— Прямо за внешним полем раскинулось русло высохшей реки. На другом берегу посреди леса высились несколько домов. Район был удален от центра, вокруг — сплошные рисовые поля. Весной в небе кружили жаворонки. Между тем причина, по которой я там поселился, была не возвышенного, а весьма низменного характера. В то время я был без ума от одной девушки, а она, похоже, была ко мне равнодушна. Красивая, умная, по всему видно, что к ней так просто не подойти. Мы были однокурсниками и входили в один университетский клуб. Судя по некоторым признакам, у нее был постоянный парень, но наверняка я этого не знал. Остальные ребята в клубе тоже были не в курсе ее личной жизни. Я решил хорошенько все разведать — думал, соберу информацию и, глядишь, подберу к ней ключик, ну а если нет, то хотя бы удовлетворю любопытство.

Уповая на то, что в списке членов клуба указан правильный адрес, я сел в электричку на линии Тюо, доехал до дальней станции, затем пересел на автобус. Наконец я отыскал ее дом. Вполне симпатичное блочное трехэтажное строение. Балконы выходили на юг, в сторону высохшего русла, и с них наверняка открывался прекрасный вид. На противоположной стороне реки раскинулось большое бейсбольное поле — видно было, как по нему снуют люди, слышались их возгласы и удары биты по мячу. За бейсбольным полем высились дома. Высчитав, что ее квартира крайняя слева на третьем этаже, я удалился от дома, переправился через мостик и оказался на другом берегу реки. Переправа заняла довольно много времени, поскольку единственный мост находился далеко в низовье. По другому берегу я вернулся к верховью реки и, снова оказавшись напротив нужного дома, внимательно рассмотрел балкон ее квартиры. На балконе выстроились цветочные горшки, в углу видна была стиральная машина. Окно прикрывала тюлевая занавеска. Вдоль ограждения внешнего круга я прошел от левого игрока до третьей базы и возле нее, в самом подходящем месте, обнаружил обветшалую высотку.

Разыскал коменданта, спросил, нет ли свободной квартиры на втором этаже. К счастью, дело было в начале марта [16], и несколько квартир пустовали. Я обошел их все, выбрал ту, что полностью отвечала моей цели, и решил там поселиться. Конечно, из нее были прекрасно видны окна ее квартиры. Мне потребовалась неделя, чтобы собрать вещи и переехать в новое жилище. За квартиру в ветхом здании с окнами на северо-восток просили удивительно мало. Во время первой же поездки к родителям (я родом из Одавары и на выходные всегда отправлялся домой) попросил у отца фотоаппарат с широкоугольным объективом. Установил его на штатив у окна, навел на окна ее квартиры. Изначально я не собирался подглядывать. Просто ради интереса заглянул в объектив и увидел комнату в мельчайших деталях, как на ладони. Я даже мог прочесть заголовки на корешках стоящих на полке книг.

Он перевел дух, затушил в пепельнице окурок.

— Ну что? Рассказывать дальше?

— Конечно, — ответил я.

— Начался новый учебный год, и я вернулся после каникул в новое жилище. Теперь я сколько угодно мог наблюдать за ее жизнью. Поскольку окна ее квартиры выходили на высохшее речное русло, за которым раскинулось бейсбольное поле, она наверняка не думала, что за ней могут подглядывать, тем более что жила на третьем этаже. Все получилось точно, как я задумал. По вечерам она задергивала тюль, но, если в комнате горел свет, толку от этого не было никакого. Я мог вдоволь насмотреться и на ее жизнь, и на ее тело.

— Ты делал снимки?

— Нет, — ответил он, — не делал. Мне казалось, что стоит мне начать фотографировать, и я моментально вываляюсь в грязи. Хотя и простое подглядывание, наверное, довольно грязное дело, но мне казалось, что есть определенная грань, которую я не перешел. Именно поэтому я не фотографировал. Просто наблюдал, и все. Между тем отслеживать каждый фрагмент девичьей жизни довольно странное занятие. Поскольку у меня не было ни сестер, ни постоянной подруги, я совершенно не представлял себе, чем живут девушки. Многое удивляло, если не сказать шокировало. Не стану вдаваться в детали, но в целом ощущение было довольно странное. Понимаете меня?

Я ответил, что, наверное, понимаю.

— Возможно, к этому постепенно привыкаешь, если живешь бок о бок. Но когда эта реальность внезапно врывается в объектив, выглядит она гротескно. Понимаю, что в мире найдется немало поклонников такого рода гротеска, но я не из их числа. Меня при виде этого охватывало мучительное чувство, становилось трудно дышать. В общем, после недели подглядывания я решил это прекратить. Снял с фотоаппарата объектив и вместе со штативом убрал в шкаф. Устроился у окна и стал смотреть на окна ее квартиры. Чуть выше ограждения внешнего поля, примерно посередине между правым и центральным игроками, горел ее огонек. Глядя на него, я смог проникнуться добрыми чувствами к повседневной жизни людей. Пусть так. После недели наблюдений я понял, что у нее нет постоянного парня. Еще не поздно стереть кое-что из памяти и вернуться к прежнему состоянию. Завтра же назначить ей свидание, и, если все получится, мы станем встречаться. Однако на деле все оказалось не так просто — я уже не мог не подглядывать за ней. Завидев бледный огонек в квартире по ту сторону бейсбольного поля, я ощущал все нарастающую жажду приблизить его и препарировать на фрагменты. Как язык постепенно наливается во рту, пока не наступает удушье, так и моя жажда — я не в силах был с ней совладать. Даже не знаю, как сказать… это было такое сексуальное и в то же время антисексуальное ощущение. Агрессия внутри меня, словно жидкость, сочилась наружу сквозь поры. Думаю, никому не под силу с этим справиться. Я и не подозревал, что во мне таится такая агрессия.

Итак, я снова достал из шкафа объектив со штативом и, установив на прежнем месте, продолжил наблюдение за ее квартирой. Не делать этого я не мог. Следить за ее жизнью словно стало одной из функций моего организма. Как подслеповатый человек, боящийся снять очки, или киношный убийца, который не в состоянии расстаться с оружием, я не мог существовать вне пространства ее жизни, ограниченного видоискателем.

Постепенно я начал терять интерес ко всему вокруг. Почти не появлялся в университете и в клубе. Теннис, мотоцикл, музыка — все, что раньше занимало меня, теперь становилось все более безразличным, я практически перестал видеться с друзьями. Клуб я не посещал из-за того, что встречи с ней становились для меня все тягостнее. К тому же я боялся, что однажды она при всех ткнет в меня пальцем и скажет, что все знает. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что в действительности это невозможно: если бы она заметила мои действия, прежде всего занавесила бы окно плотной шторой. Тем не менее я все чаще видел кошмарный сон: мой аморальный поступок (а это был именно аморальный поступок) раскрыт, и я, презренный всеми, изгнан из общества. Я не раз просыпался в поту от этого видения. В итоге почти забросил университет.

Я совершенно перестал следить за собой. По натуре очень аккуратный, я изменился, подолгу носил одни и те же вещи, пока они не превращались в тряпку. Я практически не брился, не заглядывал в парикмахерскую. В квартире воняло, как в сточной канаве. Словно сугробы, повсюду высились груды пивных банок, пустых упаковок от лапши быстрого приготовления, затушенных как попало окурков, и посреди всего этого я продолжал вести слежку. Так прошло три месяца, наступили летние каникулы. Едва дождавшись каникул, она уехала к родителям на Хоккайдо. Я неотступно следил в объектив, как она укладывает в чемодан книги, тетради, одежду. Вот она выдернула из розетки шнур холодильника, перекрыла газ, проверила, закрыты ли окна, сделала несколько телефонных звонков и покинула квартиру. С ее уходом мир опустел. С ее уходом не осталось ничего. Она унесла с собой все, в чем нуждался этот мир. Я опустел. Ни разу в жизни я не чувствовал такой пустоты. Мне казалось, что кто-то сгреб в охапку несколько торчащих из моего сердца проводов, дернул их что есть мочи и вырвал с корнем. Меня подташнивало, я ни о чем не мог думать. Каждое мгновение я ощущал одиночество, каждое мгновение чувствовал, как меня уносит печаль.

Вместе с тем в глубине души я успокоился. Наконец-то я освободился. Благодаря ее исчезновению смог самостоятельно выбраться из ужасной трясины. Еще несколько дней после ее отъезда я пребывал в полном смятении, раздираемый жаждой снова и снова наблюдать за ее увеличенной жизнью, с одной стороны, и чувством освобождения — с другой. По прошествии этих нескольких дней я немного пришел в себя. Помылся, сходил в парикмахерскую, убрал квартиру, постирал. Я постепенно возвращался к себе. Увидев, насколько просто далось мне это возвращение, я даже перестал себе доверять: где я настоящий?!