Смотрите, наши танки проехали в десятках метров мимо немецких и не заметили их, не расстреляли. Почему? Ведь в КВ было 5 человек экипажа! Было-то было, да что толку?
Механик-водитель смотрел в единственный триплекс, видя перед собой несколько метров дороги. Рядом с ним пулеметчик смотрел в прицел шаровой установки размером с замочную скважину только около 200 мм длиной. Наводчик смотрел в прицел пушки, у которого угол обзора всего 7 градусов, радист вообще смотровых приборов не имел, а командир обязан был на полу танка вытаскивать из укладки снаряды и прятать в нее стреляные гильзы. Кому же было за полем боя смотреть? У командира КВ даже люка не было, чтобы выглянуть и оглядеться.
Надо сказать, что необходимость в танке собственно командира вызывает у ряда наших читателей сомнение. Оно естественно. Когда мы начали заниматься на кафедре военной подготовки, то эта должность и у нас вызывала недоумение. Механик-водитель ведет танк – это понятно. Наводчик стреляет – понятно. Заряжающий заряжает орудие и пулеметы – понятно. А командир просто сидит и ничего не делает! Почему бы ему самому из пушки не стрелять?
Рассмотрим только один элемент работы командира танка – корректировка огня пушки. Пушку в цель наводят с помощью оптического прицела. Если в него глянуть, то в центре видна прицельная марка (угол вершиной вверх), иногда говорят – «перекрестье прицела». И сетка делений в тысячных, т. е. 1/1000 круга. Виден в прицел очень небольшой кусочек местности. Возьмите лист бумаги, сверните его в трубку и посмотрите в нее. Столько видно и в прицел. Наведите трубку на какой-то предмет и подпрыгните так, чтобы этот предмет оставался в видимости в трубке. У вас не получится, он пропадет из поля видимости и вам потребуется время, чтобы вновь навести трубку на этот предмет. То же происходит и при выстреле пушки, когда танк вздрагивает.
Первый выстрел делают, подведя в прицеле прицельную марку в центр цели. Но обычно и прицел несколько сбивается: и температура воздуха влияет, и ветер, и масса других факторов. В результате снаряд первого выстрела ляжет где-то рядом с целью. Очень важно заметить где! Потому что следующий выстрел нужно делать с учетом промаха, с учетом отклонения снаряда от цели – с корректировкой.
Но, повторяю, танк при выстреле вздрагивает, цель выскакивает из поля зрения прицела, и если снаряд бронебойный (со слабым взрывом или вообще без взрыва), а расстояние до цели относительно небольшое (снаряд летит секунду или менее), то наводчик не способен увидеть, куда снаряд упал, и не способен скорректировать огонь.
Это делает командир, он и корректирует огонь, скажем: «Фигура вправо, выше пол-фигуры». И следующий снаряд ляжет в цель.
Вот конкретный бой той войны, рассказанный ветераном – механиком-водителем БТ-7. В начале войны их танк вел бой даже не с танком, а с немецкой танкеткой – слабобронированной машиной, вооруженной обычным пулеметом. Немецкий пулеметчик ничего бэтэшке сделать не мог, его пули отскакивали от лобовой и бортовой брони. Но и командир-наводчик нашего танка ничего не мог сделать танкетке – он стрелял из пушки, но не видел, куда попадают снаряды, не мог скорректировать себе огонь, не мог попасть. Тогда он навел пушку на танкетку, открыл люк, под его защитой высунулся из башни и выстрелил, чтобы наконец понять, куда попадают его снаряды. В это время немецкий пулеметчик дал очередь по люку, пули пробили 6 -мм броню, командир был убит, механик вывел танк из боя – стрелять стало некому. Бэтэшку победила боевая машина, которая и доброго слова-то не стоит.
Конечно, в таком требовании наших кабинетных военных к танкам не только Тухачевский виноват, но маразм этот был заложен в конструкцию танков им, просуществовал он до 1942 г. и стоил нашим танкистам тысяч и тысяч жизней.
Танковый блеф
Считается, что Тухачевский был такой великий стратег, что даже немцы у него учились своему блицкригу.
Между тем, как ни сильны танки, но они являются только средством усиления пехоты, поскольку только та территория считается завоеванной, на которую ступила нога пехотинца. Можно утопить весь вражеский флот, можно забросать территорию авиабомбами, можно изъездить ее на танке, но пока на данной территории не закрепился пехотинец – она все еще принадлежит врагу. Это аксиома войн, и именно ее стратег Тухачевский не понимал, если не был откровенным врагом.
Гудериан это понимал и еще в 1936 г. записал главную мысль блицкрига:
Иными словами, в танковых войсках ударная сила – танки, но основная сила – пехота.
В своем «Воспоминании солдата» Гудериан пояснял (выделено мною, – Ю.М.):
«В 1929 году я пришел к убеждению, что танки, действуя самостоятельно или совместно с пехотой, никогда не сумеют добиться решающей роли. Изучение военной истории, маневры, проводившиеся в Англии, и наш собственный опыт с макетами укрепили мое мнение в том, что танки только тогда сумеют проявить свою полную мощь, когда другие рода войск, на чью поддержку им неизбежно приходится опираться, будут иметь одинаковую с ними скорость и проходимость.
В соединении, состоящем из всех родов войск, танки должны играть главенствующую роль, а остальные рода войск действовать в их интересах. Поэтому необходимо не вводить танки в состав пехотных дивизий, а создавать танковые дивизии, которые включали бы все рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков».
Поэтому уже к началу Второй Мировой войны в танковых дивизиях вермахта, при общей их численности примерно в 12 тыс. человек, соотношение танковых и пехотных частей было 1:1 – одна танковая бригада (324 танка и 36 бронеавтомобилей) и одна стрелковая. А в тех корпусах, что создавал Тухачевский в 1932 г.,
