— Тебе что, слишком жарко? Отопление-то у нас работает кое-как, и мне даже пришлось схо дить домой за теплым свитером. Нет. ты и правда какой-то странный!

Ган повернулся к своему компьютеру, который в некотором роде тоже был антиквариатом. Вглядевшись в изображение на экране, я понял, что он развлекался собиранием пазлов. Секретарша листала какой-то журнал желтой прессы. Потом зазвонил телефон:

— Как дела? На прошлой неделе в Лос-Анджелесе был праздник. Да, с участием Ринго Стара и Дона Джонсона. Да, я видел их обоих. Когда откроется ночной клуб Франтияка, не забудь привести свою черную великаншу, ту самую, дылду.

Вот в чем заключались в общем и целом разговоры Гана по телефону. Кто здесь работал? Я не имел об этом ни малейшего представления. Ган сказал кое-что довольно странное, когда я вошел в его офис: бомж находился в Бауэри, чтобы написать какой-то роман. Это означало, что его привело туда вовсе не разорение.

Время проходило тоже странно. Как только я переставал задавать вопросы, Ган поворачивался к своему компьютеру и погружался в собирание бесконечного пазла.

— Кейко Катаока попросила меня расспросить вас об отношениях Рейко и Язаки. И мне хотелось бы задать вам еще один вопрос по поводу самого Язаки… — сказал я, вытирая пот, струившийся у меня по вискам. Мне было дурно.

— Ты точно не работаешь на какую-нибудь газетенку в Японии?

— Уверяю вас, я не журналист.

— Ну тогда ладно. А то мне уже пришлось оттираться от какого-то типа, который все расспрашивал меня насчет Язаки, и не один раз. Этот журналист такой душный, привяжется так, что не отодрать, такого, пожалуй, еще поискать по всей Японии! Думаю, даже при Сталине в СССР не было таких дознавал. В самом деле, просто невозможный тип.

— Журналист?

— Да не знаю, во всяком случае он выдавал себя за журналиста. Но я бы его журналистом не назвал!

— И он пришел расспрашивать вас о Язаки?

— Нет, но в конечном счете речь шла именно об этом. Сначала он сказал, что хочет сделать репортаж обо мне как кинопродюсере. Я специально освободился, чтобы с ним встретиться! Он задает мне пару- тройку вопросов о кино, а потом вдруг: «Кажется, вы близко знакомы с Язаки, этим японцем, который снимает музыкальные комедии…» «Близко знакомы», — говорит мне этот тип, высокий, в костюме, при галстуке, все чин по чину, очки… «Ка-жет-ся-вы-близ-ко-зна-ко-мы». Меня как подкосило! Нет, это даже не собака, это чертов кот, знаешь, с вывернутыми мозгами, когда эту дрянь расплющит на шоссе какой-нибудь грузовик, вот в кого он превратился для меня! Я тогда взбесился, и знаешь, что он мне сказал, этот раздавленный котяра? «Откровенно говоря, я работаю над репортажем об одном японском певце, который находится сейчас в Нью-Йорке, и заодно подумал собрать метериал о Язаки». Это было уже слишком! Я вскочил вне себя от ярости, готовый размозжить ему череп, и он так струхнул, что тут же бросился вон, но еще успел сказать мне, ты представляешь что? Придурок! «Не надо принимать японцев за дураков!» Нет, ты подумай! Ты это слышал? Во второй раз это был довольно мрачный тип в каком-то жалком полупальто с капюшоном, с рыбьими глазами навыкате, хотя и весьма проницательными, говорил, что хочет стать писателем, то есть дословно: «…please, я хотел бы написать роман, прототипом главного героя которого стал бы господин Язаки, и если что-нибудь получится, можно было бы даже сделать киноверсию». Сечешь, что за лапша? Мне пришлось немного его помариновать, чтобы он в конце концов признал, что работает на одного субчика в прессе. Пришлось немного припугнуть его, сказать, что шкуру с него спущу, если он только вздумает открыть рот; что у меня связи с итальянской мафией. Помойка, а не человек. При этом белый, как таблетка аспирина!

— Что, простите?

— Ты что, не знаешь, что такое аспирин?

— Что-то от простуды?

— Точно. Волшебное средство, придуманное немцами, нет ничего лучше для сердца. Такой белый. И плоский. Такое впечатление, что у него не все дома! Нет, в самом деле, мерзкий тип.

— Я мало знаю господина Язаки. Он что, правда такой известный?

— Для начала, это человек, который умеет все. Но поскольку он очень ленив, то всегда искал пути полегче. Ты знаешь, одно время он даже занимался фотографией. Уже в юности совершил кругосветное путешествие. В Париже заделался жиголо. Хотя «жиголо» это не то слово; поскольку он не говорил по- французски, то волей-неволей общался с одними старыми японскими перечницами, которые всюду таскали его за собой, будь то в Монако, в Марокко или в Шамони. У него настоящий дар устраивать дела. Он быстро понял, что нравится японцам, понял, как заставить работать деньги, и так же быстро пристрастился к шику. Я познакомился с ним еще раньше. Я был тогда студентом, все еще висел на шее у родителей. Я встретил его в суши-баре. Он делал хорошие снимки, и я уговорил его профессионально заняться фотографией, но он сказал, что это не его. А немного погодя сколотил себе целое состояние в Японии. Он сумел превратить в деньги все, чему научился за границей. Я сначала был очень рад за него. Например, ему удалось про дать «NHK» большой блок народных танцев Гаити или, скажем, найти спонсоров, для того чтобы раскрутить на японском рынке искусства бельгийского художника, специализировавшегося на эпитафиях! Я прекрасно помню, как он мне тогда сказал: «Вот что я ненавижу, так это самому что-то создавать, поэтому-то я и забросил фотографию, меня просто воротит, зато люблю продавать. Вот чем я хочу заниматься: продавать, как продюсер или как проститутка, которая торгует своим телом. Продавать». И он стал продавать все подряд, начиная с таблеток витамина С на карнавале в Сан-Сальвадоре. А потом случилось так, что первая же его постановка музыкальной комедии стала пользоваться невероятным успехом, и он сделался кинопродюсером в Лос-Анджелесе, не переставая в то же время работать над собственными музыкальными комедиями. Естественно, мало-помалу он все спустил… я бы даже сказал, само собой… Я это все к тому, что человек этот никогда не знал полного провала.

— Именно поэтому он сейчас превратился в бомжа?

— Нет, не совсем. Честно говоря, я не очень понимаю, почему он застрял в Бауэри. Уверен, он что-то задумал. Никто не знает, что он еще выкинет. Может быть, даже…

— Вы только что сказали, что он сделался бомжом, чтобы написать роман.

— Да нет, с чего это Язаки писать роман. Нет, он, наверное, просто хочет что-то продать, он сейчас весь в долгах. У него правда сейчас уйма долгов, и в некоторых из них есть и моя доля. Поэтому-то я и плачу каждую неделю местной мафии, чтобы с ним ничего не случилось. Я знаю, что он обновил небольшую гостиницу в Бауэри и полностью обставил ее испанской мебелью, одни диваны по десять тысяч баксов за штуку… Тебе, наверное, все это трудно понять, потому что ты, как я вижу, простой парень. Чем ты занимался до того, как тебя наняла Кейко?

«Чем ты…» Услышав этот вопрос, я почувствовал, как меня что-то кольнуло. Я был счастлив. Счастлив, что этот огромный человек задал мне личный вопрос. В то же время, стоило кому-то задать мне личный вопрос, чтобы я перестал соображать, кто же я на самом деле.

— Я работал в одной конторе по производству видеофильмов. Еще раньше я был служащим в исследовательском институте. А сейчас я безработный.

— Нет, ты и правда чудной! Ты хоть понимаешь, что не должен делать всего, что говорит тебе Кейко! Я не хочу сказать, что Кейко плохая девчонка. Она просто чересчур эксцентричная, ты не находишь? Я мало ее знаю, а Рейко — и того меньше. Но лучше бы тебе не соваться в эти дела. Послушай моего совета. Простаки вроде тебя обычно недолго выдерживают, оказываясь в этом чужом для них мире, я хочу сказать, в том мире, в котором вращаются такие, как Язаки и Кейко. После того первого успеха, небывалого успеха, его комедию показали в Лондоне. Главной темой этой комедии была Куба; в то время никто еще не знал кубинской музыки, даже если фильм Марселя Камю «Черный Орфей» и популяризировал некоторые ритмы самбы и боса-новы. Он же отправился за этими новыми ритмами румбы и афро-кубинских мелодий, не забыв по ходу прикупить пакет прав на отдельные отрывки, — так он и нажил себе кучу денег в один момент. Он был скромного происхождения, и такое неожиданное богатство скорее напугало его, чем внушило что-либо еще. Он зашибал шальные бабки, просто челюсть отвисала. Заказывал огромный лимузин, отправляясь поесть спагетти. Отель «Амбассадор», королевские апартаменты, Тропические апартаменты, апартаменты