дотянуться до подоконника.

— Полезли на иву, — вполголоса предложил Гошка. — Всё увидим, как с первого ряда.

Мальчишки подсадили на дуплистый ствол ивы Таню с Елькой, потом по очереди забрались сами и по толстому искривленному суку дерева добрались почти до самого окна.

В правлении собралось довольно много людей.

На скамейке, в окружении свинарок с других ферм, сидели Александра и Стеша и о чем-то переговаривались.

В контору вошла Ульяна. Вид у нее был недовольный, обиженный, горло закутано платком.

— Чего это мамка твоя? — спросил Гошка у Никитки. — Расхворалась, что ли?

— Не знаю. С утра вроде не жаловалась.

Ульяна хмуро оглядела собравшихся:

— Чего это вы на ночь глядя заседать собрались? Добрые люди уж спать ложатся.

— Извините, Ульяна Семеновна, что поздненько побеспокоили, — заговорил председатель. — Но тут дело такое, откладывать нельзя. Да вы проходите ближе, садитесь.

— Мне и здесь не тесно. — Ульяна с оханьем опустилась на скамейку у двери.

— Все, значит, в сборе. Тогда начнем, — сказал Николай Иванович и, посмотрев на Александру и Стешу, попросил их доложить, что они увидели в совхозе «Первомайский».

— Ну что ж, — услышал Гошка голос матери, — побывали мы в совхозе, посмотрели свинофермы. И вот что я вам скажу, Николай Иваныч. Правильно вы людей будоражите. Нельзя нам так больше работать. Наши свинарки еле-еле триста поросят выращивают, а в совхозе тысячи штук на откорм поставлены. Им кило свинины в семь раз дешевле обходится, чем нам. В трубу мы с нашими поросятами вылетим.

— Ну, Александра, ты ври, да не завирайся, — разведя руками, сказала Ульяна. — В семь раз дешевле... Несусветное же это дело!

— Да ты, Ульяна, послушай только, — принялась уверять Александра. — Мы теперь совсем по-другому работать станем. Я вот в совхозе Анну Семынину встретила... Помнишь ее, она в нашем колхозе жила, потом в совхоз перебралась? Теперь там свинаркой работает. Так мы со Стешкой на ферме у нее все высмотрели. Поросята на воле живут, в летнем лагере. Простор там, раздолье, воды вдоволь, кормов. Никаких тесных помещений, никаких клетушек. Поросята как на дрожжах растут. И знаешь, сколько Семынина с двумя своими напарницами свиней выращивает? Две тысячи.

— Сколько, сколько? — переспросила Ульяна.

— Две тысячи, — повторила Александра. Она немного помедлила и переглянулась со Стешей. — Вот и мы прикинули. Если и у нас летний лагерь будет, да кормов вдоволь, да механизация, мы тоже, пожалуй, вперед шагнем. Две не две, а тысячу поросят за лето откормим!

— А кто же за ними ходить будет? — спросила Ульяна. — Где ты охочих людей на такую работу найдешь? У нас ведь свинарок в колхозе раз, два — и обчелся.

— Кто ходить будет? — поднимаясь, удивленно спросила Александра. — А мы с тобой... как и раньше. Да вот Стеша еще с нами.

Ульяна фыркнула:

— Ты, Александра, ненароком не загуляла со Стешкой-то? Не хватила красненького в чайной?

Александра рассердилась и обернулась к деду Афанасию:

— Дедушка, да скажи ты ей! Мы даже и в чайную не заглядывали.

— Ты, Ульяна, не зубоскаль, — строго сказал дед Афанасий. — Совхозные свинарки работают с толком, по-умному. Есть чему у них поучиться. И Александра со Стешкой дело говорят. Хороший почин непременно подхватить надо.

— Ну и подхватывайте, коль вы такие ретивые, — махнула рукой Ульяна. — А только я еще белены не объелась, с ума не сошла. И мне с такой оравой ни в жизнь не справиться, сил не хватит.

Она достала из-за пазухи смятый листок бумаги и, подойдя к столу, положила его перед Николаем Ивановичем.

— Что это? — Председатель подозрительно покосился на бумажку.

— Читайте, небось грамотные, — усмехнулась Ульяна. — Бумага от доктора. По всем правилам, с печатью, с подписью. Нутром я нездоровая, хвори одолели. Так что прошу освободить меня от свинарника и дать по закону что полегче.

— Это что ж получается? — в недоумении спросил Николай Иванович. — Мы тут все хозяйство на новый лад ставим, чтобы мяса больше давать, молока, хлеба, чтобы люди жили богаче, а вы вдруг в отставку, на покой?

— Что ж я могу, Николай Иваныч? — вздохнула Ульяна. — Совсем хворая стала, одышка замучила. Подлечиться надо.

Александра с недоумением посмотрела на Ульяну.

— А ты вроде на здоровье-то особо не жаловалась?

— Я свои болячки наружу не выставляю. Терпела, мучилась, а теперь вот невмоготу стало.

— Ох, Ульяна! — заметил дед Афанасий. — Ловчишь ты что-то, петли петляешь.

— Да нет, Афанасий Никитич, — сказал председатель, просмотрев Ульянину справку. — Документ в полном порядке. Придется, видно, просьбу Ульяны Краюхиной уважить и найти ей работу полегче. — Он обернулся к Александре и Стеше. — Так как же решать будем? Летний лагерь мы вам построим. И беритесь-ка вы пока за лагерь вдвоем. А трудно будет — других помощников подыщем.

— Берись, Александра, — закивал головой дед Афанасий. — Дело ты понимаешь, руки у тебя теперь развязаны — Кузяева с дороги убрали.

Александра и Стеша посмотрели друг на друга. Переглянулись за окном и сидящие на иве ребята.

— Берись, мамка, берись! — зашептал Гошка, все ближе и ближе придвигаясь к окну.

И, наверное, в конторе никто бы не услыхал этого шепота, если бы не ивовый сук. Он уж давно скрипел и гнулся под тяжестью ребят и, наконец не выдержав, с треском обломился. Мальчишки и девчонки свалились в палисадник, в заросли молодой крапивы.

Стеша посмотрела в окно и рассмеялась.

— Тетя Шура, да у нас уж есть помощники, есть! — закричала она. — Тут как тут!

Выглянул в окно и Николай Иванович:

— Эге, да тут целая команда!

— Раз команда, тогда жить можно, — улыбнулась Александра и кивнула председателю. — Беремся мы за лагерь. Слово будем держать твердо.