— Двадцать девять.

— Двадцать девять, — повторяет Абст. — Кажетесь вы значительно старше. Много пережили? Что же с вами случилось?

Карцов может быть опознан только по голосу: противник не видел его лица. Поэтому он ведет себя соответственно. На корабле союзников рядом с нацистским диверсантом находился человек, истерически выкрикивавший английские и русские слова. Теперь же перед Абстом спокойный, рассудительный мужчина, чья речь нетороплива и тиха, немецкий язык безупречен.

— Я бы хотел спросить… — Карцов с любопытством разглядывал пещеру. — Где я нахожусь?

— Вы у друзей. — Абст простодушно улыбается.

— Это я понимаю. Но кому я обязан спасением? Я уже совсем было потерял надежду, и вдруг… Что это за грот?

— Скоро узнаете. Всему свое время. А пока спрашиваю я. Итак, вы назвались врачом?

— Я невропатолог.

— И вы немец?

Задав последний вопрос, Абст видит: тень пробежала по лицу сидящего перед ним человека. Покоившиеся на коленях руки задвигались, пальцы так сжали друг дружку, что побелели фаланги.

Он повторяет вопрос.

— Да, я немец, — тихо отвечает Карцов. — Но я мирный человек и никогда…

— Как вас зовут?

Готовясь к беседе, Карцов решил, что возьмет фамилию и имя своего школьного друга. Он отвечает:

— Ханс Рейнхельт.

— Хорошо, — говорит Абст. — Итак, Ханс Рейнхельт, в какой части Германии вы жили? Назовите город, улицу, номер дома. Укажите близких, соседей. Меня интересует все.

— К сожалению, о Германии я знаю лишь по рассказам отца и учебникам истории и географии.

— Значит, вы немец, но жили за границей?

— Да.

— Эмигрант?

— Сын эмигранта.

— Хорошо, — повторяет Абст. — Назовите страну, ставшую вашей второй родиной.

Карцов выдерживает паузу.

— Говорите же!

— Я из России.

— Из России? — все так же невозмутимо продолжает Абст. — Даже родились там?

Карцов кивает.

— Немцами были и отец ваш и мать?

— Да.

— И они живы?

— Мать умерла. Отец был жив.

— Был жив… Как это понять?

— Его мобилизовали в русскую армию. Где он, жив ли, мне неизвестно.

— А сами вы? — Абст кончиком языка проводит по нижней губе. — Тоже служили в их армии? Или служите?

— Простите! — Карцов встает. — Простите, но я не знаю, с кем веду разговор. Вы хорошо владеете языком. Лучше даже, чем я. Но вы не похожи на немца. Да и откуда взяться немцам здесь, за тысячи миль от границ Германии!.. Где я нахожусь? Что вы сделаете со мной?

— Что я сделаю с вами? — Абст осторожно поглаживает попугая, поправляет цепочку на его лапке. — Это зависит только от вас. От того, насколько вы будете откровенны в своих признаниях.

— Но в чем я должен признаться?!

— Расскажите, как вы здесь очутились.

— Но…

— Не теряйте времени.

Карцов отказывается. Он уже сказал достаточно. С ним могут делать все, что угодно, но он не раскроет рта, пока не узнает, к кому он попал, что за люди его допрашивают.

Проговорив это, он замолкает. Он ждет, чтобы Абст принудил его отвечать. Тогда все, что он скажет в дальнейшем, прозвучит убедительнее.

— Хорошо, — соглашается Абст. — Я командир секретного германского учреждения, особой воинской группы. Вы находитесь в нашем убежище. Вот и все, что я могу сообщить.

Абст видит: собеседник удивлен, растерян, все еще сомневается.

Усмехнувшись, он протягивает руку к одной из кнопок в углу стола.

— Пост номер один, — звучит в динамике голос Глюка. — Слушаю, шеф!

Абст касается пальцем еще одной кнопки.

— Пост номер два, — раздается в ответ, и Карцов узнает голос Вальтера.

— Проверка. — Абст убирает руку, обращается к Карцову: — Хватит или все еще сомневаетесь?.. Впрочем, — иронически добавляет он, — противники могли выучить немецкий язык с одной лишь целью — обмануть такую важную персону, какой несомненно являетесь вы!

Карцов начинает рассказ. Он называет город на Каспии, где родился и вырос, номер дома и квартиры своего школьного товарища, приводит подробности его биографии. Это точные сведения. Если Абст располагает возможностью перепроверить их, за результат можно не опасаться.

Мысленно Карцов просит прощения у Ханса и его отца. Оба они — настоящие патриоты, антифашисты. Рейнхельт-старший добровольцем ушел на фронт в первые же недели войны. Что касается Ханса, то он болел и поэтому был мобилизован сравнительно недавно…

Абст слушает не перебивая. Он все так же сидит за столом, его глаза полузакрыты, руки опущены на колени. Можно подумать, что он дремлет.

Зато попугай в непрестанном движении. Им вдруг овладел приступ веселья. Чешуйчатые лапки с крепкими изогнутыми коготками так и бегают по насесту, массивный клюв долбит цепочку, которой птица прикована к шесту. Цепочка звенит, попугаю это нравится — на время он замирает, наклонив голову, будто прислушиваясь, и вновь начинает метаться.

Вот попугай неловко повернулся, цепочка захлестнула вторую лапку. Сорвавшись с насеста, он повисает вниз головой. Абст встает, распутывает птицу и водворяет на место.

— Продолжайте, — говорит он. — Итак, четыре месяца назад вас мобилизовали. Что было дальше?

— Меня направили в Мурманск. Вы знаете этот порт?

— Вы офицер?

— Да, мне присвоено звание капитана медицинской службы. Я бы не дезертировал, но…

— О, ко всему, вы еще и дезертир! — Абст улыбается. — Ну-ну, что же заставило вас покинуть военную службу у русских? Рассказывайте, это очень интересно.

— Я прибыл в часть. А вскоре выяснилось, что она готовится к отправке на фронт.

— Этого следовало ожидать… Что же, не хотели воевать против своих? Патриотические чувства не позволили вам обнажить оружие против немцев?

— Да.

— Очень похвально. А что помешало бы вам по прибытии на фронт взять да и перейти к немцам? Вы не подумали о такой возможности?

— Перебежчику мало доверия. Особенно если это перебежчик от русских. Впрочем, вы это отлично знаете. Вы сами выловили меня в океане, доставили сюда, хотя я и не просил об этом, а сейчас смеетесь надо мной, не верите ни единому моему слову. Что ж, за это не упрекнешь. Будь я на вашем месте, вероятно, поступил бы так же.

— Однако вы откровенны, господин дезертир!

Карцов разводит руками, как бы говоря, что ничего иного ему не остается.