбрал среди пустующих одиночек самую просторную, на самом верхнем этаже, проверил звукоизоляцию – крикнул надзирателю, оставшемуся в нижнем коридоре до входа в башню, а тот не отозвался, не услышал.
– Оце гарно, – удовлетворенно потер волосатые руки Скорик. – Шоб людынам не мешать отдыхать.
День клонился к вечеру.
В камере кто-то просыпался, уступая спальное место следующему, кто-то обедал за столом, кто-то письмо родным писал, кто-то дулся на параше, а борзый парень снова взахлеб рассказывал о своих похождениях:
– Мы тогда дежурили дружинниками на Ярославском вокзале. Нас послали на подмогу в детскую комнату милиции. Ну, я вам скажу, и мрачное местечко! Такие ужасы! Ни до, ни после я такого не встречал! Что только не вытворяют наши милые соотечественники с собственными чадами! А они бегут потом... Скитаются по железным дорогам... И попадают в эту самую детскую комнату страха и ужаса!
– Чувачок! – вежливо обратился к нему амбал. – Ясный пень, мы это сами видели. Я и есть именно такой пацан! Вот и другие тоже. Мы тебе сами такого рассказать можем целые... фильмы. Ты нам для души что- нибудь расскажи. Из красивой жизни. Ты же артист?
– Артист.
– Пусть поет и пляшет! – предложил Баклан. – Их должны были учить.
– Братаны, – попятился борзый артист, – я же пошутил...
– За такие шутки, – добавил сверху писклявый, – в зубах бывают промежутки!
– Вы что, серьезно? – Аслан поднялся на защиту артиста.
– Он же сам предложил! – закричал на всю камеру Баклан. – Тут артист отсосать хочет! Есть желающие?
– Не надо! – взмолился борзый и повалился на колени. – Я вас умоляю!
Но было поздно. Вокруг него плотным кольцом собралась толпа.
– Пусть заплачет, – сказал амбал. – Меня это очень возбуждает.
– В два смычка будем харить? – поинтересовался седой чеченец, деловито примеряясь к артисту сзади.
– Не сразу, – буркнул амбал.
– Встань! – крикнул Аслан борзому.
Тот, спохватившись, попытался подняться, но его удержали за плечи.
– Магомадов! – В окошко заглянул надзиратель. – С вещами на выход!
– На ночь? – удивились сокамерники.
– Что у вас там случилось? – крикнул надзиратель, стараясь рассмотреть толпу. – Ну-ка разойдитесь.
– Товарищ один оступился, мы хотели ему помочь, – пожал плечами Баклан. – Вот сам видишь. Больно ему. Плачет.
– В больницу никого не переведу! Хватит с вас и одного делегата! – решил надзиратель. – Магомадов! Блин! Долго тебя ждать прикажешь?
– Ступай, Аслан, – проводил его к двери седой. – Сразу же передай маляву. Мы тебя не бросим.
– Спасибо, брат. – Аслан крепко пожал ему руку.
Когда за ним закрылась дверь камеры, пожилой зек со шконки под окном сказал тихо и лениво:
– Прессовать пацана повели.
– Прессовать? – испугался седой. – А почему ты ему об этом не сказал?
– Зачем? – Зек перевернулся на другой бок и оказался лицом к седому. – Ему все равно не миновать. А так он хотя бы заранее нервничать не будет. Гуманизм нужно соблюдать, седой, вот что я тебе посоветую.
– Куда его повели? – спросил амбал.
– Скоро узнаем.
– А можно тамошним пацанам маляву передать, чтоб они его не... – Баклан не нашел подходящего слова. – Не уродовали?
– Баклаша, ты дурак, что ли? – расстроился зек и отвернулся. – Они там за это козырную жрачку получают. И марафет. Отрабатывать должны. А вы лучше артистку держите, она от вашей жаркой любви под нары уползает.
Борзый парень, воспользовавшись моментом, действительно пополз под нары.
– Жаль Аслана! – Амбал со всей силы шарахнул кулаком по столу.
И крашеная десятислойная фанера проломилась под его ударом.
– Будете безобразничать, – снова заглянул дежурный надзиратель, – всех в ШИЗО переведу. Там места всем хватит. Тихо! Заткнитесь!
– У нас тихо, – кивнул Баклан.
А на третьем этаже круглой башни в большой одиночной камере трое хмурых зеков, одетых не в гражданскую одежду, а в черные робы с белыми номерами, расстелили на нарах газетку, разложили «щедрый» скориковский закусон, выставили две бутылки водки.
– А мульки где? – спросил рябой, прощупывая швы сумки.
– Сказал, что потом привезет, – буркнул носатый, открывая водку.
– Утром деньги, вечером стулья, – улыбнулся высокий, – вечером деньги, утром стулья.
