назад, поймала глазами его алчущий взгляд и улыбнулась — томно и хищно.
А в следующую секунду за спиной Фитора приоткрылась дверца шкафа, и мускулистый загривок бывшего кикбоксёра принял нокаутирующий разряд в двести тысяч вольт, если, конечно, инструкция электрошокера не завышала показатели.
Фитор изогнулся дугой, да так и замер, пока Наталья Андреевна не соизволила разжать хват и отпустить обмякшее тело в руки вылезающего из шкафа Константина Эдуардовича. Тот медленно опустил безжизненную тушу на пол. Не удержавшись, бросил косой взгляд на заголённые бёдра под задранной до трусиков юбкой.
— «Йо-ошка!» — передразнил её Константин Эдуардович. — Да это целый ёшкин кот.
Наталья Андреевна, всё ещё часто дыша, одёрнула подол, слезла со стола.
— Пойду, пожалуй, — переступила через голову Фитора, повернула защёлку.
И услышала в спину злое — не по звучанию, а по сути:
— Нравится, да?
— Работай, трудяга, — язвительно ответила она.
Вышла в пустой торговый зал, закрыла за собой дверь, потянулась как сонная кошка. Да, нравится. И тебе бы понравилось, можешь не сомневаться, Костечка. Привлечение чужого желания — эта игра затягивает с головой! Осознание того, что она может вот так, запросто, окрутить, привлечь, влюбить в себя первого встречного, распирало её изнутри. Бросить всё, уехать в Лос Анжелес или Венецию, охмурить какого-нибудь Ричарда Гира или Мэла Гибсона, и... Кролик — не для спокойной жизни, правда, Наташка?..
Конечно, она знала, что никогда так не поступит. Как бы ни подчинялся ей металлический грызун, как бы ни хотелось с его помощью закрутить какую-нибудь сногсшибательную авантюру, на работе такого не поймут и не простят. И тогда ей понадобятся не навыки, дарованные Кроликом, а умение как у Яна — исчезнуть, раствориться, избегнуть чужого внимания. Нет, она не собиралась прятаться всю жизнь ради нескольких недель или месяцев вседозволяющего безумства.
Наталья Андреевна машинально поправила кулон с кроликом, на длинной цепочке скрывающийся под свитером. Стриженый худощавый парень в толстовке с надписью «Црвена Звезда» прошёл ей навстречу и скрылся в подсобке. Помощнички подтянулись. Но это были уже не её заботы.
Ян устроился с подносом за весёлым оранжевым столиком под искусственной пальмой. Судя по количеству пустых бумажных тарелок, он уже приканчивал десерт. На другой стороне стола стоял стакан сока с пластиковой крышечкой, а рядом на салфетке лежала красивая слоистая выпечка с застывшими в желе разноцветными фруктами.
Хороший мальчик, подумала она. Неслышно подошла со спины и тихонько потрепала его по плечу.
— Отличный кренделёк, спасибо! Будет на вынос. Едем?
— Кофе не хотите?
— Дотерплю до отеля.
Ян одним глотком опустошил свой стакан, сгрёб тарелки на поднос, поднялся.
— Дранг нах гастхаус! — провозгласил он.
— Звучит бодро! А что это значит? — мило улыбнулась Наталья Андреевна, заворачивая пирожное в салфетки и забирая стакан с соком.
— Марш в гостиницу! — ответно улыбнулся Ян.
Хороший мальчик, подумала она снова. Попробовать, что ли, с ним обойтись без Кролика? А то как-то неспортивно.
Энвер волновался всё больше. Прошло больше десяти минут, а Фитор не вернулся. Да ещё и оставил Быка в машине! Теперь получалось, что Энвер в ответе за фигурку. Мобильный Фитора — вне зоны доступа, и что прикажете делать?! Не надо было, нельзя было заезжать на чужую бензоколонку.
По ступенькам торгового комплекса спустилась молодая женщина, держащая в руках белый свёрток и бумажный стакан. Следом за ней вышел разноглазый парнишка. Так вот кого он подбирал в аутлете! Ничего так, Энвер тоже подобрал бы такую. Где Фитор? В сортире застрял, что ли? Пора бы ему уже выйти, они же сейчас уедут.
Но Фитор не шёл.
Длинная и стремительная «Вектра» выскользнула с парковки. Сидящий за рулём парнишка внимательно посмотрел на Энвера. А тот так и не решил, что же ему делать.
Наконец, чертыхнувшись, он достал из кармашка на двери мягкую тряпку, которой иногда протирал стёкла. Открыл бардачок, осторожно взял тряпкой Быка, завернул и убрал в карман куртки.
В торговом комплексе Фитора не было. Ни в кафе, ни в магазине, ни в туалете, ни в подсобном помещении, куда Энвер сунулся как бы по ошибке, чтоб не нарваться на конфликт. Пару раз он ловил пристальные взгляды официантов из «Куханья у Београду». Не стоило оставаться здесь дольше.
Уже выйдя на улицу, Энвер позвонил в Бюро.
«Вук» по-сербски означает «волк». Волк, а не шакал! Происходящее — пусть не в его доме, но всё-таки на его территории — нравилось Вуку всё меньше.
Маленький тихий бюргерский городок в стороне от оживлённых трасс. Заброшенная табачная фабрика с просевшими коньками крыш, выбитыми окнами, растрескавшимся фундаментом не стоила здесь слишком дорого. Вук оставил всё как есть — развалины не привлекают слишком много внимания и привычны взорам местных жителей. Лишь привёл в порядок одно из внутренних зданий, не просматривающееся с улицы. Да выставил перед воротами плакат: «Продаётся промышленный объект. Под реставрацию и модернизацию». И телефоны. И цена — раз в двадцать выше реальной рыночной, чтобы никакому сумасшедшему не пришло в голову прицениться.
— Константин, — сказал Вук русскому, чёрной птицей согнувшемуся над лежащим на полу бесчувственным телом, — я обещал тебе содействие, выделил ребят, транспорт. Но я очень надеюсь, что с этим человеком не случится чего-то нехорошего. Ты понимаешь, кто он. А с теми, что стоят за ним, нам тут жить. Ты уедешь, а мы-то останемся.
— Ничего ты мне не обещал, — легкомысленно ответил Константин Эдуардович, — вообще ничего. Просто ты нам много, очень много должен. Никто не спрашивает с тебя денег, правильно, Вук? Мы же попросили о сущей мелочи — дать спокойно пообщаться с одним человеком. И что ты тут маячишь? Я разве говорил, что мне нужны ассистенты?
Вук мрачно вздохнул. Всё верно, где долги — там и отработка. Только этот мешок мышц, лежащий в отключке — не абстрактный «человек», а Фитор Тьёр, известнейший в Райнланде косовар, входящий в круг доверенных лиц самого Джака Уштара. Фитор-Скала, самолично очистивший Саарбрюккен от курьеров ндрангеты[23]. Когда говорят «с одним человеком», таких как Фитор в виду не имеют. Он бы ещё Медждима Руая сюда притащил!
Русский деловито готовил пленника к беседе. Надел ему на глаза очки для сна с вышитым летящим самолётиком. Принёс из угла стул. Рядом на одном из стоящих вдоль стены верстаков расстелил газету. Достал из своего красивого и непрактичного кожаного саквояжа обычную автомобильную аптечку. Аккуратно извлёк из неё два инсулиновых шприца с тонкими иглами. Включил на запись и поставил на паузу кассетный диктофон. Проверил, надёжно ли упакованы руки, засунутые с двух сторон в узкий длинный чехол и сложенные в нём на груди, а затем уже зафиксированные между собой от локтей до плеч тугими бинтами. Неразборная буква «П». То ли смирительная рубашка, то ли подготовка фараона к захоронению. Добротная фиксация, ни люфта, ни синяков.
В конце концов, Константин соображает, что делает, решил Вук. Он знал русского всего три года, но его предшественника — все двадцать, с той азартной поры, когда ещё был Запад и был Восток. А за двадцать лет Вук успел убедиться, что коллеги Константина чётко определяют свои задачи и владеют средствами их выполнения. Он действительно задолжал им — то, какого положения в Райнланде достиг простой югославский эмигрант, было бы невозможно без долгих и тщательных вливаний — деньгами, контактами, услугами.
И оскорбительную манеру беседы, выбранную русским, приходилось проглатывать. Если бы их разговор слышал бы хоть кто-то из людей Вука, Константина пришлось бы заткнуть. Но телохранители руководителя
