иногда, как здесь и в восемнадцатой главе, подражание вычурной поэзии тех дней. Стихи первой части (разумеется, за исключением хвалебных виршей и стихов в конце последней главы) писались всерьез и, несомненно, нравились Сервантесу. Различие между теми и другими разительно».

Рыцарь Леса (впоследствии Рыцарь Зеркал) и Дон Кихот ведут серьезную беседу.

А между тем оруженосцы обоих рыцарей тоже ведут беседу. Они называют своих господ сумасбродами и сетуют на судьбу, однако в будущем надеются приобрести обещанные богатства. Слуга Рыцаря Леса снабжен едой и питьем не в пример лучше Санчо.

«— По чести, братец, — объявил другой слуга, — мой желудок не способен переваривать чертополох, дикие груши и древесные корни. Ну их ко всем чертям, наших господ, со всеми их мнениями и рыцарскими законами, пусть себе едят, что хотят, — я везу с собой холодное мясо, а к луке седла у меня на всякий случай привязан вот этот бурдюк, и я его так люблю и боготворю — ну прямо минутки не могу пробыть, чтобы не обнять его и не прильнуть к нему устами.

Сказавши это, он сунул бурдюк в руки Санчо, и тот, накренив его и потягивая из горлышка, с четверть часа рассматривал звезды, а когда перестал пить, то склонил голову набок и с глубоким вздохом проговорил <…>».

Великолепное описание древнего жеста в исполнении нашего толстяка.

Поведав о многоразличных испытаниях, возложенных на него дамой сердца, Касильдеей Вандальской, и о побежденных в ее честь рыцарях, Рыцарь Леса заключает:

«Но больше всего я кичусь и величаюсь тем, что победил в единоборстве славного рыцаря Дон Кихота Ламанчского и заставил его признать, что моя Касильдея Вандальская прекраснее его Дульсинеи <…>».

Дон Кихот с изумлением слушает его и наконец замечает, что Рыцарь Леса, возможно, одолел какого-нибудь злого волшебника, принявшего облик Дон Кихота и назвавшегося его именем. Он вызывает Рыцаря Леса на поединок, но тот хладнокровно предлагает подождать до рассвета. На рассвете рыцари садятся на коней, но по несчастливой случайности Рыцарь Зеркал (теперь он прозывается так) не может сдвинуть свою жалкую клячу с места, и Дон Кихот сбрасывает его на землю. Развязав ему ленты от шлема, он с изумлением узнает черты бакалавра Самсона Карраско. Оруженосец рыцаря, в свою очередь, оказывается переодетым соседом Санчо. Дон Кихот убежден, что все это козни чародеев, которые в последний момент заменили облик чужаков на облик старых друзей. Такой поворот соответствует нежной мечтательности Дон Кихота, но не практичности прирожденного плута Санчо. В этой книге не стоит искать единства построения.

«Дон Кихот был чрезвычайно доволен, горд и упоен своею победою над столь отважным рыцарем, каким ему представлялся Рыцарь Зеркал <…>». Такие победы он одерживает не часто (хотя все они неполные, даже эта, где «чары» слегка отравляют удовольствие в конце). Далее следует объяснение: цирюльник, священник и Карраско решили, что бакалавр нагонит Дон Кихота под видом странствующего рыцаря, одержит над ним победу и потребует вернуться в родное село, где рыцарь, возможно, забудет о своих сумасбродствах. Но прежде чем Карраско оправится от поражения и снова вызовет нашего рыцаря на поединок, мы станем свидетелями еще двенадцати битв Дон Кихота.

На дороге Дон Кихот и Санчо встречают всадника в зеленом, «<…> тот казался ему [Дон Кихоту] человеком незаурядным. На вид всаднику в зеленом можно было дать лет пятьдесят; волосы его были чуть тронуты сединой, нос орлиный, выражение лица веселое и вместе важное; словом, как одежда, так и осанка обличали в нем человека честных правил. Всадник же в зеленом, глядя на Дон Кихота Ламанчского, вывел заключение, что никогда еще не приходилось ему видеть человека подобной наружности и с подобною манерою держаться; он подивился и длинной его шее, и тому, что он такой долговязый, и худобе и бледности его лица, и его доспехам, и его телодвижениям и осанке, всему его облику и наружности, с давних пор в этих краях не виданным».

Всадника зовут дон Дьего де Миранда, он образованный сельский дворянин. Один из немногих добрых людей в книге (оказавший Дон Кихоту поистине сердечный прием). Когда Дон Кихот рассказывает о своем призвании странствующего рыцаря, идальго приходит в недоумение: «Неужели ныне подлинно существуют странствующие рыцари и печатаются истории неложных рыцарских подвигов? Я не могу поверить, чтобы в наши дни кто-либо покровительствовал вдовам, охранял девиц, оказывал почет замужним, помогал сиротам, и так никогда бы и не поверил, если бы собственными глазами не видел вашу милость. Теперь, слава Богу, с выходом в свет истории высоких ваших и истинных подвигов, которая, как вы говорите, уже отпечатана, позабудутся бесчисленные вымышленные истории странствующих рыцарей, — их всюду полным-полно, и они способствуют лишь порче нравов, вредят сочинениям полезным и подрывают доверие к ним».

Всадник в зеленом сетует на то, что его сын отказывается изучать правоведение или теологию и мечтает посвятить себя поэзии, в ответ Дон Кихот произносит красноречивую речь в защиту юноши. «Вывод же из всего мною сказанного, сеньор идальго, тот, что вашей милости не следует препятствовать своему сыну идти, куда его ведет его звезда, ибо если он, должно полагать, школяр добрый и уже благополучно взошел на первую ступень наук, а именно ступень языков, то теперь, обладая таковыми знаниями, он самостоятельно взойдет и на вершину светских наук, которые так же к лицу истинному дворянину, дворянину, что называется, в плаще и при шпаге, так же возвышают его и служат ему к чести и украшению, как митры украшают епископов, а мантии — опытных судейских. <…> и если короли и вельможи видят, что чудесная наука поэзии в руках людей благоразумных, добродетельных и степенных, то к таким поэтам они проникаются уважением, чтут и награждают их и даже венчают листьями дерева, в которое никогда не ударяет молния, — в знак того, что никто не имеет права обидеть стихотворцев, коих чело подобным венком почтено и украшено».

Едва закончив мирную беседу (с Сервантесом в роли суфлера), наш бедный рыцарь опять готов ввязаться в ужасное и ни с чем не сообразное приключение.

После фарсовой сцены с творогом, который Санчо положил в шлем Дон Кихоту, следует приключение со львами — львом и львицей, — которых губернатор оранский послал в подарок испанскому королю^{51}. Дон Кихот останавливает повозку и требует выпустить зверей, чтобы он мог с ними сразиться. «<…> едва сторож увидел, что Дон Кихот уже наготове и что,