стариковски, да посмотрим на вас издалека... Вояки... Мать вашу...
Ах, как прав был тогда его отец!
Папа Леша тоже был разведчиком... В далеком 41-м десятилетний пацаненок пришел в партизанский отряд, да так и провоевал разведчиком полных четыре года. А медаль его нашла только в 92-м, через 47 лет после окончания войны!.. Преступников, объявленных во всесоюзный розыск, находили быстрее, даже самых отпетых – максимум лет за десять... Видать, они были нужнее этой власти, чем пацаненок-разведчик, которого наградили-таки, на 61-й год от рождения...
Провидцем был его отец...
Двоих боевых братьев из своей группы Андрей больше не увидел никогда – Змея и Тюленя.
Они были единственными, кто после всех коллизий не нашли свое место на «гражданке» и остались служить в уже Российской армии. Да так и остались в ее рядах навсегда...
Первый погиб в Сербии через год, в 96-м... Второй – в Чечне в 97-м, через два...
Часть первая
12 июня 2004 г.
Израиль...00.40 ночи...
«Как же все это начиналось?» – Андрей опять был наедине со своими мыслями.
Его суровое лицо было освещено голубоватым светом компьютерного монитора. Это свечение было единственным в этой, такой большой и такой чужой ему, квартире – его полуторагодовалый сын, его Максимка, уже давным-давно смотрел свои цветные детские сны, смешно сопя в нос и чмокая губами, а «мадамы», как про себя называл их Андрей, в кругу своих очередных гостей допивали, судя по воплям, вторую бутылку «белой», закрывшись от него в «маминых апартаментах» и отгородившись стеной отчуждения... Так продолжалось вот уже четвертый месяц...
Андрей опять был один...
Одинокий «пес войны»...
Обретший наконец-то такого долгожданного сына... И «семью»...
Опять один на один со своими мыслями и воспоминаниями...
«Терпи, солдат! Уже немного... Сам же ведь учил других – солдат сначала бежит сколько может, а потом – сколько нужно!.. Так что... Терпеть!.. Еще немного... Уже и билет на руках, и все проблемы с документами решил... Еще три недели, и все... А все ли?.. 6 июля твой самолет взлетит, унося постаревшего Филина в Одессу... Девять лет. ДЕВЯТЬ!!! Как отсидел по 102-й за то „мочилово“ в 95-м... Одесса! Одесса!!! Домой... Дай-то бог... Чтобы все наконец-то так и случилось... Девять лет! Тебе, Филин, уже почти 37... А сколько всего было за эти годы!.. Мама дорогая!.. Сколько всего произошло!.. Знать бы тогда, у трапа „Шостаковича“!.. Унижения, работа, как у раба... Та стройка, на которой ты разбился, упав в шахту лифта с 12 метров... На бетон... Спасибо „Витязю“ – выжил... Летел спиной, а приземлился на „четыре точки“, как кот, вывернулся в полете... Только морду на бетоне „оставил“ да колено, то, которое еще в Афгане осколком пометили, разбил... В кашу... Операции... 3 месяца в коляске... Инвалидность... Но!.. Встал же! Потом заводы... Работа на пределе... Развод с Аней... Спасибо тебе, господи, что отвел тогда мою руку от нее и двоих ее „друзей“, когда застал их в своем доме... И... Легион... „International France Legion“... И опять служба. Только теперь... Для кого и за что? А чем было еще заняться?! Только теперь... Братство „Диких Гусей“... Soldiers of fortune... А какие неожиданные встречи случались! В джунглях Латинской Америки, Африки, в заоблачной выси Тибета – вспомнить, и то жутко!.. Некогда огромная, сильнейшая держава обнищала вмиг, да и выбросила за ненадобностью из своей армии „постаревших“ ее „ветеранов“ под видом сокращения ВС. Да только не подумали Большие Лампасники о том, что этим, тридцатилетним по большей части или немногим более того, мужикам податься-то и некуда! Именно они, рожденные с 62-го по 68-й, надевшие офицерские погоны, и были теми „ремесленниками“ войны, которые не успели получить два просвета на погоны[2] и потому «откушали» вместе со своими солдатиками все, что предложила им «откушать» Родина в смутное время перестройки... А потом... Потом, не сказав спасибо, отправила на нищенскую пенсию – «младший оф. состав»... И не учла того, что они, профессионалы войны, более как стрелять, толком-то и не умеют ничего... Тарас породил своего сына, а убить не сумел – перестроился, демократизировался... И пошли его сыны, обиженные невниманием и презрением, по миру счастье искать да опыт свой бесценный предлагать... И нашли свое место... «Солдаты удачи»... И Филин не стал исключением, чего скрывать-то... И опять с «оптикой»... Дай-то бог, чтобы все наконец-то закончилось! Пусть так и случится! Господь – велик! Он не оставит меня... Молю тебя, господи, на тебя уповаю, на милость твою и благодать!..»
Андрей перекрестился на крохотную, в пол-ладони, иконку, посмотрел на святые лики Иисуса и Девы Марии и...
Опять углубился в свои мысли...
«...Девять лет! Кто бы мог сказать тогда, в 95-м, что все пойдет именно так, как пошло? Кто знать-то мог! Девять лет! Добровольная тюрьма... – Он вздохнул тяжело. – Может, и права была мать, когда говорила остаться? Да только... Кто о том знать может?.. Да уж: „Нам не дано предугадать“. Ну, ничего... Скоро уже, очень скоро! Пацанов своих увижу! Пацанов... Им всем уже за „сороковник“ перевалило, пацанам-то... Девчонок... Синичку, Прапорщика, а вот Амазонку вряд ли – времени не хватит... Какие они теперь, мои такие дорогие до сих пор и такие далекие „боевые подруги“?.. Э-эх-х!!! Жизнь!.. А там... Максимку буду на ноги поднимать... Всего-то и есть у меня две недели надышаться Одессой за все девять лет – возвращаться все же придется. Да уж... Лина вернуться в Одессу никогда и ни за что не согласится, разве что стану миллионером в одночасье. У Максимки по документам нет отца: статус „матери-одиночки“ – очень выгодный статус...»
Андрей улыбнулся грустно, вспоминая мордаху спавшего в соседней комнате сына.
«Вот так, господин, теперь уже трижды, капитан[3] . – Андрей погладил пальцами две «шпалы», означавшие звание «capitan», на легионовском берете. – Ты как фантом, добрый ангел – трудишься для семьи, деньги носишь, а тебя нет! Ну, ничего... Главное, чтобы Максик здоровым и умным рос! А жизнь... Она потом все на свои места расставит – кто прав, кто...»
Андрей закурил сигарету и откупорил очередную банку пива. Десяток таких же, но уже опустошенных им, стояли тут же, на тумбочке, стройным рядочком – сегодня его почему-то не забирал этот пятиградусный алкоголь, а уподобляться своим соседям за дверью и жрать водку Андрей не хотел принципиально... Да и не в одиночку же ее пить! А пиво, что... Пиво можно. Под мысли...
Он вдруг улыбнулся и приложил ладонь, отдавая честь, к жившему в его памяти краповому берету:
«Парад! Р-равня-айсь!!! С-смир-р-но-о!!! Р-равнение на с-средину!!!»
И улыбнулся пивным банкам, стоявшим аккуратным армейским строем в две шеренги...
Ностальгия...
«...Как же это было? С чего началось? – Андрей потер шершавой ладонью свой лоб. – Наверное, тогда... С задней палубы „Дмитрия Шостаковича“, 22 апреля 1995-го...»
Аня
22 апреля 1995 г. Трамвайчик Одесса – Хайфа...
Трамвайчик... Так называли это судно – «Дмитрий Шостакович»...
В последних три года «Шостакович» ходил только по этой линии, Одесса – Хайфа, перевозя в своих комфортабельных и не очень каютах туристов в Израиль. Но по большей части тех, кто навсегда уезжал с «доисторической Родины» на «историческую», в Израиль. Нет, можно было бы, конечно же, и самолетом – два с половиной часа, и ты уже в Израиле... Меньше, чем до Москвы... Но... Для тех, кто попрактичнее, везти свое нажитое барахло на трамвайчике, где разрешался груз в 150 кэгэ на человека, или на самолете, где разрешенных было всего-то 50, имело, наверное, огромное значение. Тем более что разница в стоимости билетов была всего-то в 50 «вечнозеленых» американских рублей... А если такая семья состояла из 4 человек, то появлялась возможность вывезти своего скарба на 400 кэгэ больше... Сколько же потом Андрей видел этих фанерных «контейнеров», так и не вскрытых годами... Но это было потом...
Для Андрея трамвайчик имел другое значение...
Ему казалось, что самолет обрубал все концы с Родиной...
А он...
Ах, как же он не хотел ехать!.. В совершенно чужую, далекую для него страну. Где все, абсолютно все было не так и не то, к чему он привык, в чем он вырос. Там даже писали иначе – справа налево!..
