отвращает. Впрочем, не помню точно бредовых слов брата Бруно, но суть их была мне ясна, ибо не он первый, не он последний. И ранее случалось, что такие, как он, принявшие постриг в каком-нибудь захолустном монастыре Богемии или Баварии, проведшие долгое свое послушничество среди пяти-шести отупевших от поста или крайне простодушие верующих братьев, перейдя в наш Орден, испытывали сильное потрясение. Потрясало их не что-нибудь, а контраст между их представлением о сообществе воинствующих монахов и самим этим сообществом.

Общеизвестно, что действительность гораздо более многолика, богата случайностями и противоречиями, чем отвлеченная мысль. Позвольте мне не вдаваться в подробности, нет нужды перечислять все, что может потрясти глубоко верующего провинциального монаха, приобщенного к многообразной действительности Родоса.

Я питал надежду, что брат Бруно быстро переживет сделанные им открытия и постарается взять свою долю, – Орден предоставлял к тому немало возможностей. А не найди он в себе силы переболеть, мы бы пришли ему на помощь – понимайте это, как вам заблагорассудится.

Но тут-то узнал я о том, что он скрылся. А перед тем как скрыться, написал братии письмо, – какова наглость, всей братии! – в котором призывал сровнять с землей сие гнездо разврата и разойтись на все четыре стороны. Как вам это нравится?

Большой совет, обсуждавший это письмо, счел его чудовищным. Бруно был без отлагательства отлучен не только от Ордена, но и от лона святой нашей церкви, а в родосских церквах была даже провозглашена анафема заблудшему брату. Таким образом, мы оборвали с ним всякую связь и вскоре вовсе забыли о нем. Никто не стал дознаваться, куда направил Бруно грешные свои стопы, – для нас он был мертв.

И вот этот мертвец возымел дерзость воскреснуть и предстать передо мной, и вдобавок не в качестве раскаявшегося грешника, а как посланец владетельного принца.

С наивозможной быстротой, какую только позволяло глубокое изумление, в кое я был повергнут, я сообразил, что будет лучше пока не узнавать его – объяснения отнимут лишнее время. К тому же щекотливый, хотя и не самый существенный, вопрос об отступничестве нашего чернеца не должен был отвлекать меня от дела, несравнимо более важного.

Я отвернулся к окну, дабы не видеть этого наглого, преображенного чужеземным платьем и тем не менее неприятно знакомого лица, не встретиться с его насмешливо-вызывающим взглядом.

– От имени Ордена приветствую принца Джема в лице его посланца, – с трудом выдавил я из себя. – Какие вести привезли вы нам?

В отличие от Баязидова посланца Бруно не потребовал толмача. Он отвечал мне на чистейшей латыни:

– Мой повелитель выражает вам свое уважение. Превратности судьбы, еще не сказавшей последнего слова в споре между Джемом и его самозванцем-братом, принудили моего повелителя отступить в Ликию. Желая обсудить с мудрейшими братьями Ордена дальнейший ход своей борьбы, султан Джем просит быть принятым на Родосе со всеми почестями, какие подобают его особе. Он верит, что в ответ на его просьбу святые братья пришлют к берегу Азии корабли, которые доставят его на Родос. А также, что ему будет обеспечен свободный въезд и выезд с Родоса по его воле.

Бруно произнес эту речь монотонным голосом, в котором, однако, звучала досада. Должно быть, он желал тем самым показать, сколь мало восхищен высочайшим поручением и приемом у лица высокого духовного звания.

Мне пришлось – ведь наше воспитание не допускает эксцессов – сделать над собой усилие, чтобы не разразиться бранью.

– Орден считает себя польщенным, – сказал я, – что сын великого Завоевателя, очистив свое сердце от былой вражды к братьям-иоаннитам, удостаивает нас своим вниманием. Едва Большой совет рассмотрит сей вопрос, вы будете извещены о результате.

– Я бы хотел лишь напомнить вам, что дорога каждая минута. Пока ваш Совет примет решение, султана Джема, быть может, уже не будет в живых.

– Будь вы ближе знакомы с нашим Орденом, – не сдержался я, – вы не стали бы обвинять его в медлительности!

Бруно удалился подчеркнуто небрежной походкой – ему явно хотелось разозлить меня.

«К дьяволу Бруно! – Я решительно вычеркнул его из своей памяти. – Великий боже! Неужто мне, третьему сыну графа Д'Обюссона, обедневшего рыцаря из Крёзо, даруешь ты такой шанс! Неоценимый… Еще вчера над нашим Орденом тяготела угроза Завоевателя, еще вчера мы тщетно искали средства восстановить разрушенные наши стены, чтобы выдержать новый приступ. Ныне же мы – две тысячи монахов во главе со мной! – будем участвовать в решении мировых судеб».

По моему приглашению братья сошлись в залу Большого совета. Она выглядела величественно в расцвеченном благодаря витражам полумраке, со своими стенами, отделанными кедром и дамасской парчой. Точно стая старых, мудрых птиц, бесшумно заполняли залу монахи. «Орлы мои! – хотелось мне сказать им, хоть я и знал, что половина из них прозакладывали бы душу и все на свете, чтобы убрать меня с дороги. – Настал наш час!»

Старейшины уже заняли места за длинным столом Совета. В темном мраморе столешницы криво отражались тридцать лиц: седая кудель бород, дыры вместо глаз, лица без лбов.

Я изложил просьбу Джема.

Долгое время в зале стояла такая тишина, что слышно было постукивание моих ногтей о подлокотники эбенового кресла. Каждый из достопочтенных братьев сейчас прикидывал, сколько он получит, если до наступления вечера каким-то образом переправит эту весть своему негласному господину. Меня это не трогало – главный козырь они не могли у меня отнять. Джем прибудет на Родос прежде, чем они успеют опомниться. Как видите, наша эпоха с ее медленными средствами сообщения, с зависимостью от попутного ветра, штормов или корсаров имела свои преимущества.

Первым нарушил молчание приор Кастилии, дон Альваро де Цунига. Завидую вам, что вы не принуждены терпеть общество указанной личности; дон Альваро был на редкость неприятным субъектом.

И на этот раз он с важным видом принялся разъяснять вещи, которые и без того были ясны после первого же моего слова. Когда он соблаговолил избавить нас от своего красноречия, я подчеркнул, что времени для долгих разговоров нет. Все поддержали меня; Совет не помнил такого единодушия, а я не