— Люблю тебя, Иолинда, и буду любить до конца своих дней.

— И я, Эрекозе. Ты будешь жить вечно, однако…

— Почему ты в этом так уверена? — спросил я тихо. — Не надо считать меня неуязвимым, Иолинда. Если хочешь, я могу показать тебе царапины и синяки, которые получил, практикуясь с оружием.

— Ты не умрешь, Эрекозе.

— Мне бы твою уверенность.

— Не смейся надо мной, Эрекозе. Я не желаю, чтобы ко мне относились покровительственно!

— Я вовсе не смеюсь над тобой, Иолинда, не говоря уж обо всем остальном. Просто ты должна взглянуть правде в глаза, понимаешь?

— Хорошо, — проговорила она. — Я поступлю так, как ты советуешь. Но я чувствую, что ты не умрешь. Порой у меня бывают такие странные предчувствия. Мне кажется, нас ожидает нечто худшее, чем смерть.

— Твои опасения естественны, но необоснованны. Не надо печалиться, милая. Взгляни на мои чудесные доспехи, на клинок, который висит у меня на поясе, на войско, которым я командую, наконец!

— Поцелуй меня, Эрекозе.

Я выполнил ее просьбу. Мы долго не могли оторваться друг от друга, потом Иолинда высвободилась и выбежала из каюты.

Я уставился на захлопнувшуюся за девушкой дверь. Меня подмывало броситься следом, найти Иолинду, постараться ее успокоить. Но я знал, что не сумею этого сделать. Ее страхи были не то чтобы иррациональными, они возникли не на пустом месте; причиной их, как я подозревал, было снедавшее Иолинду чувство незащищенности. Я пообещал себе, что как-нибудь выберу время и попробую втолковать ей, что опасаться нечего. Я научу ее верить и доверять.

Зазвучали фанфары. На борт корабля поднимался король.

Спустя несколько секунд он вошел в каюту, на ходу стягивая с себя увенчанный короной шлем. За ним следовал вечно мрачный Каторн.

— Народ ликует, — заметил я. — Похоже, церемония удалась на славу, король Ригенос. Он устало кивнул.

— Да.

Торжественные проводы, по всей видимости, сильно утомили его; он опустился на стул в углу и приказал принести вина.

— Скоро уже отплываем. Когда точно, Каторн?

— В пределах четверти часа, государь, — Каторн принял из рук раба кувшин с вином и наполнил кубок Ригеноса, даже не поглядев в мою сторону.

Король шевельнул рукой.

— Не хочешь ли выпить вина, Эрекозе? Я отказался.

— Твои слова, король, запали мне в душу, — проговорил я. — Ты разбудил в нас зверей. Каторн фыркнул.

— Будем надеяться, они не заснут до встречи с врагом. В наших рядах хватает новобранцев. Половина войска знает что такое настоящий бой только понаслышке. Через одного — молокососы, а, по слухам, в отдельные части набирали даже женщин.

— Мрачновато ты настроен, сенешаль Каторн, — подколол его я.

— Какие дела, такой и настрой, — проворчал он. — Можно устроить показуху, чтобы повеселить простолюдинов, но вовсе не обязательно верить в нее самим. Уж кому, как не тебе, знать это, Эрекозе; уж кому, как не тебе, знать, что война — это боль, страх и смерть, и больше ничего.

— Ты забываешь, что я смутно помню свое прошлое, — сказал я.

Каторн хмыкнул и одним глотком опустошил кубок с вином. Со стуком поставив его на стол, он вышел из каюты, проронив лишь:

— Пойду прослежу за отплытием. Король кашлянул.

— Вы с Каторном, — начал было он и остановился. — Вы…

— В приязни друг к другу нас не упрекнешь, — согласился я. — Мне не по нраву его угрюмость и недоверчивость, а он считает меня жуликом, изменником, быть может, лазутчиком.

Король кивнул.

— Он не раз заводил со мной такие разговоры, — Ригенос отпил вина. — Я сказал ему, что собственными глазами видел, как ты материализовался, что ты, без сомнения, Эрекозе; что у нас нет причин не доверять тебе, однако он продолжает упорствовать. Как ты думаешь, почему? Ведь он отважный воин и мыслит всегда весьма здраво.

— Завидует, — ответил я. — Я перебежал ему дорогу.

— Но он же был заодно со всеми на том совете, где решено было, что нам нужен новый полководец, чтобы вдохновить людей на войну против элдренов!

— Быть может, он не ожидал от меня такой прыти. Какая, впрочем, разница? заметил я, пожимая плечами. — Думаю, мы с ним нашли общий язык.

Погруженный в размышления, король не обратил внимания на мои слова.

— Вот оно, наверно, что, — пробормотал он. — Боюсь, к ратным делам ваше соперничество не имеет никакого отношения.

— То есть?

Он посмотрел мне в глаза.

— Пожалуй, всему виной любовь, Эрекозе. Раньше Иолинда явно выделяла Каторна.

— В этом, похоже, что-то есть. Но опять же я тут ни при чем. Иолинда сама предпочла меня ему.

— Каторн, скорее всего, считает, что она воспылала страстью не к конкретному человеку, а к надуманному образу.

— А твое мнение?

— Не знаю. Мы с Иолиндой об этом не говорили.

— Что ж, — сказал я, — подождем возвращения из похода. Тогда, надеюсь, все прояснится.

— Неизвестно, вернемся ли мы, — возразил король. — Тут я согласен с Каторном. Переоценка собственных сил часто приводила к поражению в битве.

Я кивнул.

— Быть может, ты прав.

Снаружи послышались громкие крики. Корабль качнуло — видно, матросы отдали швартовы и выбрали якорь.

— Идем, — сказал король. — От нас ждут, что мы поднимемся на палубу.

Торопливо допив вино, он водрузил на голову шлем. Мы вместе вышли из каюты. Завидев нас, толпа на берегу загомонила громче.

Мы стояли на палубе, прощаясь с жителями Некраналя; тем временем барабаны начали выстукивать медленный ритм для гребцов. Внезапно я увидел Иолинду: она сидела в своем экипаже, вполоборота к реке, не отрывая глаз от нашего корабля. Я помахал ей, и она ответила мне тем же.

— Прощай, Иолинда, — прошептал я. Проходивший мимо Каторн метнул на меня циничный взгляд.

— Прощай, Иолинда.

Ветер утих. В безоблачном небе ярко пылало солнце, и я совсем запарился под доспехами.

Стоя на корме раскачивающегося корабля, я продолжал махать рукой Иолинде, пока мы не миновали излучину реки. Поворот скрыл от нас гавань, но еще долго виднелись позади высокие шпили Некраналя и слышался отдаленный шум множества людских голосов.

Мы быстро двигались вниз по течению реки Друнаа, направляясь к Нуносу, городу сверкающих башен, где ждал нас весь остальной флот.