под юбки официанткам. Пошел съесть самую обыкновенную котлету, без всяких выкрутасов.
И так прямо официантке и сказал.
А она в ответ: «Извините, в нашем ресторане таких котлет – без всего – не подают».
Официантка, само собой, не виновата. Не она составляет меню, не она решает, какую на работе юбку надевать. Вряд ли девушка по своей воле станет сверкать перед клиентом трусиками, нагибаясь за оброненной вилкой. Поэтому я улыбнулся и заказал котлету по-гавайски.
– Ананас можете не есть, – посоветовала официантка.
Странно все-таки мир устроен. Человек хочет самую обыкновенную котлету, а получает котлету по-гавайски и без ананаса.
Кстати, Вы приготовили обычную, нормальную котлету, верно? Я читал письмо и думал: «Эх, как бы попробовать».
А о билетных автоматах на вокзале получилось немного поверхностно, Вам не кажется? Подмечено метко, а «картинки», когда читаешь, не видно. Но Вы, пожалуйста, не принимайте мою критику всерьез. В конце концов, не на века же мы пишем.
В целом я ставлю за это письмо «четверку». Пишете Вы с каждым разом все лучше. Главное – не горячиться. Жду следующего письма. Хорошо бы поскорее весна.
12 марта
P.S. Большое спасибо за печенье. Очень вкусное. Но правила нашей фирмы запрещают любые личные контакты, кроме писем. Не утруждайте больше себя, прошу Вас.
Еще раз благодарю.
P.S. Желаю, чтобы «психологические проблемы» между Вами и Вашим супругом, о которых Вы писали в позапрошлый раз, благополучно разрешились.
Вот чем я подрабатывал почти целый год. Мне тогда было двадцать два.
Подписал договор с одной фирмешкой в Идабаси со странным названием «Общество друзей по переписке» – обязался строчить по тридцать с лишним таких писем в месяц. По две тысячи иен за штуку.
«Вы тоже сможете писать письма, способные тронуть сердце людское», – такой девиз был у этой фирмы. Чтобы стать членом «Общества», требовалось внести вступительный взнос. Потом платить взносы каждый месяц и отправлять в адрес «Общества» по четыре письма. «Мастера», вроде меня, их редактировали и сочиняли ответы – вроде того, что я написал про котлеты, – со своими впечатлениями и наставлениями.
Женщинам полагался «мастер»-мужчина, а мужчинам в наставники определяли женщин. За мной были закреплены двадцать четыре члена «Общества» в возрасте от четырнадцати до пятидесяти трех лет. Ядро группы составляли женщины от двадцати пяти до тридцати пяти. То есть почти все мои подопечные были старше меня. Поэтому первый месяц я чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь большая часть женщин, с которыми мне довелось переписываться, писали гораздо лучше меня и вообще имели куда больше опыта в «письмописании». А мне до этого почти не приходилось никому писать. Так что весь первый месяц я просидел за письмами, обливаясь холодным потом.
Но месяц прошел, и никто не предъявил претензий к моим эпистолярным способностям. Больше того – на фирме мне сказали, что я зарекомендовал себя с самой хорошей стороны. А через три месяца сложилось мнение, что мои «клиентки» даже стали лучше писать, благодаря моим «ценным указаниям».
Удивительное дело! Похоже, они в самом деле доверяли мне и считали, что я могу их чему-то научить.
Тогда я этого не понимал, но сейчас мне кажется: дело было в том, что все эти женщины страдали от одиночества. Им просто хотелось с кем-нибудь поделиться, что-то написать. Хотелось довериться кому-то и почувствовать, что тебе тож.е доверяют.
В этом эпистолярном гареме я, как неповоротливый тюлень, просидел со своей двадцать первой зимы по двадцать вторую весну.
Письма мне писали разные – скучные, забавные, грустные… Кажется, за этот год я стал старше на два или три года.
Когда по некоторым причинам я решил бросить эту работу, мои подопечные, все как одна, расстроились. Да и мне… хотя, по правде сказать, занятие это уже немножко надоело… в каком-то смысле было жалко с ними расставаться. Казалось, люди больше никогда не будут со мной так откровенны.
А что касается котлеты – той, о которой писала мне в письме та женщина, – то мне удалось ее попробовать.
Тридцать два года. Детей нет. Муж работает в известной торговой компании, стоящей в списке себе подобных примерно на пятом месте… Я написал ей, что, к сожалению, увольняюсь, осталось доработать до конца месяца, – и она пригласила меня на обед. Написала, что приготовит
Она жила на линии Одакю. Опрятная квартирка, в самый раз для бездетной супружеской пары. Мебель, лампы и люстры, ее свитер – все недорогое, но вполне на уровне. Она выглядела гораздо моложе, чем я себе представлял. Ее моя молодость тоже удивила. «Общество друзей по переписке» о возрасте своих «мастеров» предпочитало не распространяться.
Вместе со взаимным удивлением прошла и скованность от первой встречи. Мы ели котлеты, пили кофе, как опоздавшие на поезд пассажиры. С третьего этажа, из окон квартиры, были видны проходившие электрички.
Погода в тот день выдалась замечательная, на балконах соседних домов густо пестрели сушившиеся одеяла и простыни, хлопали на ветру. Звук получался какой-то странный, плоский, словно доносился со дна пересохшего колодца.
Котлеты получились замечательные: в меру острые, хорошо прожаренные, сочные. Соус тоже был идеальным. Я сказал об этом хозяйке. Она обрадовалась.
Мы допили кофе, поговорили о жизни под пластинку Берта Бакарэка. Мне про себя рассказывать было особо нечего, так что в основном говорила она. В студенческие годы мечтала стать писателем, сходила с ума от Франсуазы Саган, особенно от «Любите ли вы Брамса?». Я тоже ничего не имел против Франсуазы Саган. Во всяком случае, она не казалась мне такой скучной, как все говорят.
– Но я так ничего и не напишу, – сказала она.
– Еще не поздно, – попробовал было утешить ее я.
– Это вы открыли мне, что я ничего не напишу, – рассмеялась она.
Я покраснел как рак. В двадцать два я чуть что – тут же заливался краской.
– Но у вас встречались очень искренние места. Ничего не ответив, она улыбнулась. Улыбка была совсем слабая, едва заметная.
– Зато после вашего письма мне так захотелось котлету…
– Скорее всего, вы тогда просто проголодались, – проговорила она мягко.
Что ж, может, и так.
Под окном, выбивая по рельсам сухую дробь, проехала электричка.
Когда часы пробили пять, я засобирался:
– Пора идти. Да и вам, наверное, к приходу мужа надо ужин
