Дювалье обняла ее и что-то прошептала ей на ухо. Валентайн даже не пытался расслышать. Его необычайный слух порой утомлял его самого, заставляя вмешиваться в личную жизнь других, узнавая то, чего бы он предпочел не знать.
— Возьмите лошадей, и мою тоже. А я с собаками пойду на запад от Денвера. Постараюсь устроиться на работу в госпиталь или в конюшню. Я так долго была одна, что теперь хочу пожить среди людей, пусть даже и под гнетом правил, которые и лошадь стреножат. — Она не плакала, но в ее голосе слышались слезы.
Они еще раз на прощание встретились с полковником и его адъютантом. Полковник попросил провести для всех его офицеров лекцию о «Ломаном кресте». Однако Дювалье была против — она не хотела светиться в лагере. Но полковнику они поведали все, что знали про Генерала, называя себя при этом Котами Ай и Зет из Южного округа. Майор Звески записывал их рассказ. Они настояли, чтобы для всех остальных в Денверском подразделении Свободного корпуса Колорадо они оставались парой родственников, озабоченных поиском одного из погибших в Форт-Роулинге членов семьи. Валентайн так никогда и не узнал, что их запомнили как странных путников, которым по необъяснимой причине подковали и оседлали коней, дали в дорогу еды, топлива и пропуск в ДОЗ. И все это — за счет средств Свободного корпуса.
Они, соблюдая меры предосторожности, отправились на восток, вдоль реки Репабликан. Избегая любых контактов с фермами, лагерями, городами, они возвращались в Небраску. Валентайн снова превратился в рядового Риса (Дювалье сочла это безопасным), и они придумали новую историю, объясняющую их присутствие здесь. Однако эта часть Небраски, на границе с Колорадо, была достаточно безлюдна, чтобы пройти никем не замеченными. Они добрались до реки Платт и прилегающим к ней дорогам. После того как они поискали и не обнаружили свои портреты на объявлениях о розыске, вывешенных на привокзальных станциях, Коты уступили лошадей начальнику депо в обмен на разрешение сесть в поезд. Вскоре они снова ехали по железной дороге, на сей раз в качестве разнорабочих — уборщиков идущего на восток товарного состава.
Они ехали в пустом вагоне для скота, удаляясь в сторону от их мнимого пункта назначения — Гранд-Айленда, деля на двоих краюху хлеба, когда их поезд поравнялся со встречным составом. Он катился на большой скорости благодаря мощному двигателю. Валентайн насчитал дополнительный сторожевой вагон, тридцать товарных вагонов без опознавательных знаков и еще один бронированный вагон, а также замыкающий тормозной вагон, выкрашенный в стальной цвет. На нем, развеваемые ветром и быстрым движением, колыхались два флага: черные полотнища с каким-то паукообразным рисунком посредине. Это была белая свастика «Ломаного креста».
8
Песчаные Дюны, сентябрь
Валентайн и Дювалье нагнали поезд «Ломаного креста» на развилке, где сходятся песчаные берега северного и южного рукавов реки Платт. Города Норт-Платт, стоявшего на косе в междуречье, больше не существовало: он был сожжен в хаосе войны почти пятьдесят лет назад. Написанная от руки вывеска сообщала, что они прибывают на станцию Гарвард.
Поезд, в котором они ехали, не остановился, несмотря на заверения машиниста, что состав (вагоны для перевозки скота, без охраны, если не считать нескольких винтовок железнодорожных рабочих) обязательно сделает остановку на станции Гарвард, прежде чем отправится в Огаллалу и далее — в Скотсблафф. Проезжая мимо станции, они увидели множество вооруженных солдат, кружащих вокруг депо и разгружающих ящики, а также часовых, которые следили, чтобы груз никто не стащил. Маленький, с одним двигателем самолет зашел на посадку на старую взлетную дорожку к юго-востоку от города, добавляя свой штрих в панораму войны. Они с Дювалье, не таясь, уставились на самолет. Если б они не смотрели на него, это вызвало бы еще больше подозрений — летательные аппараты были редкостью даже в Курианской Зоне. Валентайн разглядел аэроплан в бинокль: это был небольшой легкий самолет, белый с красными опознавательными знаками. Валентайн был почти готов увидеть свастику на хвосте самолета, как в книгах о Второй мировой войне, но не обнаружил никаких знаков.
— Я уже бывала здесь раньше, — сказала Дювалье, — но с другой стороны.
Еще один поезд «Ломаного креста» стоял на запасном пути рядом с депо, покатыми настилами и загонами для скота. Коты заметили греющихся на солнышке людей, одетых в костюмы, напоминающие черные водолазные. В отличие от обслуги другого поезда, рабочие похоже, не спешили разгружать содержимое товарных вагонов. Вокруг служебного вагона на посту стояли гроги — самые устрашающие из всех, каких Валентайну довелось видеть. Они были выше тех серых, с которыми он воевал на Литл-Тимбер, и частично покрыты желтовато- коричневой шерстью.
Бетонное здание, окруженное колючей проволокой и с запертыми воротами, возвышалось над городскими развалинами и протекающей чуть ниже рекой. На платформе, груженной мешками с песком, стояли и курили какие-то люди с автоматами. Черно-белое знамя развевалось на укрепленном на здании флагштоке.
— Они здесь устраивают опорный пункт, — сказал Валентайн, когда их поезд проехал мимо, следуя на запад. — Припасы, живая сила, оружие, самолет. Но вот для чего? О восстании в здешнем Гулаге ничего не было слышно.
Дювалье оглядела простиравшиеся к северу зеленые холмы. Она была страшно расстроена.
— Такие известия, если б они и были, держались бы в секрете. И это даже не курианский центр, это сторожевая застава того, кто где-то там, в Мак-Куке, прямо на границе.
— На границе? На границе с чем?
— С Дюнами. Они, видно, собираются напасть на Дюны.
Она вздохнула. Совсем как однажды в Канзасе, когда они увидели полицейский грузовик, ехавший по дороге, в кузове которого были скованные цепью люди — корм для Жнецов.
Валентайн проследил за ее взглядом не то чтобы с недоверием, но он хотел услышать немного больше.
— Кто или что такое Дюны? — спросил он наконец.
Дювалье нравилось заставлять его задавать вопросы. Возможно, в отместку за то, что он порой поправлял ее английский.
— Скорее
— И в чем причина?
— В кочевниках. Бродягах. Их можно описать как большие кочевые фермы, передвигающиеся со своими лошадьми и скотом. Все, что им нужно для жизни, упаковано в фургоны. Они перемещаются от зимнего пастбища к летнему, а потом обратно, но всегда идут на новое место. Весь смысл жизни для них — их скот. Стада предоставляют им пропитание, и в обмен на них же кочевники покупают то, что не могут изготовить сами.
— Покупают у кого?
— Без сомнения, есть несколько контор, торгующих с квислингами. Да, кстати, их здесь называют «джеками».[5] Я спросила у шестерых людей, откуда это название, и получила шесть разных ответов. По одной версии, это сокращение от «шакала»,[6] но я не очень-то знаю, кто это.
— По-моему, это такая дикая африканская собака, питающаяся падалью, — объяснил Валентайн.
Она не обратила внимания на его зоологические познания.
— Другие говорят, что когда-то ими руководил человек по имени Джек. Третьи утверждают, что они, если в них начнут стрелять, разбегаются как зайцы. Остальные версии я забыла. Не важно. Главное, что для местных они «джеки».
— А ты знаешь этих людей в Дюнах?
— Да. Они хорошие, просто отличные. Я дружу с одним из самых больших их кланов — группой семей под знаком Орла. Видишь ли, кланы различаются по тем тавро, которые они ставят на свой скот. Эмблема моих друзей немного похожа на ту, что была у прежних Военно-Воздушных Сил. Или на буревестника — знак американских индейцев. Подозреваю, что они когда-то были связаны с людьми из Воздушного стратегического контроля, которые помогали в самые тяжелые годы бороться против куриан.
Валентайн предположил, что она имеет в виду Военно-Воздушные Силы Стратегического Назначения.
— Они не очень жалуют чужаков, но мы познакомились, когда они перегоняли скот в Денвер. Я стала для двоих погонщиков кем-то вроде верхового разведчика. Хорошие были времена. Я тогда многое узнала о землях отсюда и до самых Скалистых гор. Район между двумя рукавами Платта — настоящий проходной двор. Тут тебе и пара курианских фермерских по селений, и банды их прихвостней — «Джеков», и несколько небольших деревень, которые держатся особняком ото всех.
— Так ты бывала в Денвере?
— Нет, посредники встретили нас за городом. Я хотела попасть в Денвер, осмотреть его. Мне, конечно, сказали, что он разорен, как и вся округа. Разрушения огромны, но все же это Свободная Территория, а там всегда хорошо.
Валентайн смотрел, как у них за спиной исчезает станция Гарвард.
— Так ты думаешь, что они собираются покончить с кочевниками?
Она кивнула:
— Похоже на то. Помнишь, та Ткач жизни, Ура, упомянула о двух маленьких свободных поселениях, сожженных этими мерзавцами? Может, они тренируются перед тем, как атаковать более крупную цель — нашу зону или Денвер?
— Если пропитание Денвера зависит от этих людей, кочевников, — рассуждал Валентайн, — то, возможно, это первый шаг в кампании против них. И тогда понятно, почему они напали на Форт-Роулинг. Это была проба сил.
— У нас есть шанс увидеть, как они действуют, — сказала Дювалье. — Их организацию, разведку, подготовку к атаке. Выяснить все об этих вооруженных Жнецах. Есть ли у них артиллерия? Похоже на то, что у «Ломаного креста* своя авиация, пусть даже это всего один самолет. Командованию Южного округа необходимо знать, что за угроза надвигается.
Валентайн предчувствовал еще одну, куда более важную битву. В нем подспудно боролись чувство долга и жалость, собственная совесть и требования Устава. Но сейчас он недолго терзался сомнениями. Слишком много жизней было поставлено на карту.