начали мало-помалу уставать друг от друга. Рейко появилась как раз в это время. Она была странной девицей. Ее энергия была удивительна Упорная, необычайно красивая, очень сильная физически. Она могла двумя пальцами согнуть чайную ложку, что время от времени и проделывала. Мне кажется, если бы она так не интересовалась танцем, музыкальной комедией и кино, то вполне могла бы стать жрицей в одной из этих новых сект. Обладая фантастическими способностями, в то время она не знала, как их применить. По этой причине она научилась сознательно подчиняться, но только во время съемок, как будто они представлялись ей неким ритуалом прохождения или же способом раскрыть себя. Я был убежден, что ей это нравилось. В японской сексуальной индустрии таких можно насчитать тысяч пятьдесят. Гигантское число женщин, любящих состояние покорности, подчинения, рабства. Огромное их количество мечтает только о том, как примазаться к якудза, по возможности к искалеченным, тяжело больным и туберкулезникам, которые в любое мгновение могут их избить до полусмерти или прижечь кожу зажигалкой. У некоторых девушек серьезные проблемы с их отцами. Рейко — типичный случай, наглядный, как анатомическое пособие. Единственное, что ее отличало от всех остальных, так это ее красота. И она отлично это понимала. Красивая и сообразительная. Теперь, после некоторых размышлений, я знаю, что это пара метр, лишенный измерений. Девушка в поисках субъекта, которому можно подчиниться. Это чистая случайность, что она встретилась со мной в тот период своей жизни. Я был для нее не более чем посредник. Сдохни я тогда, она тотчас же нашла бы мне замену. То же самое и с моими приступами — я никогда не видел в ней участия. Все казалось ей совершенно естественным, будто бы ее не касающимся и уж точно не дающим повода для страданий. Когда у меня случался приступ, я напрасно жаловался, она даже не пыталась помочь мне, как это делала Кейко. «Ах, ну да, действительно! Как вы себя чувствуете? Что, начинается?» — вот все, что она могла сказать. Нет, плохо дело, неудивительно, что я жаловался, ведь ничего из нее не вытянешь. «Ну, так и есть. У вас действительно лихорадка. Хочу узнать, а почему бы вам не сходить проконсультироваться к врачу? О, это ужасно! Что же происходит? Что делать!» И далее в том же духе. Не помню точно, когда мы поехали вдвоем в Аризону. Мы вылетели из аэропорта имени Кеннеди в Даллас, а оттуда — в Феникс. Это началось ночью накануне, нет, за две ночи: мы приняли невообразимое количество наркоты, были адские глюки, а потом, в самолете, сразу после завтрака у меня начался озноб, я трясся в лихорадке, меня едва не рвало, и я на самом деле боялся сойти с ума…

Конечно, тот, кто ведет такую жизнь, должен привыкнуть к подобным вещам, привыкнуть нетрудно. Но я никогда не забуду произошедшее со мной в том самолете. Мне в какой-то мере стало понятно, что может быть самым захватывающим в высшей точке ужаса. Я был бы счастлив, если бы вы могли понять то, что я пытаюсь сказать.

Произнеся все это, Язаки пристально посмотрел на меня. Было заметно, что он пытается что-то во мне оценить, измерить. Этим чем-то, скорее всего, являлась моя способность (включая и физическую) сопротивляться информации, шедшей от него.

— Я думаю, воображение не обязательно предполагает понимание.

— Вы умная женщина, — заметил он, криво улыбнувшись. От его улыбки мне стало не по себе. Мне было плохо еще и потому, что я поняла причину такого своего состояния. Ведь не прошло и получаса с момента нашего знакомства, а Язаки уже заставил мою душу рваться на части. Внутренне я пыталась увериться в том, что не пренебрегла своей работой, поскольку не была обязана добиваться этой встречи. Я пыталась убедить себя и одновременно понимала, что это бесполезно. Все, что рассказал этот человек, странным образом проникло в меня и теперь постепенно разрушало. Я не ощущала никакой подавленности или неполноценности. У меня были друзья, мужчины, совсем не похожие на Язаки, общение с которыми приносило мне удовольствие. Мне нравился мой образ жизни, и у меня не было повода испытывать ни малейшего недовольства. Не будучи лиходеем. Язаки источал аромат зла… Зло… Ложь и обман, предательство и отчаяние, нигилизм и самовлюбленность, эгоизм и высокомерие — эти слова вихрем пронеслись в моем сознании. Его лицо, тело, манера общения воплощали в себе все самое отталкивающее в мужчине. Я повторяла это еще и еще, но чувствовала, как внутри меня начинает подниматься и бурлить, словно зловонная жидкость, неистребимое желание. Желание вытолкнуть из себя эти переживания, которые Язаки старался внушить мне со всей мощью своего информационного потока. Думаю, если бы в этот момент здесь были мои знакомые, то они бы меня не узнали. Я не понимала самое себя. Я испытывала почти ревность ко всем этим женщинам, к Рейко и Кейко, да и ко всем прочим, кого только называл Язаки. Я была вынуждена бороться с желанием стать на их место, чтобы сохранить ощущение физического от вращения, которое я все еще продолжала испытывать. «И все-таки, да, все-таки, к примеру» — эти слова вдруг всплыли в моем сознании, казалось, издеваясь надо мной. «И все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру…» Я повторяла это вполголоса по-английски, пофранцузски, по-немецки. «И все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, к примеру, все-таки, если бы, например, Язаки…» «Не согласились бы вы зайти ко мне домой и продолжить нашу беседу? Пара дорожек кокаина?» И всетаки, если бы Язаки предложил мне такое, я не уверена, что смогла бы отказаться. Нет, возможно, я и стала бы отказываться, но потом долго бы упрекала себя за этот отказ, как будто он противоречил желанию какой-то части моей души.

Язаки тем временем опустошил третий стакан. Он успел выпить три двойных «Tio Рере» в течение нескольких минут. Первый раз в жизни я видела, чтобы человек мог так пить и при этом не выглядеть алкоголиком. Наоборот, он казался трезвым. Создавалось впечатление, что при таком способе пить алкоголь совершенно не действует. Я воспользовалась случаем задать ему вопрос, но он остановил меня и заказал четвертый стакан.

Кажется, вы очень любите шерри? Нет, нельзя сказать, чтобы очень, — ответил он с таким видом, как будто хотел сказать: «Кой черт тебя дернул задавать такие вопросы?» Я так подумала, глядя на то, как вы пьете.

Как обычный алкаш? Да нет, не в этом смысле.

Я не алкоголик и не наркоман, я вообще не джанки.

Вот как? Не все так просто.

Просто? Некоторые довольствуются тем, что подвисают на кокаине, героине или еще на чем-нибудь. Чаще, конечно, на героине, ОН прямо создан для этого. Вы смотрели «Однажды в Америке» Серджио Леоне? Разумеется.

Помните улыбку Де Ниро в самом конце? О'кей. Такая улыбочка свойственна человеку, который в мазохистском порыве вдруг становится подобным предмету мебели или безделушке, но особенно она свойственна тем, кто идет танцевать в клуб, наглотавшись ЛСД. Вы принимали ЛСД? Я покачала головой.

На самом деле это не обязательно. Тем не менее, когда я был ребенком, ну хотя мне тогда уже исполнилось двадцать, ЛСД, ДМТ, мескалин и грибы были в большой моде. Иными словами, в основном употреблялись галлюциногены. Думаю, я входил в те времена в «горячую десятку» любителей ЛСД в Японии. Потом мне пришлось бросить это дело, потому что я дошел до того, что перестал контролировать свои действия. Вернее, я тормознулся именно из-за того, что делал. Конечно, были и другие причины. Но главная заключалась в потере контроля над ощущениями Да еще в моем физическом состоянии, которое пугало меня больше всего, и это было невыносимо. Пугало — ну, это я преувеличиваю; я бы сказал, что испытывал сильнейшее отвращение, отвращение к метаболическому распаду сознания. Дело в том, что больше всего в жизни мне нравится наблюдать, как зарождаются отношения между двумя личностями, например между мной и… кем-нибудь еще. Я говорю «отношения», но имею в виду отношения сексуального характера, остальное — досужая болтовня или же просто деловые контакты. Ну как? Я согласилась. Даже не знаю почему. На самом деле я ничего не поняла из того, что он говорил, и не была убеждена в его правоте. Тем не менее, я согласилась. Несмотря на то что не люблю разговоров, где в конце концов появляется слово «секс». Что-то еще меня беспокоило. Я пыталась это выяснить. Но я уже устала сопротивляться его попыткам подчинить меня своей воле.

Мой рассказ становится все более и более путаным, — сказал Язаки, опрокинув четвертый стакан.

Я снова согласилась с ним. По правде говоря, все более и более путаными становились мои мысли, поскольку речи Язаки следовали какой-то странной логике.

Так о чем я говорил? А, ну да, о шерри. Так ведь? И я кивнула опять. У меня было такое впечатление, что я превратилась в марионетку.