Ирина Генриховна удивленно уставилась на Плетнева.

— Но ведь…

— Конечно, возможно, что это и чушь собачья, — не обращая внимания на удивленные взгляды, продолжал развивать свою мысль Плетнев, — но и вы поймите меня правильно. Во-первых, «Клюкву» все- таки не похитили, а во-вторых, что пожалуй самое главное, — свидетели!

Казалось, его возмущению не будет предела.

— Это же не свидетели, это же… это же черт знает что! Лаборант, рабочий день которого заканчивается по контракту в восемь часов вечера, периодически остается ночевать в лаборатории, в которой ведется разработка изделия, за который готовы выложить любые деньги даже самые продвинутые фармацевтические компании Европы, и распивает чаи с охранником, который почему-то отключает ночами видеозапись на камерах. Это что?! Да за такие «упушэния в работе»…

— Может быть, режим строжайшей экономии? — предположила Ирина Генриховна. — Шумилов как-то проговорился, что он столько вложил денег в свою разработку, что… В общем, не исключено, что его компания давно уже на мели, и он экономит сейчас каждый рубль, каждый доллар.

— Возможно, — согласился с ней Плетнев, — все возможно. Но в таком случае мне непонятно, зачем кормить за счет фирмы такого бездельника, как его двоюродный брат, я имею в виду Глеба Шумилова, если эти деньги можно было бы пустить в дело?

— Ну-у, во-первых, он не такой уж и бездельник, — попытался возразить Турецкий, — все-таки Глеб вполне приличный менеджер, с хорошим экономическим образованием, и сейчас, насколько я знаю, является не просто вице-президентом компании, но и директором по продажам.

— Являлся таковым! — поправил его Плетнев.

— Да, конечно, — согласился с ним Турецкий.

— Ладно, хрен с ним, с Шумиловым! — продолжал гнуть свою линию Плетнев. — Но эти двое, я имею в виду Савина с Кокиным… Я рупь за десять даю, что каждый из них что-то скрывает, один, правда, уже отскрывался, но я не удивлюсь, если в той же лаборатории и Кокина найдут со свечкой в руках. И тоже петарда разорвется у мужика, обширный инфаркт.

— Типун тебе на язык!

Но Плетнева уже невозможно было остановить.

— Да и академик этот… Ясенев! Ходит, сволочь, будто аршин проглотил. И вместо того, чтобы помочь мне, как просил Шумилов, этот хрен моржовый вообще послал меня куда подальше.

— Антон!..

— Прости, Ира! Но… сама понимаешь, накипело. А в этом гадюшнике даже поговорить по-человечески не с кем.

— Ну, насчет гадюшника, это ты, положим, зря, — попытался возразить Турецкий, которого резануло по сердцу произнесенное Плетневым «Ира», мягкое и нежное, как ласковый котенок. — К тому же мы отвлеклись от темы. С чего это вдруг тебе в голову могла прийти подобная мысль? Насчет того, что в хранилище никто не забирался и никакого грабителя никогда не было?

— Могу и пояснить, — пожал плечами Плетнев. — Вот смотри, — ткнул он пальцем в разложенный на столе план лабораторного корпуса. — В это здание просто так не зайдешь, да и с улицы не влезешь. Окна первого этажа заложены кирпичной кладкой, а все что выше — под сигнализацией. Забраться по сливным трубам также совершенно невозможно.

Он покосился на Турецкого, который следил за каждым движением его пальца, и в котором, кажется, просыпался прежний Турецкий, старший следователь по особо важным делам.

— Теперь смотрим дальше. Со стороны КПП также забор, пять метров, и все это под сигнализацией. К тому же строгая пропускная система: кто вошел, кто вышел, кто въехал, кто выехал. Короче говоря, строжайший учет. И по данным охраны, в ту ночь, когда была предпринята попытка ограбления, в лабораторном корпусе находились академик Ясенев, Савин с Кокиным, Гоша и Модест, уборщица и Глеб Шумилов, вице-президент компании.

И как бы ставя точку, Плетнев развел руками.

— И все!

— Логично, — вроде как согласился с ним Турецкий. — Но при этом ты забываешь тот факт, что кто-то высадил окно на втором этаже и выпрыгнул на улицу.

— А вот туточки я сильно сомневаюсь, что кто-то выпрыгивал из окна на улицу, — усмехнулся Плетнев. — Как показали те же Гоша с Модестом, когда они подбежали к окну, на улице никого не было. Ни-ко-го! — с силой повторил он и замолчал, вопросительно уставившись на Турецкого. Что, мол, скажете на это, господин, товарищ следователь?

Турецкий молчал, и Плетнев вынужден был вбросить свой последний козырь:

— К тому же замок в хранилище не взломан, а открыт ключом!

— А у кого хранятся эти ключи, у охраны?

— Если бы у охраны! — усмехнулся Плетнев. — Тогда можно было бы хоть кого-то раскручивать да перепроверять на вшивость, а то ведь… Короче говоря, ключи эти были у двоих: у самого Шумилова и у нашего академика. И кого же из них прикажете подозревать в первую очередь? Самого Шумилова или все- таки главного разработчика «Клюквы» Ясенева?

Плетнев напирал, и Турецкий вынужден был выдвинуть собственную версию:

— А эти ключи не могли выкрасть? На время. Чтобы сделать приличную копию.

— Исключено! И у того, и у другого они висят на том же брелке, что и ключи от дома.

— А если отмычкой? — предположила Ирина Генриховна.

— Ежели только какой-то фантастической отмычкой, — как бы сразу же отмахнулся Плетнев. — В замке ни царапинки, ни соскоба, ни-че-го! К тому же сейф. Хоть и пытались его открыть, да видимо не успели.

— Кто знал код?

— Все те же двое: сам Шумилов и его правая рука по науке Ясенев.

Плетнев обреченно вздохнул, будто его заставляли делать что-то непотребное, и негромко произнес:

— Может, конечно, я и не прав, но как мне кажется, пора бы уже переводить свидетелей в ранг подозреваемых.

— Ты того!.. — вскинулся на него Турецкий. — Не торопись особо! Дров можно наломать. К тому же у нас два варианта… Либо кто-то из тех, кто официально оставался в этом корпусе, либо кто-то проник внутрь.

— И все-таки, — продолжал настаивать Плетнев, — тот человек в черном капюшоне, которого видел на экране монитора Гоша, был все это время внутри лабораторного корпуса.

— Но почему?! Почему ты в этом так уверен? — уже окончательно вышел из себя Турецкий, всего лишь на долю секунды представивший себе ответную реакцию Шумилова, когда он вынужден будет сказать ему об этой версии.

— Да потому, что окно было разбито урной, которая до этого стояла на четвертом этаже. И согласись, что бежать на четвертый этаж, а потом спускаться вниз с урной в руках, когда по всему корпусу верещит сигнализация, это…

И он замолчал, не в силах подыскать подобающее данному моменту сравнение.

— Хорошо, — согласился с Плетневым Турецкий, — предположим, что окно действительно было разбито урной, но ведь тот, кто проник в лабораторный корпус, мог переставить эту урну и раньше.

— Зачем? — удивился Плетнев. — Ведь это же лишний риск. В любой момент заметить могут!

— Чтобы навести тень на плетень, да еще чтобы сбить следствие с толку, — и пояснил удивленному Плетневу: — Пока суд да дело, пока следствие будет разбираться с сотрудниками шумиловской фирмы, можно будет спокойно вывезти «Клюкву» в ту же Европу, и тогда уже концов вовек не найти.

Плетнев пожал плечами, давая тем самым понять Турецкому, что не принимает его версию, однако Александр Борисович уже продолжал развивать ее, пытаясь одновременно уловить реакцию Антона.

— Кстати, что ты думаешь насчет Глеба? Ведь именно ему ничего не стоило на какое-то время позаимствовать ключ у брата. А может быть, и слепок с него снять…

Эта версия, пожалуй, была самой перспективной и в то же время подтверждала догадку Плетнева, что