налету в унитазе несложно было понять, что в нем совсем недавно жгли бумагу.
Лишь ближе к вечеру Лада оказалась в своем отделе Департамента полиции. И первое, что она услышала от толстяка Чака, связавшегося с телефонной компанией, так это то, что Грингольц звонил в день гибели Бакатина в Москву, звонил несколько раз, причем последний звонок был уже после двенадцати ночи. Это было уже какой-то ниточкой.
– И знаешь, кому он звонил? – хитро сощурился Чак.
– Не знаю, но хочу узнать. Постой, ты хочешь сказать, что тебе это известно? – удивилась Лада.
– Не зря я же штаны тут просиживал! Я вышел на московское отделение Интерпола, и мне сразу, без всякой канцелярской волокиты, без заполнения бланков и заявок, по личному знакомству, определили этот московский номер. Грингольц звонил по номеру, который принадлежит... – Чак сделал многозначительную паузу.
– Я перестала дышать и слушаю, – улыбнулась Лада.
– Майе Рогачевской! Гражданской жене, то есть теперь уже вдове нашего безвременно почившего друга Бакатина. Если хочешь, можешь меня поцеловать вот сюда, – ткнул Чак пальцем свою пухлую щеку, что Лада с превеликой радостью и сделала.
– Может, ты еще знаешь, о чем они и говорили?
– Увы, я не Бог, – развел руками Чак.
Но уже и этой информации было вполне достаточно для размышления долгой бессонной ночью, которая, как Лада чувствовала, определенно ей предстояла.
Взглянув на застекленную дверь с уже поднятыми жалюзи, Лада увидела, что Кэт Вильсон в своем кабинете усиленно поедает пончики с кофе.
Пресловутые пончики являются непременным атрибутом приема пищи любого полицейского Нью-Йорка, но только не Кэт. В отделе все давно знали: если Чак с утра жует свою курицу – значит, все идет как положено, но если начальница вдруг нервно поглощает пончики, которые ей абсолютно противопоказаны, это вернейший признак того, что случилось нечто экстраординарное. Вдобавок к пончикам Лада разглядела, что по черным щекам Кэт медленно катятся две крупные слезы, норовя упасть в кофейную кружку. Никогда не унывающая Кэт не плакала на службе, такое на глазах Лады сегодня случилось впервые. Мгновенно в голове у нее пронеслись самые страшные предположения: значит, скончалась Лу-Лу – любимая кошка Кэт Вильсон, или несчастье с мужем Кэт – героем-пожарным, отличившимся на ликвидации последствий теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года.
В порыве женской солидарности Лада рывком распахнула дверь и ворвалась в кабинет Кэт:
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Меня хотят уволить без Почетного диплома... – равнодушно ответила Кэт, проведя пальцем по щекам.
– И все? О, нельзя же так пугать! – облегченно вздохнула Лада.
– А Бобби Муди и не пугал меня. Я его знаю, как он сказал, так и сделает. Но это так несправедливо. Я столько лет, столько сил отдала полиции... Я не заслужила! – слезы вновь были готовы покатиться по ее иссиня-черным щекам, и только огромным усилием воли Кэт не позволила себе расплакаться в голос. – Это все долбаный новый мэр Блумберг, который сует свой нос туда, где ничего не понимает, не то что старый добрый Рудольф Джулиани, как с ним хорошо было!.. И вообще, до одиннадцатого сентября все у нас было спокойно: что-то раскрывали, кого-то сажали, все шло своим чередом, теперь словно другая эпоха...
– Но из-за чего?
– И ты не можешь догадаться? – грустно усмехнулась Кэт.
– Нет. Из-за несчастного случая с Бакатиным тебя не могут уволить. В его гибели нет никакой недоработки отдела.
– Из-за русского кокаина. Русские научились выращивать кусты коки где-то в снегах Сибири, среди белых медведей.
– Я не уверена, что в Сибири есть белые медведи.
– А где они, по-твоему, обитают?! – немедленно взвилась Кэт. – На Аляске и в Сибири. А плантации кустов коки твои соотечественники ограждают от медведей колючей проволокой под током. – И она нервно захохотала.
– Кэт, как ты можешь смеяться?
– А что мне делать, я уже плакала сегодня, хочешь, специально для тебя еще поплачу? Я не знаю, где русские выращивают кусты коки, а вот ты поедешь в Россию и все узнаешь.
– О не-ет! – протянула Лада, хотя тут же подумала, что путешествие может оказаться довольно-таки любопытным. Ведь она, объездив в студенческие годы почти всю Европу, еще ни разу так и не была на своей исторической родине.
– Я понимаю, что вышесказанное невероятно, но ФБР утверждает, будто Нью-Йорк завален кокаином, который не произведен ни в одной из стран Южной Америки, а родом откуда-то из российского региона. Кстати, ты нашла труп Грингольца?
– Пока никаких следов. Результаты экспертизы группы крови будут завтра утром.
– Я так и предполагала! Впрочем, результаты экспертизы, чувствую, уже не важны, кровь, естественно, его, и нам с этим русским придется попрощаться. Сейчас он уже догорает где-нибудь в газовой котельной китайской прачечной, а через сутки и пепла от нашего осведомителя не останется, потому что весь пепел улетит в воздух над Нью-Йорком, которым мы дышим, так что незачем даже интересоваться, где он захоронен. В наших легких, вот где! – с пафосом закончила Кэт.
Лада даже содрогнулась.
– Важно другое: о чем Грингольц говорил с московской женой Бакатина? И вопрос номер один: кто займет место шефа в русской наркомафии?! Я просто уверена, что ты запросто добудешь всю эту информацию в Москве, как ты это прекрасно умеешь делать, а заодно и окажешь Нью-Йорку еще одну маленькую услугу – ты не допустишь появления у нас нового русского крестного отца. Как тебе мое предложение? При таком раскладе я в положенное время уйду на пенсию с большим почетом, чего вполне заслуживаю.
– О, Кэт! Не могу поверить, что ты серьезно думаешь, будто я... А с кем ты меня хочешь отправить в Москву?
– Вместе с твоим прекрасным русским языком. Я все уже продумала: в России тебе будет предоставлена высокопрофессиональная команда детективов, я сделаю это по своим каналам, мы не будем обращаться в Интерпол, чтобы не тянуть время на оформление всех заявок на розыск. Договорились? Нет?! – рявкнула Кэт. – Я так и думала! С самого первого дня, как ты появилась в отделе, ты метишь на мое место! Что ж, твоя мечта скоро сбудется, всего через месяц, когда меня вышвырнут...
– Кэт! – буквально завопила Лада. – Это совершенно недозволенный прием психологического шантажа! Ты же знаешь, что это неправда! Хорошо, я на все согласна!
– Ну вот и отлично. Значит, недозволенный прием сработал. Тогда прямо сейчас я звоню своему московскому другу в Генеральную прокуратуру.
Вместо ответа Лада лишь безжизненно махнула рукой, а мгновенно приободрившаяся Кэт стала быстро нажимать кнопки телефона.
На счастье Кэт Вильсон, Александр Борисович Турецкий все еще находился в своем кабинете. Он лежал в ботинках на длинном кожаном диване с папкой изучаемого дела на груди и мирно засыпал, так и не дочитав упомянутое дело. За окном едва начинался поздний осенний рассвет. Время приближалось к пяти утра. И тут настойчивый международный звонок.
– Беспокоит Департамент полиции Нью-Йорка, мистер Алекс Турецкий?
– Да. А это черная жемчужина Кэт Вильсон? Хай, узнал, узнал... – зевая, ответил Турецкий на неплохом английском.
– Мне нужна твоя помощь. Мне надо залезть в черную задницу к одной русской, имя которой Майя Рогачевская, и перебрать все ее грязные потроха.
– Куда залезть? Ты меня, что ли, посылаешь? – не понял Турецкий. – Пожалуйста, Кэт, говори на чистом английском, а не на вашем американском слэнге, я же ничего не понимаю.
Прикрыв трубку рукой, Кэт Вильсон коротко ругнулась:
– Прости, дорогой коллега, это у меня черная задница. Я почему-то решила, что Майя Рогачевская –