интерес, так как его история напоминает жизненную историю Сервантеса. При Лепанто «я прыгнул на неприятельскую галеру, но в эту самую минуту она отделилась от нашей, в силу чего мои солдаты не могли за мною последовать, и вышло так, что я очутился один среди врагов, коим я не мог оказать сопротивление по причине их многочисленности, — словом, весь израненный, я попал к ним в плен». Эта вставная повесть совершенно иного сорта, чем предыдущие. Но останется ли ее тон «реалистичным»?

Автор выводит себя в романе под именем испанского солдата Сааведры:

«<…> тот проделывал такие вещи, что турки долго его не забудут, и все для того, чтобы вырваться на свободу, однако ж хозяин мой ни разу сам его не ударил, не приказал избить его и не сказал ему худого слова, а между тем мы боялись, что нашего товарища за самую невинную из его проделок посадят на кол, да он и сам не раз этого опасался. И если б мне позволило время, я бы вам кое-что рассказал о подвигах этого солдата, и рассказ о них показался бы вам гораздо более занимательным и удивления достойным, нежели моя история»^{46}.

В сороковой главе история пленника принимает романтический оборот, что не идет ей на пользу. Она в самом деле теряет живые краски. В главе 41 история о прекрасной Зораиде, которая помогла молодому испанцу бежать и убежала вместе с ним, тянется невыносимо долго. [NB! ее отца зовут Хаджи Мурат]. Однако в ней появляется некоторая выразительность, когда старый мавр поносит беглянку- дочь.

«О беспутная девка, о дитя неразумное! Почто отдалась ты во власть этих псов, исконных врагов наших! Да будет проклят тот час, когда я тебя породил, и да будут прокляты веселья и приятности, в коих я взрастил тебя!» Но в целом эта повесть лишь немногим превосходит предыдущие вставные повести, написанные на итальянский лад. Однако в ней есть привлекательные сцены, как, например, эпизод с галантным французским пиратом. «Было, наверное, около полудня, когда нас посадили в шлюпку и дали нам два бочонка с водой и немного сухарей. Когда же в лодку спускалась прелестнейшая Зораида, капитан, внезапным состраданием движимый, вручил ей сорок золотых и не позволил морякам снять с нее те самые одежды, в коих вы ее сейчас видите». А также очаровательный рассказ о первом человеке, которого они увидели, высадившись в Испании: «И вот, когда мы прошли около четверти мили, до слуха нашего долетел звон колокольчика — явный знак того, что поблизости должно было быть стадо. И, внимательно оглядевшись, не видать ли кого-нибудь, заприметили мы юного пастуха: безмятежный и беззаботный, он, сидя под дубом, вырезал ножом палочку».

Происшествия на постоялом дворе продолжаются. Как только капитан закончил свой рассказ, к воротам подъехала карета. «В это время из кареты вышел человек, по одежде коего можно было тотчас определить чин его и звание, ибо длинная его мантия со сборчатыми рукавами свидетельствовала о том, что слуга не солгал и что это и точно судья. Он вел за руку девушку лет шестнадцати в дорожном одеянии, столь привлекательную, хорошенькую и изящную, что все ею залюбовались, так что, не окажись на постоялом дворе Доротеи, Лусинды и Зораиды, можно было бы подумать, что такой красивой девушки скоро не сыщешь».

Какой приятный сюрприз! Это брат солдата со своей дочерью. Судья получил назначение не куда- нибудь, а в Мексику. Сервантес дерзко нагромождает события и, усадив всю компанию за стол, совсем забывает о том, что постояльцы только что поужинали. Третий из трех братьев живет в Перу, где приобрел огромные богатства. Посмотрите, какую огромную площадь покрывают последние главы: Бельгию, Францию, Италию, Малую Азию, Африку, Центральную и Южную Америку. Два брата обнимаются. «Речи обоих братьев, а равно и сердечное их волнение вряд ли, думается мне, можно себе представить, а не только что передать». Здесь автор падает очень низко. Однако он предпринимает попытку подняться до уровня Дон Кихота: «И вот уже Дон Кихот, молча и с неослабным вниманием следивший за всеми этими необыкновенными событиями, истолковал их во вкусе небылиц о странствующем рыцарстве». Позже, когда все отправились спать, «Дон Кихот вызвался охранять замок, дабы предотвратить нападение какого-нибудь великана или же какого-нибудь недоброго человека, который позарится на бесценные сокровища красоты, в этом замке хранящиеся».

Пока Дон Кихот стоит на страже за воротами постоялого двора, главу прелестно завершает звучащая в темноте песня.

«Порою казалось, что поют во дворе, порой — что в конюшне, и они, все еще находясь в полном недоумении, внимательно слушали, когда к дверям приблизился Карденьо и сказал:

— Если вы не спите, то послушайте: это поет погонщик мулов, и голос у него поистине дивный.

— Мы слушаем, сеньор, — отозвалась Доротея. Карденьо в ту же минуту удалился <…>».

На постоялом дворе становится тесновато. Отметим, что Сервантес прибегает здесь к испытанному приему «острова», когда персонажи собираются вместе в некоем замкнутом пространстве — на острове, в отеле, на корабле, в самолете, загородном доме, железнодорожном вагоне. В сущности, тот же прием использует Достоевский в своих совершенно безответственных и несколько старомодных романах, где десяток людей устраивают грандиозный скандал в купе спального вагона — который никуда не едет. А если пойти еще дальше, тот же трюк — собрать несколько человек в одном месте — проделывают сочинители современных детективов, помещая потенциальных преступников в заваленный снегом отель или одинокий загородный дом и т. п., чтобы искусно ограничить число возможных разгадок в умишке читателя.

Лусинда, Доротея, Зораида уже рассчитались с читателем, но тут появляется дочь судьи Клара. И разумеется, погонщик, распевающий под окнами, ее возлюбленный^{47} . Ах, он не погонщик, а сын знатного сеньора. Клара рассказывает свою историю на ушко Доротее.

Служанка Мариторнес и дочь хозяина постоялого двора решают подшутить над Дон Кихотом. Сцена великолепна с художественной точки зрения, но омерзительна по своей жестокости. Дон Кихот встает на спину Росинанта, чтобы дотянуться до зарешеченного окна, за которым, по его представлению, должна находиться раненная любовью дева.

«— Вот вам, сеньора, моя рука или, лучше сказать, этот бич всех злодеев на свете. Вот вам моя рука, говорю я, к коей не прикасалась еще ни одна женщина, даже рука той, которая безраздельно владеет всем моим существом. Я вам ее протягиваю не для того, чтобы вы целовали ее, но для того, чтобы вы рассмотрели сплетение ее сухожилий, сцепление мускулов, протяжение и ширину ее жил, на основании чего вы можете судить о том, какая же сильная должна быть эта рука, если у нее такая кисть.

— Сейчас посмотрим, — сказала Мариторнес и, сделав на недоуздке петлю, накинула ее Дон Кихоту на запястье и затянула, а затем подбежала к воротам сарая и другой конец недоуздка крепко-накрепко привязала к засову».

Затем к постоялому двору подъезжают несколько всадников, Росинант делает шаг в сторону, и Дон Кихот повисает в воздухе — а нам мерещится тень креста.

Продолжается роман Клары и Луиса, и любовную историю юноши сопровождает драка хозяина с двумя постояльцами, но Дон Кихот усмиряет их словами убеждения и разумными доводами. Луис рассказывает о своей любви к Кларе ее отцу; тот, хоть и озадачен, благосклонно принимает сватовство Луиса. Напоминая о прошлом, появляется встреченный ранее на дороге цирюльник и обвиняет Дон Кихота в