лжесвидетельство под статью попадут. Ну стали вроде бы одно и то же говорить.

– И что же нового сказали? – поинтересовался Турецкий.

– Одно и то же – не значит новое. Но хотя бы все единодушно признали, что кухня горела уже вовсю, когда они прибыли. А вот комната пострадала очень мало.

– Мы и сами это видели. Что комната почти не пострадала. А насчет угарного газа что?

– Вот вам и новое: они все были в противогазах, якобы запаха никакого почувствовать не могли.

– С пожарными все ясно, – заключил Турецкий. – Хотят, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. А у меня завтра допрос с очной ставкой. – И он стал подробно рассказывать о встрече с настоятелем церкви и диаконом отцом Петром.

– Я думаю, настоятель по каким-то соображениям не захотел ничего говорить, – вслух подумал Яковлев.

– Вот и мне интересно – почему? – Турецкий прихлебывал чай и с аппетитом хрустел печеньем.

– Может, у него какие-то свои отношения с этими олигархами? Как там в церкви? Я имею в виду, в каком она состоянии? Если богатая, значит, олигархи отстегивают. На ремонт, на приобретение церковной утвари, на дорогие иконы, облачение священника… Обычно храм существует за счет прихода. Патриархат не всегда финансирует храмы, – высказала свои соображения Перова.

– Если городская администрация выбирает какой-то храм, чтобы присутствовать там на больших праздниках, то в бедный храм они не пойдут, – добавил Яковлев. – Выбирают побогаче.

– Церковь не бедная, – вспомнил Турецкий. – Правда, мы пришли после службы, там половина освещения не горело. Настоятель одет в обычную ризу, а у диакона и вовсе простенькая. Мне показалось, чуть ли не из черного ситца. А иконы красивые, дорогие. Да что мы обсуждаем? Конечно, олигархи храму деньги дают. Вопрос в том, много ли? И как к этому относится настоятель?

– А на эти вопросы мы ответить пока не можем… Если мы все обсудили, не пора ли разбредаться? Я засыпаю на ходу, – пожаловалась Галя. – Хоть бы мне эти пожарники не приснились. А то и во сне покоя не будет.

Обсудив планы на завтра, все разошлись, и Турецкий стал звонить домой. Телефонную трубку никто не поднимал. «Девчонки совсем обнаглели», – подумал Турецкий. Как только нет над ними его строгого надзора, пустились во все тяжкие. Часы показывали двенадцатый час. Где же они шляются по ночам? Да еще обе? И Ирка еще говорит, что занимается воспитанием дочери! Его возмущению не было предела. От злости он долго ворочался в постели, еще несколько раз пытался дозвониться, но трубку так никто и не поднял.

Утром Александр Борисович поднялся рано, не спалось. Рука сама потянулась к телефонной трубке. Уж утром его девчонки должны быть дома. Ирке надо на работу, Нинка, между прочим, школьница, не пропускает же она школу, сроду за ней такое не водилось. Трубку подняли сразу, сонный голос жены хрипло спросил:

– Алло, кто это спозаранку?

– Наконец-то, а где вы вчера ночью шлялись? – возмущенно поинтересовался Турецкий.

– Дома сидели. Ниночка уроки делала, я фильм смотрела.

– А трубку почему никто не брал?

– А неохота было, – нагло ответила жена. – Мы на всех обиделись. Нинуля с Димкой поссорились. А я с тобой.

– Когда это ты со мной поссорилась? Когда успела? Я с тобой не ссорился!

– Позавчера я с тобой поссорилась. Когда ты сказал, что с бабами развлекался.

– Ирка, ты что, обалдела? Я не мог такого сказать! Мне голову некогда поднять, не то что с бабами развлекаться. Я даже не смотрю на них. Тут и смотреть-то не на кого!

– Что, неужели нет ни одной, достойной тебя? – ехидно спросила жена.

– Ириш, нет ни одной, которая могла бы с тобой сравниться, – нежным голосом заверил ее Турецкий. А сам подумал, что с ним, наверное, не все в порядке. Не бывало еще такого случая, чтобы он действительно ни на одну женщину на обратил внимания. Вот что значит работа, совсем его заела!

– Ну если так, то ладно. Тогда дальше буду спать. Мне на работу к двенадцати. Звони вечером, подниму трубку, – милостиво позволила Ирина.

Турецкий успокоился. Слава богу, дома все в порядке. А то уже всякие страшные мысли в голову полезли. А Ирка, паршивка, вместо того чтобы обеспечить мужу надежный тыл, только и знает, что нервирует его. Вот приедет – всыпет ей. И Нинуле заодно. Нет чтобы отца поддержать, потакает всяким материным глупостям. Бедный Дима! И как он ее терпит?

Список свидетелей все расширялся, как выразился Яковлев, допросы вели в поте лица. Галю отрядили на встречу с Зорге в Музей истории нефтяных промыслов, и она радостно убежала, посоветовав на прощание Яковлеву прижать всех свидетелей к ногтю. Не фига вводить следствие в заблуждение своими фантазиями и ложными выводами.

В назначенное время Турецкий уже принимал Сатановского, Самарина и Певцева. Все они прибыли друг за другом, с небольшим интервалом. Если бы у Турецкого были свои прослушки в кабинете Сатановского, он узнал бы много чего интересного из вчерашнего их разговора. Даже не разговора, а настоящего заговора.

Александр Борисович изучающе разглядывал каждого. Сатановский – крупный вальяжный мужчина, с барскими манерами – свободно расположился на диване. Красивое лицо, черные волнистые волосы – блестящие и густые, прямо киноактер, герой-любовник. Его карие с поволокой глаза немного насмешливо наблюдали за прокурором, в то время как холеные крупные руки жили своей жизнью: они беспрерывно перебирали четки.

Самарин – узколицый, с впалыми щеками и выпяченным подбородком – смотрел на Турецкого настороженно. Время от времени веко правого глаза подрагивало от нервного тика. На обоих были дорогие костюмы. «Дипломаты», тоже явно из самых дорогих, они поставили на пол у своих ног. Если бы Турецкий был обладателем такого «дипломата», он его на пол никогда бы не поставил. А держал бы бережно на коленях.

Внешность Певцева произвела на Турецкого неприятное, отталкивающее впечатление. Грубые черты его лица как будто были слеплены на скорую руку. Тяжелый взгляд желто-зеленых глаз не отрывался от Александра Борисовича, неожиданно тонкие для его крупного лица губы были сомкнуты в узкую щель. «К такому спиной лучше не поворачиваться», – подумал Турецкий. Гости вели между собой светскую беседу, делясь впечатлением о вчерашнем концерте в филармонии, куда приехал на гастроли всего на два дня питерский симфонический оркестр. Видимо, у местных олигархов считалось хорошим тоном посещать концерты известных музыкантов. Показать, что они люди образованные и являются тонкими ценителями мировой музыкальной культуры, а не только умеют грести деньги лопатой.

– А вы, господин Турецкий, любите симфоническую музыку? – спросил снисходительным тоном Сатановский, вероятно ожидая услышать в ответ, что следователь в ней не разбирается.

– Я люблю старинную музыку, особенно лютню, – неожиданно услышал в ответ Сатановский. Турецкий ответил сухо, ему совсем не хотелось поддерживать с гостями светскую беседу. Отец Петр все не появлялся, и он начал беспокоиться. Прошло уже пятнадцать минут сверх назначенного времени.

– Что-то наш батюшка не очень торопится. Сразу видно, человек далек от светской жизни и не понимает, что у деловых людей время – деньги, – съязвил Самарин.

– Подождем еще немного, – попросил Турецкий и стал набирать номер телефона храма. Женский голос взволнованно ответил, что отец Петр почувствовал себя очень плохо, пришлось вызывать «скорую», и его забрали в больницу. Турецкий на мгновение растерялся. Гости выжидательно смотрели на него.

– К сожалению, наше мероприятие отменяется. – Турецкий постарался придать своему голосу металлический оттенок, чтобы приглашенные не почувствовали его замешательства.

– А что, собственно, произошло? – надменно спросил Самарин. – Нас оторвали от дел, мне пришлось перенести важную встречу. И оказывается, все напрасно.

– Петр Артемьев неожиданно заболел, – объяснил Турецкий, не вдаваясь в детали.

Все трое зашевелились, заговорили недовольными голосами и потянулись к выходу. Турецкому показалось, что в глазах Певцева мелькнула тень торжества. Генерал и так понял, что внезапная болезнь