совсем не советовал штурмовать, сам видишь, — сильна фортеция. Лучше в осаду взять.

— Жинке своей советовать будешь, а не мне. Что ж, ваша милость мне тут год сидеть прикажет? Ты сиди, если хочешь, а я не буду…

— Вот полковники, — послышалось за спиной Самуся.

Самусь обернулся.

В сопровождении сотника подошел шляхтич.

— От гетмана Любомирского, — слегка поклонился он.

— Чего, тебе?

— Гетман приказывает покориться. За это всем будет прощение.

— Нехай он идет к кобыле под заднюю гриву, твой гетман, вместе со своим прощением. Когда от Днепра и до Днестра духа вашего не останется, тогда и говорить можно будет.

Самусь повернулся к шляхтичу спиной, показывая, что аудиенция закончена. Шляхтич постоял с минуту и удалился.

— Значит, ты отказываешься от штурма? — снова обратился Самусь к Абазину.

— За кого ты меня принимаешь? Я только думку свою сказал. Не буду же я сидеть, когда ты на приступ полезешь!

— Дай только своих людей, а сам сиди. Тебя все равно ни одна лестница не выдержит. Куда с твоим пузом лезть!

— Быстрее тебя взберусь.

— Посмотрим…

Штурм не удался. В стенах не сделали ни одной пробоины, так как вся артиллерия состояла из легких двухколесных пушек, возимых одной лошадью. Палий прислал несколько ломовых, осадных пушек, но ядер к ним оказалось недостаточно. Стены были очень высокие, редко какая лестница достигала верха стены. Казаки лезли под ливнем пуль, один за другим карабкались по плечам, по головам, стреляли из пистолетов в рейтар, но мало кому удавалось взобраться на стену и взяться за саблю. Да и там на каждого набрасывалось несколько осажденных, и казак падал вниз, сбивая товарищей.

Самусь злился: заворачивал отступающих, в ярости сам бросался к стенам. После третьего неудачного приступа Абазин взял его за руку и тихо, но твердо сказал:

— Хватит людей зря губить. Пора за ум взяться.

Самусь прикусил губу, однако подчинился.

Полтора дня они ничего не предпринимали, даже не говорили о том, что делать дальше. В полдень к шатру Абазина и Семашки подошли двое: один казак, другой в одежде горожанина. Лицо казака показалось Семашке знакомым, и он спросил, где видел его. Тот улыбнулся:

— В саду на пасеке. Я жаловаться приезжал.

— Пошел-таки в сотню?

— Уже месяц как в казаках… Вот этот человек в Белую Церковь идет. Говорит, что ход тайный знает. Сам он из Белой Церкви. Когда мы крепость обложили, он не был в городе, а теперь хочет домой пройти.

— Ты ход знаешь? — подошел поближе Абазин.

— Знаю, — смело ответил горожанин. — Он очень давний, вряд ли его охраняют.

— Куда он выводит?

— В сад белоцерковского подстаросты, недалеко от вала, у речки.

— А не врешь?

— Чего мне врать? Я никуда не бегу. Если что, так я в ваших руках.

— Заглянуть в крепость нам было бы неплохо. Кого пошлем?

— Дозвольте, я пойду, — сказал казак.

— Ладно, только тут одного мало. Позови Якова Мазана из второй сотни, он до таких дел охотник. Да пусть еще кого-нибудь возьмет с собой. Дмитрия, дончака, дружка своего.

Казак пошел во вторую сотню. Мазана он нашел на берегу Роси среди других казаков, которые по очереди раздевались и по двое лезли с волоком в холодную воду. Волок тащил как раз Мазан.

— Давай, давай, — покрикивал он на напарника, — это тебе не Дон, тут глубоко!

— Тебе хорошо кричать, сам по-над берегом идешь, а здесь дна не достанешь.

— Яков, тебя Абазин и Семашко ждут! — крикнул казак.

— Сейчас иду, вот только дотащим.

Они вылезли из воды и, утираясь сорочками, забегали по берегу, чтоб согреться.

— Бр-р-р, холоднее, чем зимой. Не знаешь, зачем зовут?

— К ляхам итти. Говорил полковник, чтоб ты еще кого-нибудь с собою взял.

— Дмитрий, пойдем?

— А как же! Уж тебя одного не пущу. На тебе чоботы добрые, коль убьют, пропадут они ни за понюх табака. Эх, твои бы чоботы да к моим штанам!

— Или твои штаны к моим чоботам!

Мазан обулся и опять затопал по берегу, мелко пристукивая подборами и хлопая ладонями по голенищам:

Дмитрий вскочил и, держа в руках пояс, пошел вприсядку вокруг Мазана:

— Пошли скорее, нас ждут, — прервал их посланный казак.

Подпоясываясь на ходу, Мазан и Дмитрий двинулись от речки.

Вечером, подробно расспросив горожанина про Белую Церковь, они ушли в разведку.

Вернулись только к утру. Казаки удачно пробрались по ходу, но в городе заблудились.

Они долго плутали в ночном городе. По улице иногда проходил дозор, тогда казаки прятались за углом какого-нибудь дома, выжидая, пока дозор пройдет, и шли дальше.

— Так до утра проходим и ничего не узнаем, — сказал Максим. — «Языка» надо добыть.

— Где же ты его, чорта, возьмешь? Разве твой отрезать, — пошутил Дмитрий.

— Пошли к комендантскому дому, там должен быть часовой, — предложил Мазан.

Они подошли к дому коменданта со стороны сада. Максим остался на страже, а Мазан и Дмитрий перелезли через ограду в сад. Время тянулось нестерпимо медленно. Наконец Максим услышал, как что-то зашуршало за оградой, раздался приглушенный шопот Дмитрия:

— Как его перетащить? Максим, где ты?

— Здесь я.

— Вырви из ограды доску.

Максим стал раскачивать доску, она долго не поддавалась, он нажал на нее плечом, раздался треск, и сломанная пополам доска упала на землю.

— Эй, кто там? — крикнули из глубины сада.

— Свои, — громко отозвался Мазан.