только теперь профессия экономиста — едва ли не главная в постсоветской горькой действительности. А десяток-полтора годков назад — что? Бухгалтерия? Фи! Вообще-то наверное какова экономика, таковы и требования к кадрам. Но генерал Марчук явно не был дураком, ибо до пенсии занимался в Комитете кадровыми вопросами. А на них, на вопросы эти, кого ни попадя не сажали.
— Ну так я поехал, Саш! — Олег легонько потряс в воздухе ладонью, подхватил со спинки стула свой длинный светлый плащ со спущенным ниже задницы поясом, как ходят нынче богатые пижоны, хлопнул Сашу по плечу: — Давай не забывай, звони, визитку я тебе оставил, — он ткнул пальцем на противоположный край стола, — а я отбыл. Дела, Саш…
Удалился в прихожую он вполне трезво — высокий, красивый, черт его дери! Турецкий улыбнулся ему вслед и хмыкнул: «Мы хоть и сами с усами и ростом не обижены, однако далеко нам до этого, молодого поколения, ох как далеко! Хотя я им все равно не завидую, нет».
Саша не слышал, как захлопнулась дверь, потому что с удовольствием вытянул ноги на диване, на котором сидел, и откинул голову к высокой и мягкой спинке — обволакивающей и утихомиривающей, утоляющей эту… как ее, а, все равно хорошо…
Сон ли, слишком отчетливое воспоминание — не понятно, что это было на самом деле. Турецкий вдруг оказался на футбольном поле в Тарасовке. Он провел мяч по самой кромке и аккуратненько этак передал его Кирке. А тот в грязной майке, растрепанный, потный, но ловкий, крепенький, точнейшим ударом послал его в ворота. Гол! А вот и фигушки! Олег, даром, что каланча здоровенная, вынимает удалой мячик ну прямо из-под самой планки! И хоть жалко незабитого красивого мяча, внутренне Саша обрадовался за Альку- Олежку. Ведь сегодня утром он прочитал свое имя в списке абитуриентов, принятых на юрфак И в том же МГУ, откуда вышел в самостоятельное плавание его друг, покровитель и в чем-то даже учитель, к примеру в самбо. А кто же этот уважаемый человек, которому готов подражать Олежка? А это, да будет всем известно, Александр Борисович Турецкий собственной персоной… Однако судья свистит, и значит, Олежка сейчас пробьет от ворот. Снова свистит этот зануда судья, местный старожил, у которого семейство Марчуков- Романовых снимает который уже год подряд дачу на все лето. «Кончай свистеть!» — крикнул Турецкий и… проснулся.
«Будь ты неладен, Грязнов, со своим дурацким секретным аппаратом!»
— Саша, срочно — слышишь? — срочно приезжай в прокуратуру!..
Голос принадлежал Косте Меркулову. Уж его-то тембр ни с чьим другим не спутать.
— Ну что еще случилось? — забормотал Турецкий. — Не дождались, значит, и убили-таки генерального? А теперь не знают, на кого вину свалить? Так меня же там не было! Есть свидетели… тот же Олежка. Ему поверят, он в «Белом доме» живет…
Однако смех смехом, а в таком неприглядном виде в прокуратуре ему сегодня делать совсем нечего. Он же себе не враг. Он друг себе, но от этого не легче. Надо что-то сочинять, причем быстро. Вот если бы уже в отпуске числиться, тогда другое дело. Но пока было только заявление и Костин автограф, разрешающий Александру Борисовичу Турецкому долгожданный загранотдых.
Он задумался: ехать или сочинить подходящую «версию»? Вообще-то в данный момент, как он тут же понял, нужно было для начала залезть под прохладный душ, благо лишь он и имелся в квартире Грязнова. Октябрь, а эти марамои из жилконторы отключили горячую воду. Так себе, сочится что-то тепленькое. Вода, конечно, хорошо, но этого было мало. Саша долго рылся в Славкином письменном столе в поисках шариков «антиполицая», но таковых не обнаружилось. А ведь были, он точно помнил… Зато нашел «алку-зельтер» и дорогой аспирин «упса». Не долго размышляя, он кинул в стакан с водой пару «алок» и таблетку аспирина. Все в стакане зафырчало, заклубилось, и Саша не без отвращения выпил эту кисловатую газированную дрянь. После этого он смог уже не только четко соображать, но и спокойно прибрать со стола остатки пиршества, иными словами выкинуть в мусоропровод пустую бутылку, банки и окурки из пепельницы. Завершилась операция по наведению порядка в организме и вокруг него тем, что он старательно изжевал полпачки цейлонского чая.
Впрочем, почему это надо мчаться куда-то по какому-то звонку? Совсем нетрудно притвориться, что никто ничего не знал, ничего не слышал, да и вообще никого не было в эти часы дома. А когда приехали, было уже поздно вообще куда-то мчаться, тем более звонить. Теоретически, конечно, все так, согласился со своими доводами Турецкий, если бы звонил, скажем, генеральный прокурор. Или Президент. Черт Иванович в конце концов! Да, так бы он и поступил.
Но зачем позвонил Грязнову не Черт Иванович?!
За рулем он сконцентрировал свое внимание до предела. Нет, конечно, советы не наглеть в левом ряду, не жаться трусливо в правый, не обгонять на встречной полосе и тому подобное — давать нетрудно. Сложнее все это выполнить самому, особенно на такой машине, как этот «жигуленок», который предпочитает больше стоять, показывая свой норов, нежели ездить. Так и жди от него в любой момент какой-нибудь пакости. Но в этот раз, похоже, обошлось. Либо машина сама почувствовала необычное состояние водителя и решила не нарываться на неприятности. Словом, до родной Прокуратуры Российской Федерации Турецкий домчал довольно бодренько. Поднялся к себе в кабинет, успокоился, сосредоточился, сделал умное выражение лица и после этого отправился к Меркулову.
Был самый конец рабочего дня. С минуты на минуту потекут по лестнице к выходу озабоченные сотрудники. Но имелся особый шик заниматься делами именно тогда, когда никакой суровой в том необходимости не было. Причем во всех присутственных местах дорогого отечества. «Сам не спит, видишь, его окно светится — даже стихи об этом писали, — вот и ты спать не должен!»
Меркулов был, как обычно, крайне озабочен. Но Турецкий не дал ему первому слова. Независимой походкой войдя в кабинет, он деловито и сухо осведомился:
— Есть вопросы по делу? Недоработки? Но какое все это, в сущности, имеет значение? Оставим право выносить приговор суду. Свою работу, полагаю, мы выполнили, сроки не завалили… Исходя из вышеизложенного, считаю свою миссию завершенной и потому, с вашего благословения и по прямому указанию, сматываюсь в отпуск.
Витиевато сказал, возможно, даже многословно, но зато вложил в несколько фраз всю необходимую информацию и явно намекнул, чтоб от него наконец отцепились.
— В какой отпуск?! — Костя Меркулов был в буквальном смысле ошарашен.
— Ну, знаешь! Это уже… — Турецкий не мог подобрать подходящие моменту слова. — Вы что на своем олимпе — совсем уже все с ума посходили?! — Он запоздало сообразил, что перебирает в тоне и стилистике речи, что надо бы маленько сбавить, все же Костя, хотя для него он так Костей и останется, тем не менее является заместителем генерального прокурора и разговор происходит в его рабочем кабинете, а не в пивнушке, той знаменитой, что была на Сухаревке и которой давно уже не существует.
Запоздало разглядел Саша выражение Костиного лица — удрученное, кислое. И сказал уже другим тоном:
— Ты же сам, вспомни, говорил мне, когда перетаскивал сюда, в это здание, с Благовещенского: закончишь с банкиром — и сразу в отпуск, обещаю твердо. Ведь обещал?
— Обещал, — покорно кивнул Костя.
Говоря «сюда», Турецкий имел в виду центральную контору, распространяющую запах разлагающейся законности на всю территорию страны, то есть здание Российской прокуратуры. Дело в том, что следственная часть Генеральной прокуратуры расположена в Благовещенском переулке. Но когда Бог и суровая действительность подложили ему дело об убийстве депутата-банкира и потянулась цепочка, истинное значение которой поначалу никто оценить даже и не попытался, Меркулов сообразил первым. Объяснив срочное переселение Турецкого на Пушкинскую, 15 А, теснотой рабочих помещений в Благовещенском, Костя, разумеется, имел в виду совершенно иное обстоятельство: Сашино отлучение от благовещенской команды имело под собой железную основу — необходимо было даже чисто механически избавиться от любопытных носов коллег-следователей, сующихся в непростые перипетии мафиозно- банковско-правительственных разборок. Ну а кроме того, Турецкий льстил себя надеждой, что без его присутствия рядом, как в добрые былые времена, Костя просто не мог бы обходиться. Недаром же окрестили Турецкого в свое время «мастером версий». Мастер там или не мастер, а талант ведь не спрячешь. Саша
