— Нечто экзотическое: растительная смесь из шелковицы и мушмулы.
Элиот не верил своим ушам.
— И больше ничего?
— Нет. Если хочешь знать мое мнение — это лекарство вряд ли сможет от чего-либо вылечить. Самое натуральное плацебо.[21]
Элиот положил трубку. Итак, в пилюлях не было ничего волшебного. Старый камбоджиец, история с загадыванием желания, вновь забрезжившая надежда увидеть Илену… Все пустое. Сказки. Наверное, метастазы уже проникли Элиоту в мозг. Встреча с двойником наверняка была плодом его воображения. Фантазии пожилого человека, который боится смерти.
Понятно теперь, в чем состоит функция снов. Это предмет из области психоанализа. Сны — некий предохранительный клапан, который позволяет тайным несбыточным желаниям определенным образом выражаться, не разрушая психики. Элиот постучался в дверь к Альберту Эйнштейну, а попал к Зигмунду Фрейду.
Ну вот, всего лишь один телефонный звонок вернул его к реальности. Волшебство исчезло, и в ярком свете утра то, что еще вчера казалось реальным, сейчас выглядело сумасшедшей химерой. Он так хотел верить в то, что с ним происходило, но… Это захватывающее приключение, эти невероятные путешествия во времени были на самом деле лишь плодом его больного воображения. Тяжелый недуг и близость смерти породили утопическую надежду вернуться в прошлое.
А правда была в том, что он боялся. Ужасно боялся. Он отказывался верить, что жизнь подходит к концу. Так быстро все прошло: детство, юность, зрелость… Не успел и моргнуть, а уже пора уходить… Черт, но ведь шестьдесят лет — это так мало! Он совсем не чувствовал себя старым. До того как ему поставили диагноз «рак», он находился в хорошей форме. Во время гуманитарных поездок лазил по горам, оставляя позади себя ребят тридцати и сорока лет. И Шарика, индийская студентка, писаная красавица, хотела встречаться с ним, а не с кем-то из молодых врачей, которые только начинали свою карьеру в больнице.
Но со всем этим теперь покончено. Впереди его ждали лишь страх и смерть.
Страх наблюдать, как слабеет тело.
Страх перед страданиями и потерей самостоятельности.
Страх одиноко умереть в больнице.
Страх оставить дочь одну в этом нестабильном мире.
Страх перед тем, что вся жизнь его вдруг окажется бессмысленной.
И страх перед неизвестностью, в которую он погрузится после того, как испустит дух и перенесется по ту сторону бытия.
Черт!..
Элиот вытер слезинку бессильной ярости, которая стекала по щеке.
Теперь доктор ощущал внутри острую боль. В ванной он достал из шкафчика с лекарствами болеутоляющее. Брызнул в лицо холодной водой. Из зеркала на него глядел мужчина с воспаленными красными глазами.
Сколько ему еще осталось? Несколько дней? Недель? Купер ощутил небывалое желание жить, бежать, дышать, болтать с друзьями, любить…
Однако сказать, что он провел свою жизнь впустую, никак нельзя. У доктора была дочь, которую он обожал, и замечательный друг Матт. Более того, он всегда в своей жизни был кому-то нужен. К тому же Элиот сумел посмотреть мир, ведь он много путешествовал, а также познал, что такое наслаждение…
Но ему всегда чего-то не хватало.
Илена…
С тех пор как она погибла, он жил урывками, чувствуя себя, скорее, пассивным наблюдателем, чем творцом своей жизни. И последние дни Элиота скрашивала лишь одна прекрасная мечта о том, что во время своих путешествий в прошлое он перед своей смертью вновь увидит Илену.
Но теперь волшебный покров спал, и доктор переживал, что поддался обману. «Страданиям приходит конец только тогда, когда перестаешь верить», — гласит народная мудрость.
Но Элиот не хотел страдать.
И тогда, чтобы заглушить в себе малейшие ростки надежды, он бросил стеклянный пузырек с пилюлями в туалет.
На мгновение заколебался…
…А потом спустил воду…
Элиот припарковал машину в Мишн-дистрикт, на улице Валенсия-стрит. В это время дня в испанском квартале царило праздничное оживление. Миссион с его дешевыми магазинчиками и фруктовыми лавками по праву считался одним из самых живописных старинных кварталов в городе.
Врач влился в пеструю шумную толпу и шел, разглядывая фасады домов, украшенные настенными фресками. Несколько раз Элиот останавливался, чтобы полюбоваться на эти удивительные картины, в которых чувствовалось влияние мексиканского художника Диего Ривьеры. Но доктор пришел сюда не рассматривать достопримечательности, поэтому он продолжил путь, ускорив шаг. Воздух в квартале был горячим и словно наэлектризованным, что нравилось здешней молодежи. Не обходилось и без эксцессов: банды чикано, задирая прохожих, портили дружелюбную атмосферу, царящую в городе…
На перекрестке с улицей Долорес-стрит, среди клубов сальсы и религиозных лавок, Элиот наконец заметил вывеску, которую искал: «Голубая луна: украшения и татуировки».
Он открыл дверь заведения и увидел мрачный плакат с изображением Фредди Меркьюри. Переодетый в женщину солист группы «Куин» застыл в неприличной позе.
Элиот вздохнул. Здесь он чувствовал себя не в своей тарелке, но отступать не собирался.
— Кристина, — позвал он, направляясь внутрь магазина.
— Доктор Купер, вот так сюрприз!
Перед ним предстала высокая блондинка. Ее внешний вид казался Элиоту отталкивающим: кожаные сапоги, коротенькие шорты, эротическая татуировка на спине.
Элиот познакомился с ней в больнице. Он оперировал ее приемного сына, маленького китайского мальчика, страдающего от сильных болей в позвоночнике. С тех пор доктор постоянно наблюдал ребенка, которого Кристина воспитывала вместе с подругой Лейлой.
Еще с первой встречи Элиота поразила раскованность Кристины. Женщина была прекрасным специалистом по азиатским цивилизациям, но вместо того, чтобы преподавать в университете или заниматься исследовательской деятельностью, предпочла открыть салон татуировок. Кристина жила как хотела и открыто заявляла о своей лесбийской ориентации. В Сан-Франциско это никого не удивляло: в последнее время гомосексуалисты стали так же популярны, как в свое время хиппи. Привлеченные терпимостью жителей города, десятки тысяч геев и лесбиянок поселились в кварталах Кастро и Ноу- Вэлли.
— Я буду в вашем распоряжении через две минуты, — доброжелательно произнесла Кристина.
Врач расположился в кресле, рядом с южноамериканским травести, которому прокалывали уши. Немного смущенный окружавшей его обстановкой, Элиот все же собрался с духом и спросил, где находится телефон. Он позвонил Матту, чтобы сообщить последние новости. Когда Элиот рассказал о результатах дактилоскопии, друг не выразил большого удивления.
— Кроме тебя, этого типа никто не видел, — заметил он, — так что, по-моему, эта история всего лишь плод твоего воображения.
— Как это плод воображения? — разволновался Элиот. — А зажигалка «Выпуск Миллениум» с моими отпечатками пальцев, это что, я тоже, по-твоему, выдумал?
— Послушай, старина, наверняка эту зажигалку ты купил сам, но просто об этом не помнишь.
— Ты мне не веришь?
— Нет, — признался Матт.
