– Чертова пробка! – не выдержал я.

– И не говорите! – отозвался водитель. – Ну, да все равно: за каждой ночью приходит рассвет... Любая дорожная пробка когда-нибудь, да рассасывается...

– Так-то оно так, – сказал я. – Но разве все это не действует вам на нервы?

– Действует, конечно. Раздражает так, что места себе не находишь. Особенно, если торопишься – занервничаешь поневоле! Но лично я всегда стараюсь думать, что это – лишь очередное испытание, посылаемое нам свыше. А нервничать – значит уступать своим слабостям и душевным искусам.

– Какое-то религиозное толкование дорожных заторов!

– Так ведь я христианин. В церковь, правда, не хожу, но в душе – давно христианин.

– О-о-о! – с чувством протянул я. – А вам не кажется, что здесь какая-то неувязка: христианин – и служит у лидера правых?

– Сэнсэй – замечательный человек. Из всех, кого я в жизни встречал, он для меня

– второй после Бога.

– Так вы, что же, – и с Богом встречались?

– Ну, разумеется. Я каждый вечер говорю с ним по телефону.

– Но ведь... – начал я и запутался в собственных мыслях. В голове снова началась неразбериха. – Но ведь если Богу можно позвонить – линия должна быть забита так, что все время занято, разве нет? Все равно что, скажем, справочная после обеда!

– О, насчет этого можно не беспокоиться. Господь – ипостась, так сказать, одновременно- множественного существования. Позвони Ему враз миллион человек – и Он будет говорить с каждым из миллиона в отдельности.

– Я не совсем понимаю. Разве это – классическое толкование? Ну, то есть – вы что, не пользуетесь обычными богословскими терминами?

– Я, видите ли, радикал. И с классической церковью не в ладах.

– А-а, – сказал я.

Автомобиль продвинулся еще на полсотни метров. Я зажал в губах сигарету и собирался уже прикурить, когда вдруг впервые заметил, что все это время сжимаю в руке зажигалку. Совершенно бессознательно я унес с собой зажигалку, которую показывал мне секретарь – ту самую, фирмы «Дюпон», с овечьим гербом на боку. Серебряная вещица покоилась в моей ладони настолько привычно и естественно, словно была там с момента моего появления на свет. То был Абсолютный Предмет: идеальное сочетание безупречного веса с безукоризненной на ощупь поверхностью. Подумав немного, я решил оставить ее себе. В конце концов, никто еще не умирал от того, что потерял зажигалку-другую. Два или три раза я открыл-закрыл серебряную крышку, прикурил – и сунул зажигалку в карман. В качестве компенсации я запихал в кармашек на дверце автомобиля свою разовую дешевку «Бик».

– Сэнсэй объяснил мне несколько лет назад, – внезапно промолвил водитель.

– Что объяснил?

– Телефон Бога.

Я перевел дух – так, чтобы он не слышал. Кто-то из нас явно сходит с ума. Я?

Или, может быть, он?

– И что же, он объяснил его только вам – и, наверное, под страшным секретом?

– Именно так. Только мне и по большому секрету. Замечательный человек... А что – вы тоже хотите знать?

– Если это возможно, – вымолвил я.

– Ну ладно, слушайте. Токио, 945...

– Секундочку! – попросил я, достал из кармана ручку с блокнотом и записал номер.

– А это ничего, что вы мне его даете?

– Ничего. Кому попало давать, конечно, не следует. Но вы, похоже, хороший человек.

– Благодарю вас, – сказал я. – Только о чем же мне разговаривать с Богом? Я ведь даже не христианин...

– Я думаю, это не так уж и важно. Нужно просто очень искренне рассказать о том, что волнует и мучает вас больше всего. Как бы нелепо и странно ни звучал ваш рассказ, Господь никогда не заскучает, слушая вас, и не станет держать вас за дурака.

– Спасибо. Я позвоню.

– Вот и хорошо! – обрадовался водитель.

Автомобиль плавно прибавил ходу, и впереди по курсу замаячили небоскребы Синдзюку. Весь остаток пути мы проехали молча.

Когда мы прибыли, вечер уже опустился на город, выкрасив серым дома вокруг. Возвещая о конце лета, порывистый ветер разгуливал между зданиями, выныривал из-за углов и приводил в трепет строгие юбки молоденьких «офис-леди», возвращавшихся с работы. Каблучки их босоножек выстукивали торопливые ритмы по кафелю мостовой.