– Это слишком невыгодно всем остальным, тому же Марченко. Никто не захочет вместо Магомадова оказаться на скамье подсудимых. Так что забудьте и думать об этом, – сухо и высокомерно ответил Ковалев, давая понять, что этот разговор надоел не только мне, но и ему тоже.
Что ж, думал я по дороге домой, в принципе наш разговор бесполезным назвать никак нельзя. Я еще раз взвесил в уме все, что мне удалось узнать.
Во-первых, я подтвердил свою версию, что во всем этом замешан Марченко, муж Елены. Вот до чего может довести ревность высокопоставленных мужей! Будем надеяться, я не перейду дорогу подобному ревнивцу, хотя, конечно, вероятность, наверное, велика.
Вторая важная вещь, которую удалось узнать, – они могут сфабриковать доказательства того, что Магомадов служил у полевого командира Бараева. Значит, они как-то связаны с этим человеком.
Честно говоря, я не слишком много о нем слышал – не хватает времени следить за событиями в Чечне. Мне было известно, что Мамед Бараев – довольно известный бывший полевой командир. Значит, надо узнать о нем побольше.
Я проехал еще пару кварталов, и глаза мои наткнулись на киоск «Крошки-картошки» – один из тех, что появились в Москве года два назад. Я их, правда, открыл для себя совсем недавно, но с тех пор пристрастился.
Припарковавшись возле тротуара, выстоял небольшую очередь (не только у меня это блюдо, оказывается, пользуется популярностью), заказал себе две, нет, кивнул я продавщицам, лучше три штуки, с грибами, с сыром и с сосисками, чуть поболтал с девушками, ожидая, пока картошка будет готова, и с удовольствием принялся за еду.
Небо вокруг незаметно приобрело сине-фиолетовый оттенок. В московском небе опять сгущались тучи.
10
Сокамерники стали заметно лучше относиться к Аслану. И поговорят приветливо, и угостят с каждой передачи.
Больше всего Аслана печалило то, что Елена не приносила передач. Дело даже не в продуктах, которые составляли тут для всех основную часть ежедневного рациона. Аслан рассуждал так: если она не носит передачи и не ходит на свидания, значит, не хочет с ним иметь никаких дел. Значит, забыла. Значит, зря он ехал в Москву...
Собственно говоря, не только Аслану – и старику никогда не приносили передач. Таких в камере было около трети. То есть человек двадцать. Те, кто входил в какую-то группу, занимал там какое-то важное место, те получали от щедрот, а прочие...
Рассказы Аслана как-то смягчили тюремные нравы. Продуктами стали делиться все. Естественно, никто из криминалитета не превратился в розовых мотыльков, но агрессивности и напряженности заметно поубавилось.
Каждый вечер, как на мексиканский сериал, все собирались слушать Аслана. До этого главным рассказчиком в камере был изобретательный и остроумный Баклан. За что его и подкармливали. Сперва он довольно-таки ревниво отнесся к возрастающей популярности Аслана, но потом роли их как-то удобно распределились, и все успокоилось. Баклан развлекал всех днем, а Аслану выделялся час вечером.
– Учился я в пединституте на инязе, – в очередной вечер рассказывал Аслан. – Хотел поступать, естественно, в самый престижный институт – в МИМО, но, как говорится, мимо прошел... Пролетел! Как фанера над Парижем. Случайно пошел в пединститут имени Ленина на консультацию по языку – и обомлел от удивления! Одни девчонки! Да еще какие!
– Сейчас начнется, – хихикал от предвкушения подробностей писклявый. – Ничего не пропускай! Не отвлекайся!
– Самые красивые девочки со всей страны! А парней всего несколько человек. Во всех пединститутах парни на вес золота! Сразу приняли! И стал я там круглым отличником!
– Ясный пень, – пожал плечами амбал, – с твоей золотой медалью!
– Задавали нам чертову пропасть всяких заданий! И письменно, и устно! Продохнуть некогда! Обязательную для чтения литературу мы мерили рулеткой! Стопку в библиотеке выкладывали и мерили. Ну, например, по английской литературе – два метра! Представляете себе стопочку? А по диалектологии – полтора метра! По русской литературе – три с половиной! Каждый год! Ни минуты свободного времени не должно оставаться! А мы? Вечером обязательно на танцы! Или собираемся у кого-нибудь из москвичей дома, когда родителей нет. Винца возьмем, музыка, девчата! А какая у нас была общественная жизнь! Всякие там экскурсии по музеям, поездки в разные исторические города. По Золотому кольцу! Так интересно! Столько спортивных секций! Соревнования каждое воскресенье! Я занимался фехтованием, стрельбой из лука, греблей, плаванием... И еще спортивным ориентированием!
– Это я знаю, – вставил Баклан, – надо бегать в лесу с компасом.
– Точно, – кивнул Аслан. – Правда вот, на дельтаплан меня не взяли... А еще был у нас в институте КВН! Ну вы, наверное, по телевизору видели? Так вот мы все время всех побеждали! И несколько раз подбирались к финальным отборочным играм, чтоб в эфир попасть. Но... Интриги, козни завистников, взятки на продажном телевидении... Вот мы и не прославились. Увы.
– Ты про девок хотел поподробнее рассказать, – напомнил писклявый. – Вступление окончено! Приступай к главной теме!
– Да... Каждую осень мы всем курсом ездили в подмосковный колхоз на картошку. Жили в деревне в большом таком сарае, переоборудованном под общую спальню. Нам, пацанам, только уголок занавеской отгородили, там мы и прозябали вчетвером. А вокруг – бабье царство!
– Во дает! – амбал от восхищения выпучил глаза. – Молодец!
– Какая была жизнь! – причмокивал от восхищения писклявый.
– Девки нас совершенно за живых людей не считали. Нахально переодевались прямо при нас, будто мы и не мужчины, – рассказывал Аслан.
– А вы? – заволновался седой.
– Ты не поверишь, – разочарованно махнул рукой рассказчик, – мы с ними... совсем и не мужчины. Ну как с сестрами чувствуешь себя. Никак не интересно. Вот они только что прямо перед тобой лифчиками менялись, сиськами трясли, колготки примеряли... Ну и что? А ты к ней подходишь – и что? Давай в кусты полезем? Засмеют. Они все такие нахальные, когда кучей соберутся. Когда одна – сердце останавливается! А когда их сотня – ноль эмоций!
– Это точно! – взвился писклявый. – Клянусь, это правда! Так и есть! Когда они соберутся кучей, то могут любого мужика задолбать!
– Ясный пень! Похожий случай был у нас во Владимирском централе, – перебил его амбал, – один жулик пробрался на бабскую сторону! Так они его провели в барак, затолкали под нары! И трахали по очереди каждую ночь! Пока он, горемыка, не умер!
– Они его хоть кормили? – всхлипнул писклявый.
– Они его трахали насмерть! По десять раз за ночь!
– Изверги, – улыбаясь, мечтательно прищурился седой. – Я представляю себе, на что способна женщина, отсидевшая без мужика годика полтора!
– А ты на что похож, когда отсидишь годиков пять?
– Мужик – дело совсем другое! Тут настрой важен! И ежедневный тренинг! Нужно тонус поддерживать в рабочем состоянии! А то будет простатит.
– Грамотеи, – скривился седой. – Тупые и бестолковые, как обезьяны!
– Да, – встрял в разговор Аслан. – Чтоб сдержать это бабское царство, нам всегда присылали курс из университета. С физмата. Одни парни! Человек сорок. Крепкие такие, симпатичные физики с гитарами. Наши девки просто из трусов сами выпрыгивали. Когда их видели. А у них три девчонки. Так себе, замухрышки в толстых очках. И в глазах ничего, кроме формул. Не то что наши красавицы... Так вот нам своих не надо! А из-за чужих уродин дрались!
– В чужих руках и собственный хер толще кажется, – изрек житейскую мудрость старик из темноты. – Давно подмечено.
– Завтра будет продолжение этой темы, – объявил писклявый.
Но на следующий вечер добрались до службы в армии.