Сколько лет еще ждать, пока вы наконец раздобудете его, господин адмирал?

Канарис бросает косой взгляд в сторону главы СС. Тот равнодушно вертит в руках карандаш. Даже чуточку отвернулся, будто вообще не имеет касательства к разговору. Но можно не сомневаться: это он, Гиммлер, посоветовал послать Канариса в Испанию, хотя наперед знал, что миссия обречена на неудачу. Он же напомнил фюреру и о затянувшемся поиске новых торпедных взрывателей американцев…

— Мой фюрер, — отвечает Канарис, — я уже докладывал: пока удалось лишь уничтожить самолет с ведущими инженерами проекта и основными чертежами изобретения. В итоге работа над новинкой сильно задержалась. Комбинированные взрыватели только теперь начинают поступать на вооружение подводного флота противника. Это немалый выигрыш. А скоро в наших руках будет и само изобретение.

— Скоро, скоро!.. — Гитлер грудью ложится на стол, в упор разглядывает шефа своей военной разведки и вдруг спрашивает: — Вы ничего не утаиваете от меня?

Канарис проглатывает ком в горле. От всех, в том числе и от фюрера, скрыта не только тайна гибели «Виперы», но и показания ее командира. Канарис рассудил, что прежде следует добыть сейф с чертежами взрывателя, а уж потом заниматься докладами на эту тему.

Он с трудом выдерживает тяжелый взгляд фюрера. Вздохнув, Гитлер принимает прежнюю позу.

— Мы еще вернемся к этому разговору… А пока извольте ответить. Знакомо вам такое имя: Альберт Эйнштейн?

— Конечно, мой фюрер.

— Как же случилось, что этого человека выпустили из страны?

Канарис разводит руками:

— Физик Эйнштейн эмигрировал из Германии в Соединенные Штаты Америки лет десять назад. Мой фюрер, вы назначили меня главой военной разведки лишь два года спустя. И потом. Эйнштейн — еврей. Он должен был либо уехать, либо погибнуть.

— Погибнуть!.. — Гитлер подносит руки ко рту, прикусывает кулак. — Ну, а физик Бор? Где он?

Канарис мог бы ответить: Нильс Бор, крупнейший датский ученый, руководитель института теоретической физики Копенгагенского университета, тоже не числится за абвером. Учеными в оккупированных Германией странах занимаются гестапо и СД. Но Канарис молчит. В кабинете фюрера надо уметь молчать…

— Где сейчас Бор? — продолжает Гитлер. — А, вы не знаете! Так я просвещу вас. Он тоже удрал. Не так давно Нильса Бора вывезли сперва в Англию, оттуда в Америку. И сейчас, приняв новое имя… — Гитлер останавливается, вопросительно смотрит на Гиммлера.

— Николас Бейкер, — подсказывает тот.

— Да, под именем Николаса Бейкера он преспокойно разгуливает за океаном… Нет, черт возьми, не разгуливает, но в компании с Эйнштейном и другими как одержимый трудится, чтобы создать атомную бомбу и обрушить на наши головы… Вот кому вы дали возможность бежать, адмирал!

— Мой фюрер, Нильс Бор тоже отнюдь не ариец, — осторожно возражает Канарис. — Он не ариец, и он ученый. Им должна была заниматься служба Адольфа Эйхмана, который, кстати, своеволен, упрям и уже не раз подводил господина рейхсфюрера СС.

Это ловкий ход.

Теперь Гитлер ждет, что ответит Генрих Гиммлер.

— Я разберусь, — невозмутимо говорит тот. — Видимо, господин адмирал прав. Конечно же, побег Нильса Бора — промах службы Эйхмана.

Гитлер поднимается с кресла, в молчании пересекает кабинет и останавливается у противоположной стены, где висит большая карта мира.

Канарис и Фегелейн, вставшие, как только поднялся Гитлер, видят: взгляд фюрера устремлен на Северную Америку. Вот он протянул к карте руку, постучал по ней согнутым пальцем, обернулся к руководителю абвера.

Штат Нью-Мексико, определил Канарис.

— Здесь, — говорит Гитлер, — здесь или где-то неподалеку американцы работают над созданием новой сверхбомбы… Знаете вы об этом, господин Канарис?

Генрих Гиммлер снимает очки, платком протирает стекла и, близоруко щурясь, глядит на того, к кому обращен вопрос. Данные о важном секрете врага добыты заграничной разведкой РСХА, к которому абвер не имеет отношения. Именно поэтому он, глава РСХА, так спокойно проглотил пилюлю, преподнесенную ему несколько минут назад. Ну-ка, что ответит Канарис, как выкрутится?

— Да, мой фюрер, кое-что мне известно, — заявляет адмирал. И это так неожиданно, что Гитлер растерянно опускает руки.

— Вы знали об этом? — переспрашивает он. — Знали и не проронили ни слова!

— Я действую, мой фюрер. Не в моих правилах бежать к вам после первого донесения агента, как бы ни было важно это донесение. Я не новичок в разведке. Уж мне-то известно, что многие агенты — самые большие лжецы, их сообщения нуждаются в строгой проверке…. Но в данном случае господин рейхсфюрер СС может не тревожиться: его сведения точны. — Канарис тепло улыбается Гиммлеру. — Да, американцы в компании с англичанами работают над бомбой. Вот здесь, — он подходит и показывает на карте, — близ города Санта-Фе, на плато, которое, кажется, носит название Лос-Аламос, создан комплекс секретных лабораторий и предприятий. Шифр проекта: «Манхеттен».

— Работы развернулись? В какой они стадии? Руководители — Эйнштейн и Бор? — Гитлер нервничает, выстреливает вопросы, как пулемет.

— Как далеко продвинулся проект, трудно сказать. Видимо, это только начало. Моя служба занята уточнением… Да, Альберт Эйнштейн и Нильс Бор — в числе его участников. Но руководят не они.

— Кто же?

— Хозяин проекта — Юлиус Роберт Оппенгеймер.

— Немец? — кричит Гитлер.

— Сын эмигранта из Германии. Учился у нас, в Гехтингене, где шестнадцать лет назад защитил диссертацию на степень доктора. К одному из помощников этого человека я и пытаюсь найти ключи… Я действую, мой фюрер. Делается все, что в человеческих силах.

Гитлер идет к столу. Сейчас он похож на слепца: шаркающие по ковру ноги, выставленные перед грудью ладони… Вот он сел в кресло, опустил голову. Боже, какие глупцы окружают его! Они неустанно нашептывали: «Яйцеголовые, день и ночь копающиеся в своих формулах, — это пустые мечтатели и прожектеры. Бомба, в которой действует энергия атома? Химера и чушь! Даже если она и будет создана, то лишь в отдаленном будущем и, уж конечно, немецкими учеными! Но до этого фюрер сто раз выиграет войну: его армии покорили Европу, они на берегу русской реки Волги! Стоит ли распылять силы, тратить деньги, бесцельно загружать промышленность, которая должна давать только то, что требуется сегодня, сейчас, немедленно!..»

Авторитетные советчики были настойчивы, дела на фронте шли успешно. И он подписал приказ, запрещавший работу над проектами, которые нельзя реализовать в течение одного года и получить немедленный эффект на войне.

Вспомнив об этом, Гитлер стискивает кулаки, стучит ими по столу. Его начинает трясти. Глупцы, трижды глупцы! Сейчас он так ясно видит тупое лицо Кейтеля, его оловянные глаза: «Мой фюрер, не оставляйте Сталинград!» А Геринг? Чем лучше Герман Геринг, целиком разделявший точку зрения командования ОКВ: «Группа войск на реке Волге всем необходимым будет обеспечена с воздуха, ручаюсь, мой фюрер!» Он, Гитлер, был доверчив, покладист, слушал их, соглашался. И вот результат: германский проект создания атомного оружия — в зачаточном состоянии, время упущено, его не вернешь. На Волге разгромлен и уничтожен цвет вермахта — сотни тысяч офицеров и солдат!.. Боже, боже, где взять верных, способных людей, которые сумели бы облечь его, Гитлера, волю в свершения и привести страну к долгожданной победе на Востоке?..

— Хорошо же, — бормочет Гитлер, — хорошо!.. Если не вы, то я — сам, все сам!..

Просторный, ярко освещенный кабинет.

За столом — напряженно сгорбившийся человек. В дальнем углу, у стены с картой, три неподвижные фигуры. Жарко натоплено. Душно. Гнетущая тишина.

— Подойдите, — говорит Гитлер. — Подойдите и сядьте.