На улице было темно, хоть глаз выколи, хотя колокол на соборе, стоявшем в нескольких сотнях ярдов от их дома, еще не пробил и шести часов. Снег по-прежнему налетал небольшими порывами, достаточными для того, чтобы выбелить крыши, но слабыми, чтобы укрыть покрытую грязью землю.
Джон выложил все свои новости и замолчал, поскольку сказать ему больше было нечего. Матильда выслушала его отчет о безрезультатном визите к Бородатой Люсиль с презрительной миной, которая должна была засвидетельствовать ее неодобрительное отношение к тому, что он якшается с простолюдинами.
Чтобы убить время и развеять скуку, он взялся за выпивку больше обычного. После кварты эля за ужином он откупорил каменную флягу с вином Эрика Пико, сломав восковую печать и вытащив острием кинжала деревянную пробку. Его супруга снизошла до того, что позволила налить себе маленький стаканчик, который стоял почти нетронутым рядом с ее креслом, а вот коронер набросился на красную жидкость с мрачным ожесточением. Постепенно под влиянием спиртного язык у него развязался, и он набрался пьяной смелости вернуться к теме, на которую ранее Матильда наложила вето.
— Ты уверена, что никогда не слышала о ком-нибудь, кто мог отважиться сделать аборт в этом городе?
Она подняла свое широкое лицо, чтобы одарить его неодобрительным взглядом.
— Я уже сказала тебе, Джон, я не касаюсь подобных материй. Это преступление, не говоря уже о том, что это грех, нарушение библейских заповедей, — добродетельно заявила она.
— Но ведь в разговорах между собой леди наверняка упоминали о таких вот случаях, — настаивал он.
Матильда заколебалась.
— Ну, вообще-то, несколько лет назад супруга состоятельного торговца шерстью, у которой уже было шестеро детей, заболела гнойной лихорадкой после того, как у нее на четвертом месяце случился выкидыш. Ходили слухи, что она намеренно причинила себе вред, чтобы избавиться от ребенка, но ничего конкретного никто не знал.
— И кто мог причинить такой вред?
Она взглянула на своего супруга с презрительной жалостью к его наивности.
— Откуда мне знать? Врядли можно было надеяться, что она поделится всеми подробностями, это были всего лишь слухи. Все, что мне известно, так это то, что лекарь Николас из Бристоля лечил ее почти смертельную лихорадку — и вылечил, надо сказать, потому что она выжила.
Джон отложил в памяти этот кусочек информации и снова взялся за вино; за окном свистел и завывал ветер, и его старая охотничья собака Брут тайком, подобралась поближе к огню.
В городе живо обсуждали недавние трагические происшествия, случившиеся с двумя представительницами прекрасного пола, причем в разговорах фигурировали по преимуществу одни и те же персонажи.
— Почему де Ревелль отпустил их через час? — требовал ответа Эдгар из Топшема. — Кое-кто в этой лавке знает о нападении на мою Кристину, а шериф взяли спустил дело на тормозах. — Он снова сидел в холостяцкой комнате Эрика Пико над винным складом на Прист-стрит в компании своего отца и бретонца, собравшихся вокруг огня.
— Я отвергаю этих двух подмастерьев, — возразил Пико. — Согласен, они невежественное быдло, все такие работяги поедают глазами хорошеньких девушек и отпускают непристойности в их адрес, но необязательно при этом становиться насильниками. Я по-прежнему считаю, что их хозяин мог бы рассказать нам кое-что интересное о том, что случилось в тот вечер.
Эдгар пробормотал что-то нечленораздельное, в свете пламени его лицо раскраснелось, пальцы молодого человека стискивали колени, словно он практиковался, как схватит за горло насильника Кристины.
— У нас нет никаких доказательств того, что кто-нибудь из мастерской серебряных дел мастера имеет какое-либо отношение ко всему этому, — рассудительно заметил Джозеф, но в голосе его проскользнула нотка сожаления, словно бы ему хотелось сказать обратное. Он повернулся к Эрику, своему другу и торговому партнеру. — Мабель не сказала тебе ничего интересного, когда ты разговаривал с ней? — Джозеф тактично умолчал о том, как и когда мог Пико поговорить с супругой Фитцосберна.
— Она поверит чему угодно об этой свинье, своем муже, — с чувством ответил торговец вином. — Но факты — совсем другое дело. Она говорит, что он вообще не упоминал Кристину, но ведь это было бы маловероятно, правда?
Эдгар скривился. Он был почти убежден в виновности серебряных дел мастера.
— Она рассказала вам, чем он занимался в среду вечером?
Пико пожал плечами типично галльским жестом, выражавшим сомнение.
— Он отсутствовал, начиная с семи часов, когда его подмастерья закончили работу. Но Мабель говорит, что такое случается почти каждый вечер. Он посещает многочисленные гильдейские собрания, а также частенько наведывается в таверны. Она подозревает, что у него в городе есть по крайней мере одна любовница, но во всяком случае с семи часов до полуночи его не было дома.
Джозеф погладил свою длинную седую бороду.
— Это никак не годится в качестве доказательства его вины, разве что мы установим, где он находился в тот момент, когда случилось это ужасное происшествие. Но я питаю на это слабую надежду.
По мере продолжения разговора ученик аптекаря приходил во все большее возбуждение.
— Он тот, кто нам нужен, нутром чудо! Фитцосберн — известный ловелас и бабник. Весь город знает об этом, но большинство просто боится заявить об этом вслух, поскольку в купеческой гильдии он важная персона. Даже шериф считается с его мнением — только посмотрите, как он отпустил двух его людей, не сказав ни слова против. — Эдгар вскочил на ноги и принялся ходить по комнате, что было нелегко, потому что она имела не больше трех шагов в любую сторону.
— Бога ради, мальчик, сядь и успокойся, — раздраженно бросил его отец. — Ты ничего не сможешь сделать без веских доказательств.
— Я выбью их из него, вот увидите, — запальчиво воскликнул его сын. — Я вызову его на судебный поединок.
Эрик Пико вздохнул.
— Ты не сможешь этого сделать. Сейчас это почти невозможно. Сначала тебе придется пройти пять слушаний суда графства, если только выездная сессия суда присяжных не объявит, что он убил кого-то из твоих родственников. Да и в любом случае, Фитцосберн почти наверняка убьет тебя.
Эдгар продолжал метаться по комнате еще какое-то время, пока двое других мужчин негромко беседовали между собой. Потом он направился к лестнице, ведущей на первый этаж.
— Я пойду к Кристине, послушаю, что она скажет. Я просто не могу сидеть вот так и ничего не делать. — Он с шумом сбежал по лестнице, а его отец и друг переглянулись и вздохнули.
На Голдсмит-стрит, соседней с главной улицей неподалеку от ратуши, в квартире, которую Хью Феррарс снимал у приятеля де Курси, Гай Феррарс тоже сидел в обществе своего сына. Как и компания на Прист-стрит, они также придвинулись поближе к огню в большой комнате с высоким потолком, по которой гуляли сквозняки, и обсуждали трагические события сегодняшнего дня.
— Что нам делать, отец? Теперь-то ты должен поверить в то, что я не имею никакого отношения к беременности Адели.
Крупный, похожий на воина мужчина невесело вздохнул.
— Я не могу сомневаться в твоем слове, Хью. Но нам следует выяснить две вещи. Кто был отцом? И кто убил ее своим бестолковым вмешательством?
Хью мрачно кивнул.
— Мы должны узнать это — и как можно скорее! Я не шутил, когда сказал, что лишу жизни обоих.
Лорд Феррарс положил руку на широкое плечо своего сына, пытаясь сдержать его.
— Ты должен быть осторожен, Хью, Мы, Феррарсы, пользуемся большим влиянием в этой части Англии, но мы не должны полагать, что можем поступать, как нам заблагорассудится, не считаясь ни с чем. Если мы найдем негодяев, лучше будет передать их в руки правосудия. Потому что с каждым необдуманным