— Фамилия моя вам не нужна. Я командир части…

— К-какой части? — спросил я, чуть заикаясь. Мне было больно шевелить губами. — Кармалев-ской, душманской?

— Советской, советской части… Бросьте придуриваться.

Он прошелся по комнате, как бы разминаясь перед гимнастическим снарядом. Лицо у него было в резких морщинах, но руки и ноги налиты силой, выдавали профессионального спортсмена-гимнаста или акробата.

— Хорошо, — сказал «спортсмен», — развяжите ему руки… Садитесь!

Я опустился на подставленный стул.

— Все проще пареной репы. Нам нужно поговорить начистоту. Мы выкрали вас, чтобы решить: или — или. Или шлепнуть вас, и концы в воду. Или договориться с вами о сотрудничестве.

— Вы допустили ошибку, товарищ Серый! Мои товарищи смекнут, что меня похитил спецназ!

— Ого! Вы меня вычислили! Слушайте, а вы мне нравитесь! Хотите выпить!

— Хочу.

Серый достал из холодильника, вмонтированного в железный шкаф, запотевшую бутылку «Московской», тарелку с бутербродами с колбасой и сыром, банку огурцов, бутылку «Боржоми». Поставил все это на стол и разлил водку по кружкам.

— Выпьем.

Затем налил минеральной воды.

— Знаете, — отдышавшись, сказал он, — любого шпиона отгадаю по тому, как он пьет водку. Иностранец пьет, не запивая спиртягу водой. В отличие от нас, русских.

Я усмехнулся.

Серый внимательно посмотрел на меня. Глаза у него были какие-то странные. Водянистые, будто налитые слезой.

— Чему смеетесь?

— Не ожидал, что буду пить водку в Афганистане в таких условиях. Вот будет смеху, когда я расскажу об этом в Москве…

— Не думаю, что это вам удастся. Впрочем, если мы придем к общему знаменателю, вы, пожалуй, сможете рассказать в Москве о гостеприимстве генерала Серого…

— А если не договоримся?

— Тогда… тогда ваши косточки сгниют здесь, на афганской земле…

— Только пугать меня не надо!

— А я и не пугаю. Я вам правду говорю. — Серый вздохнул, улыбнулся. — Итак, к делу. Скажите мне, пожалуйста: с чем вы сюда приехали, в Афганистан?

— Вы же знаете — взять под стражу и этапировать в московскую тюрьму одного из ваших подчиненных.

— Кого из подчиненных?

— И это вам отлично известно. Я приехал за Ивониным.

— Вот как! За Ивониным! — он нахмурился, ноздри у него раздулись, а лоб собрался резкими морщинами. — И что же он натворил?

— Я веду дело об убийстве сотрудницы городской прокуратуры, — я решил поднять значимость проводимого мною следствия, — дело на контроле в ЦК КПСС, а срок мне предоставлен минимальный.

— Дальше.

— Я располагаю доказательствами, что женщину убил именно Ивонин, когда был в Москве, получал свою награду. Это он нанес ей смертельный удар. Мне теперь по закону надо предъявить его для опознания свидетелям, провести очные ставки…

— А ошибки у вас быть не может? Знаете, как у нас бывало — расстреляют, а потом выясняется, что убийство совершено другим.

— Ошибки нет.

— И у вас уже есть санкция на его арест.

— Есть.

— Где она?

— В моем портфеле.

Он прошелся своей пружинистой походкой к шкафу, достал мой обтрепанный портфель и протянул мне…

Серый курил, рассматривая подписи Меркулова, Горного и Рогова.

— Что это за статья такая, девяностая? — поинтересовался Серый. Я объяснил, как на экзаменах по уголовному процессу:

— Следователь имеет право задержать подозреваемого на десять дней. Если за этот срок он соберет достаточно улик, он предъявит обвинение, подозреваемый остается в тюрьме до суда.

— А если не соберет? — поторопил Серый.

— Если не соберет, следователь обязан его отпустить. На все четыре стороны…

— Вот как! — обрадовался генерал. — Если я вас правильно понял, вы намерены арестовать одного из лучших офицеров частей особого назначения! Так сказать, рыцаря без страха и упрека! А доказательств у вас — с гулькин нос?

— Разве я сказал, что улик недостаточно? Вы спросили, я объяснил вам закон…

— Свидетели, очные ставки! Какая чушь! Свидетель любую чепуху подтвердить может! Я вот сейчас скажу своим ребятам. И они где хочешь подтвердят, что никакого Турецкого в расположении части не было. Ребята, подтвердите?

Солдаты засмеялись. Серый посмотрел на часы и заторопился:

— Оставим это. Скажите другое: какой процент раскрываемости убийств у вас в Москве?

Я не отгадал ребуса. Не понял, куда он гнет.

— В среднем по Москве раскрывается восемьдесят-восемьдесят пять процентов умышленных убийств…

— Из десяти виновных двое разгуливают на свободе… Это хорошо.

— Чего хорошего? Убил — и ходит по улицам. Пиво пьет…

— Хорошо потому, — твердо сказал Серый, — что в эти двадцать процентов вы включите Ивонина! Иначе вам отсюда не выбраться!

И Серый уставился на меня своими — слезящимися глазами.

— Вы что — хотите меня запугать?

— Нет. Перевербовать.

— Но это запрещено инструкцией. Сотрудники прокуратуры не имеют права работать на иные службы. Вплоть до КГБ.

Серый подошел ко мне. Взял за подбородок сильными пальцами, откинул мою голову и внятно сказал:

— На КГБ — нет. На партию — да. Спецназ служит только партии. Причем только ее центральным органам. Так что это не перевербовка, дорогой мой, это — другое.

— У вас ничего не получится, — парировал я. — Упущено логическое звено. Чтобы замять дело, со мной договориться мало. Надо поладить по крайней мере еще с пятерыми! И все они не здесь, а в Москве.

— Это не твоя забота. В Москве договорятся без нас. Мое дело договориться с тобою, с Турецким. Таков приказ.

— Чей приказ? — спросил я.

Он не ответил, снова подошел к шкафу и достал пакет.

— Слушай меня внимательно! Сейчас я отблагодарю тебя за то, что ты найдешь способ закрыть дело Ивонина. Я дам тебе деньги. Много денег. Здесь десять тысяч. И ты при свидетелях возьмешь эти деньги. И дашь мне расписку в том, что следователь Турецкий взамен обязуется вывести из дела Ивонина Владимира. И прочее в таком духе. Сам знаешь…

Он подошел ко мне вплотную, открыл пакет: толстая пачка сторублевок. Аккуратно положил пакет мне