много времени, которому некуда деться. И местные жители знают самые разные способы его убивать.
Время идет, а со двора все доносятся визг рубанка и стук молотка.
Наконец дверь распахивается, но в дом входит не Страж, а моя тень.
— Долго разговаривать времени нет, — быстро говорит она, проходя мимо меня. — Я только на минутку за гвоздями.
Моя тень открывает дверь кладовой и достает с правой полки ящик с гвоздями.
— В общем, слушай внимательно, — говорит она, выбирая из ящика гвозди нужной длины. — Первым делом ты должен изготовить карту Города. Да не по чьим-то рассказам, а обойти все сам и нарисовать то, что видел своими глазами. До последней мелочи.
— На это нужно время, — говорю я.
— Хорошо бы передать мне эту карту до конца осени, — торопливо говорит тень. — К карте приложи объяснения. Особенно важно — подробные описания Стены, Восточного Леса и мест, где втекает и вытекает Река. Это все. Сделаешь?
С этими словами моя тень открывает дверь и выходит. Когда дверь закрывается, я подробно восстанавливаю в памяти все, что она просила: Стена, Восточный Лес, вход-выход Реки... А что? Составить карту Города — и в самом деле неплохая идея! Наконец-то смогу представить, как он выглядит полностью и из чего состоит. Да и свободное время проведу с пользой. Не говоря уже о радости от того, что моя тень мне все еще доверяет.
Чуть погодя возвращается Страж. Войдя в дом, первым делом вытирает полотенцем вспотевший лоб, затем отмывает грязь. И наконец поворачивается ко мне:
— Ну? Что там у тебя?
— Я пришел повидаться со своей тенью, — говорю я.
Страж несколько раз кивает, набивая трубку табаком, потом закуривает.
— Сейчас пока нельзя, — говорит он. — Жаль, но тебе еще рано. В это время года тени еще слишком сильны. Подожди, пока дни станут короче. Так будет лучше... — Он ломает в пальцах спичку и бросает в тарелку на столе. — Лучше для тебя самого. Будешь привечать свою тень, пока она от тебя не отвыкла, — потом хлопот не оберешься. Я такого уже много навидался. Так что не обижайся, но придется подождать.
Я молча киваю. Что ему ни скажи, он все равно сделает по-своему; а с тенью поговорить, пускай и недолго, все-таки удалось. Остается набраться терпенья и ждать, когда он позволит нам встретиться.
Поднявшись со стула, Страж подходит к умывальнику, наливает воды в большую глиняную кружку, выпивает до дна, опять наливает, опять выпивает — и так несколько раз.
— Как с работой? Получается?
— Да... Втягиваюсь потихоньку, — отвечаю я.
— Это хорошо, — кивает Страж. — Кто работает как следует, тот и живет по-людски. А у тех, кто не умеет хорошо работать, вечно всякая чушь в голове.
За окном слышно, как моя тень по-прежнему забивает гвозди.
— Пойдем-ка прогуляемся, — предлагает Страж. — Покажу кое-что интересное.
Я выхожу за ним на улицу. Моя тень, забравшись в телегу, приколачивает последнюю доску. Не считая колес, телега совсем как новая.
Страж ведет меня через площадь к подножью Обзорной Башни. Время — полдень, душный и пасмурный. Небо над Стеной затягивают с запада черные тучи — вот-вот хлынет ливень. Рубашка на Страже насквозь промокла от пота и, облепив его огромную спину, источает едкую вонь.
— Это Стена, — говорит Страж и похлопывает ладонью по Стене, как по шее лошади. — Семь метров высотой, вокруг всего Города. Перебраться через нее могут разве что птицы. Ни входа, ни выхода, кроме этих Ворот, больше нет. Раньше были еще Восточные Ворота, но теперь их кто-то за муровал. Кладка, сам видишь, кирпичная, но кирпич не простой: ничем его не разбить и не развалить. Ни пушечным ядром, ни землетрясением, ни ураганом.
Наклонившись, Страж подбирает с земли увесистое поленце и начинает обстругивать его ножом. Нож строгает на удивленье легко, и поленце почти сразу превращается в тонкий клинышек.
— Приглядись получше, — говорит он. — В кладке нет швов. Кирпичи так плотно притерты друг к другу, что не пролезет и волосок.
Он пробует втиснуть тонко заточенный клинышек в щель меж двух кирпичей, но тот не входит даже на миллиметр. Тогда Страж выбрасывает клинышек и скребет кирпичи ножом. Несмотря на пронзительный скрежет, нож не оставляет на кирпиче ни царапины. Страж хозяйским взглядом осматривает лезвие и лишь потом закрывает нож и прячет в карман.
— Никто не может повредить Стену. Или взобраться на нее. Потому что Стена совершенна. Запомни это как следует. Никому не дано выйти отсюда. А значит, не стоит забивать голову всякой чушью.
Он кладет огромную ладонь мне на плечо.
— Знаю, тебе нелегко. Но пойми: каждый через это проходит. И ты должен потерпеть. Зато потом придет избавление. И все страдания, все тяжкие мысли уйдут. Все до одной. Наши чувства мимолетны, и ценности в них ни на грош. Забудь свою тень. Здесь — Конец Света. Здесь кончается все, и больше некуда уходить. Ни тебе, ни кому бы то ни было.
И он снова похлопывает меня по плечу.
На обратном пути я останавливаюсь на Старом Мосту и, облокотившись о перила, гляжу на Реку и прокручиваю в голове то, что сказал мне Страж.
Конец Света...
Стало быть, я бросил свой старый мир и очутился здесь, в Конце Света. Но
Под ногами приятно журчит Река. Посреди Реки, подо мною, — отмель с плакучими ивами. Их понурые ветви то и дело погружаются в воду, их сносит течением, отчего все деревья качаются в странном, завораживающем танце. Вода в Реке красивая, прозрачная — видно, как вокруг валунов в запрудах собираются стайки рыб. Глядя на реку, я, как всегда, впадаю в спокойное Созерцание.
Если с моста по ступенькам сойти на отмель, прямо под ивами можно увидеть скамейку, вокруг которой отдыхает пять или шесть зверей. Я люблю спускаться сюда, доставать из кармана хлеб и угощать их. Они вертят спросонья головами, потом замечают меня и берут куски хлеба губами с моей ладони. Но кормить с руки мне удается только детенышей или старых зверей.
Чем дальше осень, тем больше глубокие озера их глаз подергивает дымка печали. Листья не деревьях меняют цвет, трава жухнет, — и они понимают: близятся голодные времена. Для меня же, как предсказывает старик, грядет пора долгих, тяжелых страданий.
11
В полдевятого она поднялась, собрала с пола разбросанную одежду и стала не торопясь одеваться. Я валялся в постели, уткнувшись носом в локоть, и рассеянно, вполглаза наблюдал, как она это делает. Плавные движения, с которыми она надевала одну вещь за другой, наполняла скупая и кроткая грация зимней птицы, что не желает расходовать зря силы. Девушка задернула молнию на юбке, застегнула пуговицы на блузке — сверху вниз, одну за другой. Наконец, присев на кровать, натянула чулки. И поцеловала меня в щеку. На свете есть много женщин, которые соблазнительно раздеваются, но соблазнительно натягивающих одежду, могу спорить, найдется немного. Закончив, она взбила ладонями волосы, и мне сразу почудилось, будто комнату проветрили.
— Спасибо за ужин, — сказала она.
— Не стоит, — отозвался я.
— Ты всегда столько готовишь? — поинтересовалась она.
— Если срочной работы нет, — ответил я. — Когда много работы, вообще не готовлю. доедаю, что осталось, или ем где-нибудь в ресторане.
Она прошла в кухню, опустилась на стул, достала из сумочки сигареты и закурила.