пришел, зашел в квартиру. Мы даже не успели поздороваться... по-человечески. – Это слово далось ему с особенным трудом. – Потом в квартиру ворвались омоновцы. Я убежал... Они меня поймали и начали бить, ничего не объясняя.
– То есть дверь была открыта, почему они беспрепятственно попали в квартиру?
– Нет, дверь была закрыта. Позвонили в дверь, Елена открыла.
– Она не спросила, кто там?
– Не помню... кажется, нет. Какая разница?
– Разница в том, знала Елена о том, что придут омоновцы, и сама их впустила или же нет, – терпеливо объяснил я, ожидая хоть какой-то эмоции от Магомадова. Если он взорвется, мне все-таки немного проще будет с ним разговаривать.
Но эмоций я не дождался. Очень спокойно Магомадов возразил:
– Если бы ей было нужно, чтобы меня посадили, ей незачем было бы обращаться к вам.
– Но, возможно, ее запугали.
– Это все равно ничего не меняет. Открыла она дверь, потому что ее запугали или потому что она не знала, кто там. В любом случае она впустила их не по своей воле.
Несмотря на его скрытность и немногословность, я все-таки верил ему. А может быть, как раз благодаря этой скрытности и немногословности. Было в нем то, что в романах у того же Дюма-старшего называлось внутренним благородством.
– Дело в том, что если ее и запугали, то, во-первых, она мне ничего об этом почему-то не сказала, а во-вторых, в таком случае у нее можно было бы узнать, кто именно ее запугал.
– Это и так ясно, – устало сказал Магомадов. – Вероятнее всего, это ее муж. Видимо, он как-то связан с Бараевым. А Бараев сейчас большой человек в Москве. Поэтому ему несложно выдвинуть против меня любые обвинения.
– А в действительности что вы делали для Бараева?
– Бараев взял меня в плен. Мне пришлось, так как я знаю английский, переводить... быть его переводчиком во время интервью с иностранными журналистами...
– Ну хорошо, а как вы думаете, где можно достать доказательства вашей невиновности.
Магомадов изобразил нечто похожее на слабую усмешку, видимо не веря в мою способность оправдать его.
– Меня допрашивали в Чернокозове. Там могли остаться протоколы допросов. И какие-то документы, возможно, остались в шариатском суде. Но чтобы их найти, надо, конечно, ехать в Чечню.
– Именно это я и собираюсь сделать как можно быстрее, – сказал я холодно, поднимаясь со стула.
Он действительно этого не ожидал. Он встал и протянул мне руку:
– Спасибо.
На этом наш разговор был закончен. Когда Магомадова выводили из камеры, я понял причину его странной походки – он прихрамывал, хотя очень старался это скрыть. Да, видать натерпелся мужик.
«Эх, – подумал я о предстоящей поездке, – а моего-то героизма ведь даже потомки наверняка не оценят».
Над Москвой уже начинали сгущаться сумерки. Я с мобильного позвонил Елене. Аккумуляторы уже изрядно подсели. Впрочем, в Чечне мне мобильник в любом случае вряд ли понадобится. Что-то я сомневаюсь, чтобы там поддерживался руоминг.
Елена взяла трубку почти сразу.
– Здравствуйте, это Гордеев.
– Гордеев? – Такое впечатление, что она слышит мою фамилию впервые. – Ах да, здравствуйте, Юрий Петрович. Вы что-нибудь уже узнали?
– Немного, – ответил я уклончиво. – Давайте обсудим это при встрече, у меня садятся аккумуляторы. Я собираюсь ехать в Чечню разыскивать доказательства. Естественно, мне нужны деньги.
– Да, конечно. Давайте встретимся у памятника Грибоедову через сорок минут.
– Грибоедову?
– Ну да, на Чистых прудах.
– Хорошо, жду.
Если честно, я никогда не задумывался, кто же это стоит на Чистых прудах. Подойдя к памятнику, я убедился, что это действительно Грибоедов. Стыдно, конечно, но что поделать. Вот если бы меня спросили, где МУР находится или, например, юрконсультация № 10, я бы сразу ответил. Даже разбуженный среди ночи.
У меня было еще минут десять до назначенного времени, и я решил их провести с пользой, чтобы не было потом мучительно больно за потраченные зря секунды. Иными словами – немного подкрепиться. Киосков «Крошки-картошки» поблизости не наблюдалось, поэтому я удовлетворился хот-догом, хотя, если честно, не очень-то их люблю.
Елены все не было. Я набрал номер Турецкого. Абонент, как всегда, находился вне зоны досягаемости. Эх, Александр Борисович, а ведь обещали помочь...
– Не очень давно ждете? – спросила извиняющимся голосом Елена. – Мне прямо перед выходом позвонил муж...
– Ничего страшного, – ответил я. – Вы опоздали-то всего на пять минут.
– Не люблю опаздывать, – с улыбкой призналась Елена. – Даже на пять минут.
– Не очень типично для женщины, – заметил я.
– Что вам удалось узнать?
– Ничего особенного... Пока. Но думаю, что поездка в Чечню все решит.
– Я вам так благодарна! Вот... здесь деньги. – Она протянула конверт.
– Скажите... Магомадов рассказал мне...
– Вы видели Аслана? – перебила меня Елена. – Как он?!
– Вроде ничего, – успокоил ее я. – Так вот, Магомадов сказал мне, что не помнит...
Тут меня прервал звонок мобильного, я извинился и отошел на пару шагов, чтобы поговорить. Это был Турецкий.
– Александр Борисович, откуда вы звоните? Я вам перезвоню из автомата, у меня аккумуляторы вот-вот сядут...
†– Перезвонить не успеешь, у меня всего одна минута, и я опять буду очень занят. Следователя зовут Перелейко, Николай Перелейко. Работает он в прокуратуре...
И тут мой телефон сдох. Видимо, на слово «прокуратура» у него уже успела выработаться аллергия. И вот стою я возле памятника Грибоедову с дохлым телефоном в руке и понимаю, что Елена Марченко за это короткое время успела куда-то деться. Скрыться с места происшествия, как обычно пишут в милицейских сводках.
– Юрий Петрович, – послышалось с другой стороны. Я оглянулся. Елена Марченко уже сидела на скамеечке у памятника. Я подошел. – Извините, тут проезжала машина мужа. Я решила, что лучше будет, если он меня не увидит.
– Знаете, мне кажется, у вас начинается мания преследования, – не очень-то вежливо сказал я.
– Возможно, – со вздохом согласилась Елена. – Вы, кажется, хотели задать какой-то вопрос? – напомнила она.
– Да, спасибо, что напомнили. Когда Магомадов уже был у вас, позвонили во второй раз, вы открыли, и ворвались омоновцы. Так вот, почему вы открыли дверь?
– Я не помню... – задумалась она. – Я ничего не ожидала. А кажется, там просто сказали: «Откройте, ОМОН!» Я же не предполагала, что может начаться. А так как мой муж работает в милиции, я впустила ОМОН без раздумий...
– Понятно, – ответил я. – Ну что ж, спасибо. Больше у меня вопросов нет. Я постараюсь выехать в Грозный как можно скорее.
Мы распрощались.
– Вас подвезти? – обернулся я, сделав только пару шагов в сторону машины. Но Елена Марченко уже исчезла в своей, кажется, обычной манере. Пропала, как и не было.
Да-а, странноватая выходит сказка про Елену Прекрасную.
