Опять не повезло! Или повезло? Короче, ничего сенсационного и сверхсекретного. Черный зашвырнул блокнот за диван. Надо признать, господин Басин исписался, читать становится все скучнее и скучнее. Где натурализм, подробности, живые краски и запахи здорового (или нездорового) секса?!

А саке-то кончилось!

Черный потряс перевернутую бутылку, добывая последние капли. Какой идиот додумался разливать его по 360 граммов, почему не по литру? В следующий раз надо будет купить шестилитровый бочонок.

И все-таки любимый напиток подспудно поспособствовал мыслительной деятельности. Черный вспомнил о Чеботареве и понял, что кое-какие идеи в голове уже зародились.

Вообще, в этой стране многое, что может представиться невозможным где-то еще, просто и выполнимо буквально сиюминутно. Конечно, при наличии соответствующего количества денег. Кстати, в основном – довольно небольшого количества. А зачастую при правильном подходе денег и совсем не нужно. Люди здесь хотят верить и верят во что угодно, только не в истинную суть событий и явлений.

А почему так?

Конечно, можно попытаться ответить на этот заковыристый вопрос, и Черный даже как-то пытался, но ни к чему хорошему такие изыски привести не смогут. Да и стоит ли пробовать прошибить лбом километровую броню, в смысле – наплевать на историческую подоплеку происходящего в России испокон веков? Вероятно, человеку разумному вряд ли стоит... Итого, что мы имеем?

Итого, мы имеем «Единение».

Если, скажем, разрекламировать сам факт покушения, показав Чеботарева в роли мученика- подвижника, живущего скромно и бедно, даже аскетично, подвергающего себя лишениям во имя народа, ставящего остальным своим противникам в укор их порочный образ жизни? Мол, за это его и попытались пришить! Но каков наш праведник?! Выжил, отказался от пластической операции – «к чему мне красота, когда людям зарплату не плотют, когда детей бездомных на улицах сколько?».

«Аскет Степан не сыт, не пьян, наполнит россиян карман!» – такой вот псевдославянский рекламный слоган.

Черный покосился на Билла, скептицизм так и пер у него изо всех отверстий. И правильно! Ни фига, не пойдет. Мученичество уже не в моде даже здесь, тем паче от этого так и несет поповщиной...

А вот!

Человек-воин!!! Строгость и мужество. Честность и требовательность. Настойчивость и презрение к невзгодам. Шрамы украшают настоящих мужчин.

Опять, мать его, лажа! Какой, к чертям, воин?! Стоит посчитать его подбородки... Хотя... Масутацу Ойяма тоже не Аполлон, тем не менее мастер, создатель «ке-ку-син-кай».

Нет!!! Этот жидковат.

Вот! Это точно пойдет!

Во всем произошедшем кроется глубочайший смысл. Все было спланировано и выверено заранее с величайшей точностью. Попытка покушения спровоцирована специально – с целью выявить преступные элементы в окружении президента, в правительстве, среди населения вообще. Человек пошел на жертву ради Истины! Поступок, достойный самурая!!! Только при чем здесь самураи? Пожалуй, завтра надо выпить водки. Для проникновения в национальную тональность.

М-да-а... А казалось, идеи стоящие.

– Да и леший с ними! Предложу пока эти варианты – это уж точно лучше, чем ничего. Что скажешь, Билли?

Билл не отозвался. Зато отозвался телефон.

– Привет. – Это оказался Томми.

Ничего не ответив, Черный положил трубку на подлокотник кресла:

– Билл, это тебя! Будешь говорить? – Тишина. – Ты же обещал?!

Из трубки доносились нечленораздельные всхлипывания. Джексон пытался докричаться до внезапно исчезнувшего абонента уже на русском языке. Из которого, впрочем, он знал лишь «Порюфириу» и «уотка».

– Томми, я всегда говорил, что у тебя неважное произношение, – выдал вполголоса Черный. – Алло? – наконец ответил перепуганному (или взбешенному?) издателю.

– Ты что себе позволяешь?! Куда ты исчез? И когда, в конце концов, я увижу твою книгу?! – Томми решил выложить все вопросы махом.

– Ну не волнуйся. – Черный усмехнулся, представив себе физиономию Томми. – Все идет своим чередом. Ты вот что... Знаешь, давай я тебе сам позвоню, когда будет результат. Зачем понапрасну линию занимать и опять же деньги тратить...

Джексон простонал:

– А ты хоть примерно представляешь, сколько я уже потратил?

– Н-ну... – скорчил гримасу Черный. – Томми, все, договорились! Я позвоню. А ты пока расслабься там. Поезжай выпей чего-нибудь, с женщинами пообщайся... Что ты заладил: «работа», «книга»! Никуда она не денется. Все будет о'кей.

– Ты меня сведешь в могилу, – безысходно вздохнул Джексон. – Похороны за твой счет!

– Какие проблемы, старина?! – попытался пошутить Черный.

В трубке квакнуло, щелкнуло. Связь оборвалась.

Захотелось еще выпить, но сил отправляться в магазин не было уже никаких. Черный распотрошил заначку на антресолях, выпил, затем еще и еще... И еще.

Потом с полчаса сидел в молчании и ничего не делал. Даже не думал.

– Хренов янки! Нет, гринго, мать его! Что ты ему объяснишь? И ведь действительно, пожалуй, пора завязывать с писаниной. Иначе точно кто-то из моих героев обидится. Тогда, Билли, мне хана! – Язык уже плохо слушался пиарщика.

Билл, к которому обращался Черный, мирно спал, устроившись опять-таки в книжном шкафу – любил, подлец, всегда быть рядом с музами.

– А если хана мне, тогда и тебе хана. – Черный клевал носом. – А эт-того допустить нельзя! – Пауза, конец которой ознаменовался коротким всхрапыванием. – Н-ни в коем случае нельзя... Д-допустить, в смысле...

В Центральной клинической больнице ждали хорошие новости.

– Чеботарев пришел в сознание, – сразу сказал лечащий врач, не дожидаясь вопроса Турецкого, – сорок минут назад. Уже и президент звонил, справлялся, как он себя чувствует.

– Ну и как Степан Степаныч себя чувствует? – оживился Турецкий. – Заговорил?

– Спросил, что же, собственно, произошло, как он попал к нам и как долго был без сознания.

– Вот черт! Он хоть что-нибудь помнит про взрыв и вообще что происходило девятого и десятого числа?

– Нет, но я полагаю, вспомнит. Может, завтра, может, послезавтра.