Можно ли оспорить такое решение фюрера, чей военный гений блестяще выдержал все испытания последних лет? Мысль была настолько нелепа, что Гейдрих усмехнулся.
Но ему было известно и другое. Сравнительно недавно в Восточной Пруссии, близ города Растенбурга, особые формирования СС и приданные ей строительные подразделения организации Тодта начали сооружение секретного подземного города — будущей ставки фюрера на Востоке. Предусмотрено создание свыше сорока казематов, укрытых многометровыми слоями бетона и стали, системы лифтов, подземной электростанции, мощного узла связи, других служб. Строительство поглотит сотни тысяч тонн ценнейших материалов, труд целой армии рабочих и инженеров… Зачем все это, если Россия будет повержена в считанные недели? Неужели в глубине души фюрер опасается, что восточный поход может затянуться?..
Гейдрих вернулся к столу в глубокой задумчивости.
— Думаю, мы обо всем поговорили, — сказал он Тилле, который все еще стоял у карты, — Вы свободны, штандартенфюрер. Я дам знать, когда найду время поглядеть на этого вашего феномена.
Тилле покинул кабинет.
Оставшись один, шеф РСХА некоторое время ходил по комнате, снова обдумывая все связанное с предстоящей войной против России. Сейчас он по-иному оценивал и смысл начавшейся операции в нефтяном центре Советского Союза. Руководители рейха требуют провести там серию диверсий, чтобы главный противник Германии лишился преимущества в обеспеченности топливом. Есть ли логика в таком решении, если считать, что военные разработки фюрера безошибочны и восточный поход окажется быстротечным? Вряд ли в этих условиях обилие нефти даст Советам реальное преимущество. Не вернее ли предположить, что сами русские попытаются уничтожить свои нефтепромыслы и заводы, как только немецкие армии форсируют Волгу и перевалы Кавказа?
Взгляд упал на белый телефонный аппарат непосредственной связи с рейхсфюрером СС. Рука потянулась к телефону. Стоит снять трубку — и раздастся глуховатый голос: «Рейнгард, слушаю вас!» И конечно, тотчас будет включено записывающее устройство…
Перед Гейдрихом возникло мягкое, будто опухшее лицо Генриха Гиммлера, его неподвижные бесцветные глаза, в которых никогда ничего не прочитаешь. И он задержал руку. Еще достаточно свежо в памяти все то, что произошло с Эрнстом Ремом, Грегором Штрассером и другими, когда они попытались мыслить независимо, в чем-то не согласиться с Гитлером, Герингом, Гиммлером…
Да и имелись ли на самом деле реальные основания сомневаться в фюрере как политике и стратеге!.. Его дерзость, напор, психологическое чутье, умение всколыхнуть нацию, мобилизовать мощь империи и устремить все это на врага неизменно приводили к триумфу. Конечно, и на этот раз он все взвесил, оценил, рассчитал. Если же что-либо кажется непонятным, сомнительным — это потому, что фюрер знает больше, видит дальше, не обязан до конца раскрывать свои планы и замыслы. Так случалось не раз, и всегда побеждал талант фюрера.
Вошел адъютант и доложил, что прибыл бригадефюрер СС [47] профессор Ганс Брандт.
Гейдрих кивнул. Этот визит был обговорен несколько дней назад. Брандт, врач и крупный специалист в области ядов, занимал пост генерального комиссара по отравляющим веществам. Гейдриху было приказано принять Брандта, рассмотреть его предложения и решить вопрос положительно.
Впервые Гейдрих вступил в контакт с Гансом Брандтом позапрошлой осенью. Именно тогда, 1 сентября 1939 года, Гитлер подписал документ, требовавший, чтобы «из гуманных соображений неизлечимо больным, в случае критической оценки их болезненного состояния, обеспечивалась легкая смерть». Реализация документа была поручена доктору медицины Брандту и, как это знал Гейдрих, протекала весьма успешно. За два года в клиниках и больницах уже было умерщвлено свыше 100000 человек душевнобольных, инвалидов, калек, дистрофиков из числа иностранных рабочих, доведенных до этого состояния непосильным трудом и плохим питанием, а также всякого рода «антиобщественных элементов», то есть антифашистов, смутьянов… Акция называлась «Эвтаназия» [48]. С каждым месяцем границы ее применения все расширялись [49]. Как выразился Гиммлер на совещании у фюрера, уничтожались «бесполезные едоки», а заодно с ними — «враги нации и государства».
Брандт вошел, браво вытянулся у порога и прокричал приветствие. Одетый в мешковатый штатский костюм, он держался так, будто был в мундире СС. Внешне он чем-то походил на Гиммлера и весьма гордился этим.
— Дорогой группенфюрер, — затараторил он, — вы отлично выглядите. Непостижимо, как это удается при той тяжелой ноше, которую — я знаю! — вот уже столько лет вы с честью несете на своих плечах!
Получив приглашение сесть, он плюхнулся в кресло, стал вытирать лицо красным шелковым платком.
Гейдрих вышел из-за стола, сел в кресло напротив гостя, раскрыл перед ним коробку с сигаретами.
Брандт замахал рукой и стал объяснять, как четыре года назад ему удалось подавить страсть к табаку и какие меры он принимает, чтобы вновь не начать курить.
— Что привело вас ко мне? — прервал его Гейдрих.
Брандт запнулся. Но это продолжалось секунду. В следующее мгновение он с той же горячностью начал излагать существо дела. Фюрер пошел навстречу предложениям группы видных медиков и биологов, озабоченных необходимостью двигать вперед немецкую науку куда более высокими темпами, чем это делалось до сих пор. Решено создать сеть специальных клиник и лабораторий. Как правило, они будут размещены на территории концлагерей, ибо в основе исследований лежат широкие эксперименты на живом человеческом материале. В папке, которую он принес и оставит группенфюреру Гейдриху, все подробно описано и обосновано. Поэтому нет смысла терять время на устные объяснения. Но об одном направлении исследований он все же хотел бы сказать несколько слов.
Год назад он имел счастье быть принятым фюрером. Состоялась продолжительная беседа. Фюрер подчеркнул, что в ближайшем будущем предстоят новые крупные политические и военные акции Германии за пределами рейха. В результате этих свершений под власть немцев подпадут огромные пространства. Их надо колонизировать. А для этого требуются люди, много людей, миллионы мужчин и женщин немецкой крови. Но где взять этих людей, если германская нация сравнительно малочисленна, в империи недостаточно высок уровень рождаемости?.. Вся надежда на немецких ученых и исследователей, они должны найти возможность коренным образом поправить дело с рождаемостью в Германской империи.
— И вы отыскали ключ к решению этой задачи? — спросил Гейдрих.
— Ищем, настойчиво ищем. После долгих исследований стало ясно, что обычными мерами, — скажем, материальным поощрением многодетных семей или улучшением питания людей — мало что изменишь. Тем более что акции, о которых упомянул фюрер, немыслимы без участия миллионов немецких мужчин. А это значит, что они будут лишены общения со своими женами… Где же выход? Каково кардинальное решение проблемы?
— Близнецы? — сказал Гейдрих.
Брандт всплеснул руками, вскочил с кресла и ошеломленно посмотрел на хозяина кабинета.
— Поразительно, — прошептал он. — Мы пришли к такой мысли после долгих и изнурительных поисков и дебатов. Вам же потребовалось на это чуть больше минуты… Да, близнецы! Проникновение в тайну многодетной беременности, чтобы раскрыть причины, по которым в чреве женщины одновременно возникает не один плод, а два или несколько.
— Вы уже продвинулись на этом пути?
— Исследования в этом направлении начаты совсем недавно. Их ведет группа врачей в концлагере Аушвиц [50]. Работа зашифрована как исследования в области наследственности. Руководитель — доктор Йозеф Менгеле, опытный хирург и патологоанатом. Он полон энергии и оптимизма. Но ему очень нужна помощь.
— Помощь будет оказана.
— В первую очередь речь пойдет о человеческом материале. Требуются близнецы — однополые и разнополые. Люди любого возраста и национальности.
— Что еще? — спросил Гейдрих, делая запись в блокноте. — Говорите, у нас широкие возможности.