же у тебя товарищи! – Майор неодобрительно покачал головой. – Не думаю, что это была твоя идея угнать машину, ты ведь водить не умеешь. Кто был за рулем, тот и ответит. А вы, дурачье, покататься захотели на халяву…

Любовь Алексеевна каждый день ходила на работу, утром стояла часами перед иконами, потом готовила обеды. Наконец не выдержала и обо всем рассказала отцу Николаю. Тот повздыхал, пожурил ее, что плохо воспитала сына, посоветовал не отчаиваться:

– Все образуется, Господь поможет, – и благословил ее.

Два дня их в милицию не вызывали. А когда вызвали и Любовь Алексеевна зашла с сыном в кабинет к майору Рыбкину, тот, пряча глаза, сказал, что доказательства того, что в машине были Костик и его друзья, не подтвердились. Павлуша в замешательстве смотрел на милиционера. У матери в глазах потемнело. «Купили Рыбкина», – подумала она. За угон должен был отвечать один Павлуша. Назначили день суда. Но до него еще нужно было дожить. Вот она и доживала, глаза ее не просыхали от слез. Павлуша ходил совсем убитый и во двор больше не выходил.

Сегодня, когда Любовь Алексеевна готовила обед на кухне храма, в дверях появился незнакомец. Он был немногословен. Его осведомленность удивила ее, а то, что он предложил, поразило и сначала вызвало протест. Но человек знал, как действовать и чем можно сломать упрямство отчаявшейся женщины.

– Ваш сын не выживет на зоне, если вы станете упрямиться, – сказал он. Сделал к ней шаг, и она почувствовала в своей руке маленький пакетик. – Не бойтесь, это не смертельно. Отец Петр просто захочет спать, поспит несколько часов и не явится туда, где он не должен быть. От вас зависит жизнь вашего сына.

Он ушел, а Любовь Алексеевна держала в руке пакетик, пока ладонь у нее не вспотела. Все мысли куда-то ушли, голова была абсолютно пустая. Она все делала машинально: позвала всех обедать, разливала по тарелкам монастырские щи, а когда наливала отцу Петру, загородила спиной столик, где стояла кастрюля со щами, и незаметно высыпала белый порошок. Все встали, отец Николай прочитал молитву, приступили к трапезе. После обеда отцу Петру стало плохо, его забрала «скорая помощь».

Павлуша сидел в своей комнате и пытался читать книгу. Его не удивило, что мать пришла домой раньше обычного, просто не заметил этого. Он был подавлен и обреченно ждал своей участи.

Но вскоре позвонил майор Рыбкин и пригласил к себе Любовь Алексеевну. На этот раз без сына. С самыми плохими предчувствиями она вошла в кабинет. Рыбкин сообщил, что хозяин машины Хромов забрал свое заявление и к юному угонщику претензий не имеет.

– Уголовное дело прекращается в связи с примирением сторон согласно статье двадцать пять, – огорошил он ее неожиданно радостным известием.

– А эта статья не имеет обратного хода? – осторожно спросила мать, боясь верить своему счастью.

– Согласно этой статье следователь с согласия прокурора может прекратить уголовное дело на основании заявления потерпевшего, – терпеливо объяснял Рыбкин. – В данном случае это касается лица, против которого впервые осуществляется уголовное преследование по подозрению или обвинению в совершении преступления небольшой или средней тяжести. Я учел эти обстоятельства. Статья также гласит: «Если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред».

Мать непонимающе уставилась на следователя. До сих пор Хромов не шел ни на какие контакты. Ни извинения, ни слезы матери не трогали его душу. Он твердил, что каждый должен отвечать за свои проступки. Будь он даже подростком.

Рыбкин понял ее смятение.

– Идите домой. Потерпевший удовлетворен тем, что обвиняемый загладил причиненный ему вред.

– Как? – совсем растерялась Любовь Алексеевна.

– Вам лучше знать, – жестко ответил Рыбкин и дал понять, что аудиенция закончена.

Женщину пронзила догадка. Это расплата за ее страшный грех. Ценой своего низкого поступка она купила сыну свободу.

Рыбкин позвонил еще раз, уже совсем поздно, и позвал к телефону Павлушу.

– Тебе, Зябцев, дали шанс. Так что воспользуйся им разумно, – посоветовал милиционер Павлу. – И мой совет тебе: гони в шею своих дружков. Они тебя подставили. А Хромову скажи спасибо.

Любовь Алексеевна спасла сына. Но у нее было чувство, что она лишилась чего-то очень важного. И боялась даже думать об этом: она потеряла свою душу. И стала горячо молиться: «Ангел Христов, Хранитель мой святый и покровитель души и тела моего, прости мне все, в чем я согрешила в сегодняшний день, и избавь меня от всякой хитрости злаго моего врага, чтобы я никаким грехом не разгневала Бога моего, но молись за меня грешную…»

Галя выслушивала последние напутствия Турецкого. Сначала их с Огородниковым путь лежал в больницу, к отцу Петру. Он пришел в себя, и лечащий врач позволил его навестить. Затем нужно было съездить в церковь, повидаться с Любовью Алексеевной.

– У меня еще намечена на сегодня новая встреча с Зорге, – напомнила Романова.

– В музее или в клинике у его жены? – уточнил Александр Борисович.

– Сегодня в музее. Вы мне все надоели. Беру выходной и иду культурно развлекаться, – многозначительно произнесла она.

– Побалуй себя мороженым. Как раз по морозу самый кайф, – посоветовал Турецкий.

Они подмигнули друг другу, Галя побежала по ступенькам вниз, где в машине ее уже ждал Огородников. Мотор тихо урчал, майор сразу тронулся с места.

Галя посматривала в зеркало заднего вида.

– Уже десять минут за нами «хвост», – предупредила она Огородникова, – черный «БМВ».

– Вижу, – хмуро бросил майор. – Вчера за нами другая тачка таскалась. Сволочи, совсем охамели. Никакой дистанции не соблюдают, прямо на нашей заднице висят. Так и хочется притормозить резко, чтобы налетели на нас. И ГАИ вызвать. Чтобы протокол завели, то да се, заодно узнать, кто такой наглый продыху не дает. Пустячок, а приятно.

Он поддал газу, преследователи не отставали.

– Совсем обнаглели. А вот я их так… – Он резко притормозил у городского рынка, «БМВ» лихо обогнул машину майора и перерезал броневику путь. Открылись одновременно две дверцы, из каждой выскочило по бандиту. Огородников мгновенно блокировал двери машины, Галя даже не успела ничего подумать. Бандиты открыли ураганный огонь по машине Огородникова. Выпустив обоймы, бандиты заскочили в свою машину, и она с визгом рванула с места. Галя сидела в машине бледная, с широко открытыми глазами. В таких переделках она еще не бывала, в роли живой мишени быть не доводилось. Огородников по рации связался с прокуратурой и местным отделением милиции.

Улица была пустынна. Люди растворились во дворах и магазинах, некоторые, особенно любопытные, выглядывали из подворотен или смотрели сквозь окна магазинов. С двух сторон улицы послышались сирены милицейских машин. Тут уж люди вышли из своих укрытий и опасливо двинулись к машине Огородникова.

– Хлеба и зрелищ, – сердито прокомментировал майор безмерное их любопытство. – А ну марш отсюда! – распахнув дверцу, заорал он, бешено вращая глазами. – У нас граната в обшивке застряла, щас рванет!

Народ отпрянул. Но не все покинули место происшествия, самые отчаянные остались наблюдать за развитием событий. Иван и Галя вышли из машины, осмотрели ее, Огородников только присвистывал или плевался сквозь зубы. Галя потеряла дар речи. Она поковырялась пальцем в обшивке машины, пулевые отверстия изуродовали новенькую бордовую «Шевроле-Ниву». Некоторые пули застряли в обшивке. Спас внутренний бронированный слой. Галя опять села в машину и уставилась невидящим взглядом в окно. Если бы автомобиль был не бронированный, ее душа уже смотрела на все это безобразие с ближайшей тучки. Сразу три машины с милицейскими номерами подъехали к «Ниве». Огородников в двух словах описал ситуацию.

– Прочешите местность, – сказал он, – а мы дальше поедем.

– А вы… в состоянии? – осторожно спросил немолодой капитан, оценивающим взглядом окинув разъяренного Огородникова, у которого от ярости даже руки тряслись.

– В состоянии, – коротко бросил он и газанул с места в ту сторону, куда умчался «БМВ». – Галя, я одного