сверкнули.

— Ты оскорбляешь меня, Воитель. Я не стану твоей женой, Эрекозе. Никогда. Ты повинен в измене. Люди в открытую называют тебя предателем.

— Я же завоевал для них Мернадин!

— Оставив элдренам Лус-Птокай, где, кстати сказать, поджидает тебя твоя шлюха!

— Иолинда! Это ложь!

Однако я знал, что ложью тут и не пахнет.

— Нечестно так… — начал было я.

— Изменник! Эй, стража!

В тронный зал ворвались стражники. Их было человек десять, а впереди всех бежал капитан Каторн. В его глазах было выражение торжества, и я понял, что он всегда ненавидел меня как соперника в делах любви.

А еще я понял, что обнажу я меч или нет, Каторн все равно попытается убить меня.

Поэтому я обнажил меч. Меч по имени Канайана. Тусклое мерцание клинка отразилось в черных глазах Каторна.

— Вперед, Каторн! — крикнула Иолинда. Ее голос дрожал от ярости. Я обманул ее. Я не сумел дать ей опору, в которой она отчаянно нуждалась. — Вперед! Взять его! Он изменил своему народу!

Я был для нее изменником. Она действительно так думала. Вот почему она приговорила меня к смерти.

Я все еще надеялся спасти хоть что-нибудь.

— Это несправедливо…

Каторн осторожно приближался ко мне. За его спиной маячили фигуры стражников. Я отступил к стене и бросил взгляд в окно. Тронный зал находился на нижнем этаже дворца. Окно выходило в личный садик королевы.

— Подумай, Иолинда, — предостерег я. — Подумай. В тебе говорит ревность. Я вовсе не изменник.

— Убей его, Каторн!

Однако я убил Каторна. Когда он кинулся на меня, мой меч прыгнул в его искаженное гримасой ненависти лицо. Он вскрикнул, зашатался, схватился руками за голову — и рухнул на пол. Золоченые доспехи загремели, ударившись о каменные плиты.

Он был первым человеком, которого я убил.

Ко мне подступили стражники. Я отмахнулся от них, уложив попутно двоих или троих, и рванулся к окну. Королева Иолинда глядела на меня со слезами на глазах.

— Прощай, королева! Ищи себе другого полководца!

Я выскочил в окно.

И угодил в розовый куст, который расцарапал мне всю кожу. Выбравшись из него, я побежал к садовым воротам. За мной по пятам мчались стражники.

Ворота оказались открытыми. Я опрометью бросился вниз, рассчитывая оторваться от погони на извилистых городских улочках. Стражники не отставали. К ним присоединилась улюлюкающая толпа горожан, которые знать не знали, кто я такой и почему меня ловит Королевская стража. Они попросту наслаждались травлей.

Вот так все вышло. Страдание и ревность затуманили рассудок Иолинды. А в будущем ее решение может обернуться такими потоками крови, которых устрашится она сама.

Сперва я бежал вслепую, но потом вспомнил, что в гавани стоит корабль, который доставил меня сюда. Если его команда окажется мне верна, тогда у меня есть крохотный шанс спастись.

Мне удалось опередить преследователей. Я взлетел по сходням с криком:

— Отплываем!

На борту была только половина команды; другая половина гуляла в кабаках на берегу. Но дожидаться их возвращения было некогда. Пока матросы вставляли весла в уключины, я с помощью нескольких моряков отражал натиск стражников и горожан.

Отвалив от пристани, мы устремились вниз по реке Друнаа.

Сразу погоню они снарядить не догадались, а когда спохватились, было уже поздно. Моя команда не задавала вопросов. Люди привыкли к тому, что иногда я поступаю, скажем так, не совсем обычно. Лишь после недели плавания, когда нас со всех сторон окружала морская ширь, я сказал им, что стал изгнанником.

— Почему, господин Эрекозе? — спросил капитан. — За что такая немилость?

— Немилость, право слово. Если хочешь, назови это капризом королевы. Думаю, Каторн наговорил ей невесть чего, вот она и обозлилась на меня.

Они удовлетворились объяснением. В укромной бухте неподалеку от Равнин тающего льда я простился с ними, сел на коня и поскакал в Лус-Птокай, не имея никакого представления о том, что буду делать, очутившись там. Я знал одно: мне нужно известить Арджевха обо всем, что произошло.

Мы были правы. Человечество не позволит мне проявить милосердие.

Мои люди при расставании искренне пожелали мне удачи. Ни они, ни я и думать не думали, что в самом ближайшем будущем они погибнут из-за меня.

Ночью, благополучно миновав выставленные осаждающими дозоры, я прокрался в Лус-Птокай.

Услышав о моем возвращении, Арджевх поспешил мне навстречу.

— Ну что, Эрекозе?

Внимательно поглядев на меня, он прибавил:

— У тебя ничего не вышло. А выглядишь ты так, словно сражался со стаей котов. Что случилось? Я рассказал. Он вздохнул.

— Глупо было надеяться на иной исход. Теперь ты умрешь вместе с нами.

— Уж лучше так, — ответил я.

Миновало два месяца, два зловещих для защитников Лус-Птокая месяца. Рати человечества все не шли на приступ. Выяснилось, что они ожидают приказа королевы Иолинды. Она же, судя по всему, пребывала в нерешительности.

Бездействие было тягостно само по себе.

Я частенько поднимался на стену и разглядывал лагерь осаждающих, мысленно подгоняя их начинать. Лишь Эрмижад бывало по силам развеять мое сумрачное настроение. Мы ни от кого не скрывали, что любим друг друга.

А поскольку я любил ее, мне до безумия хотелось ее спасти.

Мне хотелось спасти и ее, и себя, и всех элдренов в Лус-Птокае. Я хотел не разлучаться с Эрмижад. Я не хотел погибнуть.

В отчаянии я ломал голову над тем, как нам одолеть врага, но планы мои были один сумасброднее другого и явно ни на что не годились.

Однако память выручила меня.

Я припомнил наш с Арджевхом разговор на плато после того, как он взял надо мной верх в поединке.

Я нашел принца в кабинете. Он читал.

— Эрекозе? Что, началось?

— Нет, Арджевх. Ты рассказывал мне как-то о древнем оружии своего народа, которое сохранилось до наших дней.

— Что?

— Древнее и ужасное оружие, — сказал я. — Вы поклялись не использовать его, потому что оно обладает страшной силой.

Он покачал головой.

— Нет.