— Это как же так? Ни с того ни с сего, с бухты-барахты. А мамаша что скажет? А чего ты, к примеру, делать умеешь?
— Мамка, она отпустит. А делать что хошь буду, — принялся уверять Гошка. — Пусть хоть самое тяжелое, хоть самое грязное. Слова против не скажу. Ну возьмите, дядя Вася! Не могу я здесь больше!
Дядя Вася закурил, затянулся и попросил Гошку рассказать, что же произошло с матерью. Мальчик зябко поежился.
— Так вы уже знаете.
— То по слухам, с пято на десято. А ты мне толком обрисуй... как на самом деле все было. Давай-ка присядем.
Они опустились на березовый чурбак, и Гошке пришлось рассказать о базаре, о чайной, о подарках.
— Да нет, парень. Чего-то вы с Никиткой недоглядели, — покрутил головой дядя Вася. — Не может мамаша твоя на чужое польститься.
— Так она же сама председателю призналась, — вырвалось у Гошки.
— Всякое бывает на белом свете, — задумчиво заговорил дядя Вася. — Один соседа походя оболжет, другой на себя наговорит невесть что. Да нет, натемнили что-то с Александрой. Я ее вот с каких пор знаю, поручиться за нее могу.
— Стеша и дед Афанасий тоже за мамку, — вполголоса заметил Гошка.
— Вот видишь, не одна она. Надо будет с Николаем Ивановичем поговорить об этом. — Дядя Вася приподнялся. — Пойдем-ка к председателю, Гоша.
— А я зачем?
— Расскажешь обо всем, как вот мне сейчас. Потолкуем. Он человек справедливый был. По правде все решал, по совести.
Не успели дядя Вася и Гошка выйти из переулка на улицу, как из-за угла дома появился Никитка. Он шел пошатываясь, точно пьяный, запрокинув голову кверху и прижимая к разбитому носу белую варежку.
Рядом с Никиткой, поддерживая его под руки, шли Елька с Таней и уговаривали его приложить к носу комок снега.
— Хорош боец кулачный, хорош! — сказал дядя Вася и вгляделся сыну в лицо. — Эге! Да тут дело посерьезнее, чем нос разбитый. Кто ж это тебя разукрасил так?
— А мы с Митькой Кузяевым схватились, — почти весело отозвался Никитка. — Ну, я ему тоже наклепал здорово. — Он отнял варежку от лица, и кровь вновь хлынула у него из носа.
— Подожди меня, я сейчас, — кивнул Гошке дядя Вася и, взяв Никитку за руку, повел в избу.
— Чего это они схватились? — недоумевая, спросил Гошка у Ельки.
Он знал, что Никитка никогда ни с кем не дрался, слыл в деревне не очень-то смелым мальчишкой, а крепких Митькиных кулаков просто-таки побаивался.
— А он не схватывался. Это ему за правду досталось, — блестя глазами, с восхищением сообщила Елька.
— За какую правду? — не понял Гошка.
— Ты знаешь, а Никитка все же молодец. — И Елька с Таней, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что произошло после того, как Гошка убежал от дома Покатиловых.
«ВЕРИМ ВАМ...»
Не успели девчонки рассказать и десятой доли, как на крыльце показался дядя Вася и махнул Гошке рукой.
— Пошли к председателю. А вы бы, — обратился он к девчонкам, — с Никиткой посидели. У него кровища из носа хлещет, а мать куда-то задевалась.
— Мы посидим, — согласилась Елька.
— Вы мне потом доскажете... Ладно? — шепнул Гошка Ельке и Тане и пошел вслед за Никиткиным отцом.
Перед избой Шараповых дядя Вася неожиданно остановился и, посмотрев на Гошку, сказал, что хорошо бы еще пригласить в правление его мать и обо всем там начистоту поговорить.
Они зашли к Шараповым в избу, но Александры дома не оказалось. Клава сказала, что ее зачем-то вызвали в правление колхоза.
— Это, наверное, насчет шпитомцев, — похолодев, шепнул Гошка. — Теперь пойдет суд да разбирательство.
— Тогда давай ходу, — поторопил дядя Вася. — Как бы нам не опоздать.
Они вышли из избы и вскоре были уже в правлении колхоза.
Гошка ожидал, что встретит здесь много людей, услышит шумные разговоры, увидит мать, которая, опустив голову, еле слышно отвечает на многочисленные дотошные вопросы. А потом один за другим встают члены правления, и каждый требует для матери самого строгого наказания.
Но ничего этого не было. Мать никто не судил и никто ни о чем ее не допрашивал.
Она сидела за председательским столом рядом с Николаем Ивановичем и членами правления и рассматривала какой-то чертеж на большом листе бумаги. А за спиной матери и председателя стояли Стеша, дед Афанасий, свинарки и тоже разглядывали чертеж.
— Можно, Николай Иваныч? — переступив порог правления, спросил дядя Вася. — Не помешаем?
Председатель поднял голову.
— А-а, Василий Егорыч! Входи, входи. — Он вышел из-за стола и пожал дяде Васе руку. — Мы тут свиноферму думаем перестроить. Вот со свинарками совет держу. Погляди-ка сюда, что мы планируем. — Николай Иванович кивнул на чертеж. — Подведем воду по трубам, сделаем кормокухню, самокормушки, автопоилки. Корма будем развозить в вагонетке по рельсам. Навоз тоже машина станет убирать. Словом, долой ручной труд! Все чтоб по-новому, как в лучших хозяйствах. Летом в лагерь поросят вывезем.
Гошка, примостившись на подоконнике, следил за матерью. Спустив на шею полушалок и распахнув кожушок, она, как старательная ученица, слушала Николая Ивановича и следила за его указательным пальцем, которым тот водил по чертежу. Щеки у матери раскраснелись, глаза блестели.
— Давно бы пора о ферме подумать, — сказала она, встретившись взглядом с дядей Васей. — А помнишь, Василий, вы еще с покойным Павлом такое дело задумывали? Вот и чертеж ваш сохранился.
— Он самый, — подтвердил Николай Иванович. — Я его в шкафу разыскал. Толково все было намечено...
Дядя Вася вгляделся в чертеж и развел руками.
— Намечать-то намечали, да забылось все, быльем поросло...
— В Клинцах забылось, а в других хозяйствах уже многое сделано, — возразил председатель. — В совхозе «Первомайский» все фермы полностью механизированы. Вот и нам надо за это браться.
— А на какие же доходы, Николай Иваныч, вы ферму думаете перестраивать? — осторожно спросил дядя Вася. — И так в колхозе убытков полно.
— Это верно, положение в Клинцах не из легких, — вздохнул председатель. — Но мы не в чужом краю живем, в беде нас не оставят. Государство нам ссуду дает, шефы из города помощь обещают. А главное — мы сами. Будем честно трудиться — горы свернем. — Он не без лукавства покосился на дядю Васю. — Вот хотя бы вы, Василий Егорыч. Механизатор, умелые руки — вам бы только и взяться за эту ферму.
— Так я ж при деле — на заводе работаю, — забормотал дядя Вася.
— Можем и походатайствовать, чтоб вас в колхоз отпустили. Завод-то шеф нашему колхозу, уважит нашу просьбу. Ну, да мы об этом еще поговорим. — Николай Иванович поглядел на Александру и Стешу. — Я вас вот зачем позвал. План планом, а лучше все это на деле посмотреть, у соседей. Поезжайте-ка завтра к первомайцам, поживите там с недельку, поработайте, поучитесь. Когда вернетесь — доложите, что у нас можно будет сделать.
