яйца.

События разворачивались быстро. Узнав о восстании крестьян, герцог послал на его подавление испанских капитанов, дона Уго да Монкаду и дона Мигеля да Кореллу. Обосновавшись в Перголе и Фоссомброне, они предали огню окрестные деревни и города, безжалостно уничтожая население. В Фоссомброне женщины вместе с детьми бросились в реку, предпочитая смерть зверствам солдатни. Герцог сообщил об этих подвигах Макиавелли, которого пригласил для разговора.

— Похоже, этот год не слишком удачен для мятежников, — мрачно улыбаясь, сказал он.

Представитель папы в Перудже сообщил ему, что братья Орсини по прибытии в город пришли заверить его в верности святому отцу и просили прощения за свои действия. Макиавелли тут же вспомнил Фаринелли и его слова о Вителлоццо.

— Мне трудно понять, зачем они это сделали, — сказал он.

— Подумайте как следует, секретарь, и вы все поймете. Просто они не готовы к войне, хотят выиграть время, прикидываясь, что переговоры еще возможны.

Несколько дней спустя Вителлоццо штурмом взял Урбино, и герцог вновь послал за флорентийским послом. Макиавелли ожидал, что Эль Валентино будет расстроен плохими новостями, но герцог даже не упомянул о потере этого важного города.

— Хочу обсудить с вами проблемы, касающиеся вашего государства и наших общих интересов. Послушайте, что мне пишут из Сиены.

Он прочел письмо вслух. Писал шевалье Орсини, внебрачный сын главы могущественного римского рода, находившийся на службе у герцога. Орсини вел переговоры с главарями мятежников, и те заявили о своем согласии примириться с герцогом и даже вновь подчиниться ему. При одном условии: герцог не станет нападать на Болонью, а, объединившись с мятежниками, поведет войска на Флоренцию.

— Видите, как я доверяю вам и полагаюсь на честность вашего правительства, — продолжал он, отложив письмо. — Но в ответ я жду того же. Флоренция может быть уверена: я не подведу.

Макиавелли не знал, чему верить. Орсини ненавидели Флоренцию, только и ждали случая восстановить на троне свергнутых Медичи. Он мог лишь предположить, что герцог не согласился на условия мятежников из опасения вызвать гнев Франции и, открыв ему содержание письма, хочет склонить Синьорию вернуться к выгодному для него договору, заключенному не так давно в трудное для Флоренции время и немедленно расторгнутому, едва опасность миновала. Синьория вынуждена была назначить герцогу щедрое жалованье, которое он хотел бы получать и впредь.

Еще через два дня мятежники атаковали армию герцога под командованием испанцев и наголову разбили ее. Дон Уго да Монкада попал в плен, а дон Мигель да Корелла, тяжело раненный, укрылся с горсткой солдат в цитадели Фоссомброне. Это была катастрофа. В Имоле новости держали в секрете. Как писал Макиавелли Синьории, при дворе герцога не принято обсуждать слухи. Но как только ему стало известно о поражении, он поспешил во дворец просить аудиенции. Его интересовало, каким на этот раз предстанет перед ним герцог, обычно невозмутимый и уверенный в себе. Сейчас же он оказался на пороге гибели, в случае победы мятежники не пощадят его. И он знает об этом. Спокойствие и благодушное настроение Эль Валентино поразили Макиавелли. О мятежниках он говорил с нескрываемым презрением.

— Не хочу хвалиться, но что они по сравнению со мной. Я хорошо знаю всю эту братию. Взять хотя бы знаменитого Вителлоццо. Возможно, он и обладает достоинствами, но храбрость не входит в их число. Правда, у него есть отговорка — французская болезнь. Но факт остается фактом: он способен только грабить беззащитное население. Ненадежный друг и вероломный враг.

Макиавелли искренне восхищался этим человеком, в столь критической ситуации гордо смотрящим в лицо врага. Его положение было почти безнадежным. Бентивольо, правители Болоньи, стояли на северных границах, Вителлоццо и Орсини, окрыленные победой, шли с юга. Атакованному с двух сторон превосходящими силами герцогу не избежать уничтожения. И хотя во Флоренции не любили Эль Валентино и его смерть только облегчила бы положение Республики, Макиавелли хотелось надеяться, что герцог сумеет выскользнуть из сужающегося кольца.

— Я получил письмо из Франции, — продолжал Борджа. — Король рекомендовал вашему правительству оказывать мне полную поддержку.

— Я ничего об этом не слышал, — ответил Макиавелли.

— Тем не менее это так. Напишите Синьории, пусть пришлют мне десять эскадронов кавалерии. Можете добавить, что я готов заключить с Флоренцией нерушимый союз.

— Я незамедлительно выполню ваше поручение, — поклонился Макиавелли.

Кроме герцога в зале находились Агапито да Амала, епископ Эльнский, его двоюродный брат, и еще один секретарь. Воцарилось зловещее молчащие. Борджа задумчиво смотрел на флорентийского посла. Этот немигающий взгляд поверг бы в смятение любого. Даже Макиавелли с трудом сохранял хладнокровие.

— Я слышал, — произнес наконец герцог, — Синьория уговаривает правителей Болоньи объявить мне войну. Из этого следует, что Флоренция хочет либо погубить меня, либо заставить заключить договор на более выгодных для себя условиях.

Макиавелли попытался как можно сердечнее улыбнуться.

— Я в это не верю, ваша светлость! — горячо возразил он. — В письмах, полученных мною, Синьория постоянно выражает желание сохранять вашу дружбу.

— Слова звучат более убедительно, если они подкрепляются конкретными делами.

— Я уверен, мое государство сделает все возможное, чтобы доказать искренность своих намерений.

— Смотрите, как бы они не опоздали с доказательствами.

По спине Макиавелли пробежал холодок — с такой ледяной ненавистью прозвучали слова герцога.

Несколько дней Макиавелли только и делал, что собирал сведения от своих агентов, от Бартоломео, от Фаринелли, от людей Борджа. Полностью он не доверял никому, тем более приближенным герцога. Они говорили ему далеко не все, а иногда и намеренно лгали. Чего он никак не мог понять, так это бездействия восставших капитанов. Собственные войска герцога еще не прибыли. И хотя Эль Валентино по-прежнему удерживал несколько крепостей на территории мятежников, с трудом верилось, что он выдержит решающее сражение. Нападать надо было сейчас. Немедленно. Однако капитаны ничего не предпринимали. Причина столь загадочного промедления вызывала у Макиавелли недоумение. А тут произошло событие, запутавшее его еще больше. Во дворец прибыл посол Орсини. Приехал вечером, а уехал утром. Макиавелли оставалось только гадать о цели его визита.

К этому времени он уже получил ответ Синьории на требование герцога оказать ему военную помощь и в надежде узнать хоть что-то о происходящем попросил аудиенции у Эль Валентино. С тяжелым сердцем шел он во дворец. Синьория отказалась послать войска, предлагая взамен лишь свое благожелательное отношение. Макиавелли представил себе ярость герцога — страшное зрелище! — и приготовился стойко встретить бурю. Полное безразличие Эль Валентино поразило его.

— Я уже не раз говорил вам и могу повторить: мне есть на кого опереться. Скоро сюда прибудут французские кавалеристы и швейцарская пехота. Вы сами видите: мои силы растут с каждым днем. У папы нет недостатка в деньгах, а у короля Франции — в людях. Очень скоро мятежники пожалеют о своем предательстве. — На губах герцога заиграла жестокая улыбка.

— Вы, наверное, удивитесь. Они уже обратились ко мне с мирными предложениями. Приезжал Антонио да Венафро.

Вероятно, речь шла о том самом таинственном курьере. Венафро был любимцем и ближайшим советником Пандолфо Петруччи, правителя Сиены, считавшегося мозгом заговора.

— Они вновь предложили мне свергнуть правителей Флоренции. Но я ответил, что ваше государство никогда не предавало меня и я вот-вот должен подписать с вами договор о дружбе. «Ни в коем случае не подписывайте его, — упрашивал меня Венафро. — Я съезжу в Сиену и тут же вернусь. Возможно, мы предложим вам что-нибудь еще». На что я ответил: «Мы зашли слишком далеко, назад пути нет». Я готов слушать этих людей, пускать им пыль в глаза, но, заверяю вас, не пойду против Флоренции, если только она