— Что такое? — сказал он.

Гейдрих ласково улыбнулся гостю, проследовал к столу, взял документы и вернулся. Движением руки он попросил, чтобы Канарис отодвинул поднос с напитками. На столик легло большое фото. Снимок запечатлел море и на заднем плане береговую полосу с нагромождением зданий. В левой части фотографии отчетливо просматривался пожар — бьющие вверх языки пламени, клубы черного дыма. Темный шлейф окутывал добрую треть города.

Канарис молча рассматривал снимок.

— Баку, — негромко сказал Гейдрих. — Взорван и горит мощный нефтяной фонтан.

Затем он развернул несколько газет с фотографиями нефтяного пожара.

— Русские газеты. Издаются в этом городе. Вот переводы интересующих нас материалов.

Канарис просмотрел машинописные листы с переводами.

— Смотрите-ка, быстро разобрались, что была диверсия, — проговорил он, откладывая очередной лист. — Разобрались и не скрывают этого.

— Они не дураки. Такая публикация — лучший способ насторожить население.

— Как я понимаю, действовал ваш человек?

— Мой, — сказал Гейдрих.

— Он вернулся?

— Увы, нет.

Канарису был передан перевод еще одной газетной заметки. Описывалась история того, как органам безопасности и пограничникам удалось в последнюю минуту нагнать в море пароход, отправлявшийся в заграничное плавание, и снять с него диверсанта.

Далее в сдержанных выражениях критиковались действия командира пограничного катера — тот проявил нерасторопность, халатность и не довел дело до конца. Во время разыгравшегося шторма преступник растолкал конвоиров и бросился в море. Несмотря на тщательные поиски, его не удалось обнаружить и взять на борт. Командир катера наказан. Ведется расследование.

Канарис прочитал текст заметки и отложил бумагу.

— Весьма прискорбно, — сказал он. — А не могла быть так, что этот отважный человек спасся?

— Он был в наручниках.

— Точные сведения или догадка?

— На том пароходе были еще два моих человека. Один находился на палубе, когда арестованного вывели из каюты и посадили в катер. Он видел: наручники были надеты.

— Действительно разыгрался шторм?

— Подтвердил и это. А вот справка метеорологической службы. Как видите, шторм. Ветер достиг силы одиннадцати баллов. Северный ветер. Для парохода он был попутным, для пограничного катера — встречным… Но вы так подробно выспрашиваете! В чем причина?

Канарис потянулся в кресле, улыбнулся.

— На следующий день в этом городе случилось новое происшествие… Я спешил к вам, чтобы преподнести сюрприз. Видите ли, позавчера я получил такие же газеты. — Он извлек из портфеля несколько газет и показал Гейдриху. — Получил их и сразу вспомнил наш последний разговор. Напрягите память, группенфюрер, в канун отъезда в Вену вы прогуливались со мной. Речь зашла о нефти наших противников. Вы сказали, что, может быть, в эту минуту два человека СД действуют в нефтяной столице Советов… И вот мне доставляют бакинскую прессу с информацией о диверсии в нефтяной промышленности! Разумеется, я сразу понял, чья это работа. Вы вернулись, и я поспешил к вам, чтобы поздравить с успехом. Увы, сюрприз не получился.

— Занятно, — пробормотал Гейдрих. — Что же дальше? О каком новом происшествии вы упомянули?

— Вам не известно о нем?

Адмирал достал из портфеля новый документ. Это было фото: огромную цилиндрическую колонну, обвитую переплетением труб и мостков, наполовину закрывали клубы дыма; внизу копошились люди и стояли два пожарных автомобиля.

— Что это такое? — спросил Гейдрих.

— Нефтеочистительная установка номер семнадцать, самая крупная и современная на самом крупном заводе Баку. Подорвана на следующее утро после того, как был взорван и загорелся нефтяной фонтан.

Гейдрих взял снимок, долго разглядывал его. Губы главы РСХА раздвинулись, на узком лице возникло подобие улыбки.

— Откуда это у вас?

— Откуда? — Канарис помедлил. — Ну что ж, отвечу. В Баку аккредитовано консульство Персии. А там у абвера есть добрые друзья.

Возникла пауза. Гейдрих продолжал разглядывать фотографию.

— Вас что-то смущает, группенфюрер? Или эта акция — неожиданность?

— Нет, агент должен был провести подобную диверсию. Точнее, организовать ее… Вы поэтому интересовались обстоятельствами ареста и гибели этого человека? Полагали: быть может, он спасся и наутро довел дело до конца?

Канарис неопределенно повел плечом.

— Завод охраняется войсками, — продолжал Гейдрих. — Да, дивизион двадцать четвертого полка НКВД. Туда не проникнешь. Но у агента имелся свой человек на заводе, который и должен был пронести в цех мину. — Гейдрих запнулся от внезапно пришедшей на ум мысли: — Если эта фотография не фальшивка… Ваш источник надежен?

— Вполне надежных агентов в природе не существует, вы это знаете не хуже меня… Но до сих пор мы не имели претензий к этому человеку.

— Он и сам мог стать жертвой дезинформации… Я все думаю: о горящем нефтяном фонтане и об аресте диверсанта напечатали в газетах. А насчет акции в цеху завода пресса хранит молчание. Мы просмотрели все поступившие к нам газеты, привлекли к делу службу радиоперехвата. Нигде — ни единого звука!

— Столб пылающей нефти наблюдали десятки тысяч людей, арест человека на пароходе видели другие пассажиры, в большинстве иностранцы. Чего же тут скрывать? Иное дело — акция на заводе. Как я выяснил у специалистов, в цехах нефтеочистительных предприятий мало людей. В момент диверсии у злополучной установки могли находиться два-три оператора. Ну, сбежались еще два десятка рабочих. Примчались пожарные. Это все свои люди, которых легко привести к молчанию.

— А цех огорожен высокой стеной, — задумчиво проговорил Гейдрих. — Знаете, о чем я подумал?..

— Об утонувшем агенте?

— Да. Хорошо, что его не довезли до берега. В ЧК его заставили бы заговорить, выдать тех, с кем он был связан…

— Вашего человека на заводе? Он русский?

— Немец, в том-то и дело, сын выходца из Германии. Теперь, совершив акцию, он доказал, что надежен. — Гейдрих снова, в третий раз, поднес к глазам фотографию установки. — Если только этот снимок нам не подставили.

— Я далек от того, чтобы недооценивать контрразведку большевиков. Но быть может, вы все же сгущаете краски, группенфюрер? Ведь это факт, что несколько дней и ночей в бакинское небо бил столб пылающей нефти. Так почему не предположить, что удалась и другая акция?

— Меня смущает гибель агента. Как там написано? — Гейдрих взял перевод газетной заметки: — «Растолкал конвоиров и кинулся в море…» В ЧК у него еще были бы какие-то шансы на жизнь, — скажем, надежда на перевербовку. В бушующем враждебном море человек со скованными руками шансов не имеет. И я все думаю: зачем он это сделал?

— Сказать по чести, и меня тоже точит червячок… Что ж, в таких обстоятельствах есть лишь одна возможность прояснить дело.

— Проверка на месте?

— Да.

— Вот и я об этом… Думаю, агент попался по чистой случайности. Если отбросить случайность, можно сделать вывод: мы на верном пути. Надо готовить людей. Цель — создать в этом районе прочную базу…