два в год на протяжении двадцати лет, при встрече он в своей елейной манере неизменно говорил: «Дорогой Моэм, мне так понравилась ваша 'Лиза из Ламбета'. Как мудро вы поступили, больше ничего не написав».
Поэт умирал. Он так расхворался, что друг, ходивший за ним, счел своим долгом послать телеграмму его жене. Посредственная художница, она уехала в Лондон — ей там устроили персональную выставку в одной из второстепенных галерей. Когда он сказал больному, что вызвал его жену, тот взъярился. «Ты, что, не мог дать мне умереть спокойно?» — завопил он. Поэт только что получил в подарок корзину персиков. «Первым делом она выберет лучший персик и, пока не доест его, будет распространяться о себе и о том, какой успех она имела в Лондоне»,
Друг поехал за женой поэта на вокзал, привез ее к нему.
«О, Франческо, Франческо», — восклицала она, влетая в комнату. Поэта звали Фрэнсис, но она называла его не иначе как Франческо. «Какое несчастье! О! Прекрасные персики! Кто тебе их прислал? — Выбрала персик и вонзила зубы в его сочную мякоть. — Вернисаж. Все хоть сколько-то известные люди пришли. Потрясающий успех. Мои картины привели всех в восторг. Мне буквально не давали проходу. Все в один голос говорили, что у меня большой талант».
И так далее, и тому подобное. В конце концов друг сказал, что уже поздно, и ее мужу надо поспать.
«Я совершенно измотана, — заныла она. — Такая трудная поездка. Я не ложилась всю ночь. Ужасно намаялась».
Она подошла к постели поцеловать больного. Он отвернулся.
Экспедитор, Работать начал в четырнадцать лет, двадцать два года прослужил в одной фирме. В двадцать восемь лет женился, жена через год-два заболела и стала калекой. Он был преданным мужем. И вскоре стал красть сберегательные марки, и даже не потому, что нуждался в деньгах, хотя кражи и давали ему возможность побаловать жену нехитрыми лакомствами, но прежде всего потому, что ему доставляло удовольствие обманывать нанимателей, считавших его солидным, ответственным служащим. Потом кражи раскрылись, и он, зная, что его уволят, а то и посадят, и жена останется без присмотра, убил ее. Подложил подушку ей под голову и накрыл ее пуховым одеялом. Отвел любимую собачку жены к ветеринару, чтобы ту безболезненно усыпили — убить ее у него не поднялась рука. После этого явился в полицейский участок с повинной.
Т. Рослый, худой, но отнюдь не изможденный, при ходьбе чуть горбится. Ему можно дать от сорока пяти до пятидесяти: его кудрявые, все еще густые волосы, почти совсем седые, а бритое, с четкими чертами лицо изборождено моршинами. Мертвенно-бледный. Очки в золотой оправе. Ненавязчив. Говорит тихим голосом и лишь когда к нему обращаются, и хотя никогда не говорит ничего умного, не говорит и глупостей. Доверенное лицо одной из самых крупных американских корпораций, обращает на себя внимание прежде всего своей надежностью. Ясно, что человек он очень умный, зато очень честный. Живет скромно. Имеет жену, к которой привязан, и двух детей, которыми, как и положено, гордится. Можно смело поручиться, что он в жизни не сделал ничего, о чем мог бы пожалеть. Он доволен фирмой, в которой работает, своим положением в ней — почетным, хотя и не слишком высоким, домом, в котором живет, городом, в котором работает, расписанием поездов, которыми ежедневно ездит на службу. Работник он отменно дельный. Винтик гигантской машины — он ничего другого и не желает. Зрелище огромных рычагов, вращающихся колес, колоссальных поршней не наводит его на мысль, что и он мог бы быть не только винтиком. Совершенно незауряден в своей поразительной заурядности.
Она гостит у друзей за городом. Приносят почту. Хозяйка дома передает ей письмо, она узнает почерк своего любовника. Вскрывает письмо, читает. Вдруг до нее доходит, что муж из-за ее спины тоже читает письмо. Она дочитывает письмо до конца и отдает хозяйке.
«Судя по всему, он влюблен по уши, — говорит она. — Но на твоем месте я запретила бы ему писать такие письма…»
Если ты хоть чуточку богаче других, окружающие неизменно станут тебя использовать, выуживать у тебя деньги — и это в порядке вещей; но вот что тягостно: они считают, будто ты настолько глуп, что не понимаешь, когда тебя хотят облапошить, и им это сходит с рук только благодаря твоему попустительству.
Эрнест П. Молодой француз из хорошей семьи, очень одаренный, семья надеялась, что он сделает блестящую карьеру. Его прочили в дипломаты. В двадцать лет он отчаянно влюбляется в девушку восьмью годами старше, но она выходит замуж за человека более подходящего. Это его подкосило. К ужасу семьи он прекращает готовиться к экзаменам, без которых нельзя поступить на дипломатическую службу, занимается социальной помощью жителям парижских трущоб. Обращается к религии, (он происходит из семьи вольнодумцев) и с головой погружается в мистические книги. В Марокко в ту пору неспокойно. Он присоединяется к одной опасной экспедиции и погибает. Его смерть — тяжкий удар для женщины, которую он любил, для его матери, для друзей. Они переживают глубокое потрясение. У них появляется ощущение, что рядом с ними жил едва ли не святой. Кротость, доброта, благочестие, благородство души покойного заставляют их устыдиться — и преисполняют страхом.
Я счел, что этих фактов достаточно для трогательного рассказа; мне хотелось понять, какое влияние оказала жизнь и смерть бедного мальчика на близких ему людей; но тема оказалась слишком для меня трудной, и рассказа я так и не написал.
Люди порой простят тебе добро, которое ты им сделал, но почти никогда не прощают зло, которое причинили тебе.
Писателю надлежит быть одновременно и занятным, и серьезным.
При виде световых бликов, мерцающих в пене, взбурленной кораблем, мерещилось, что это мертвецы, покоящиеся на дне моря, язвительно подмигивают тебе.
Солнце садится. Невиданный закат: плотные, изогнувшиеся наподобие арки грузные облака, а под аркой — точно врата в волшебные таинственные царства — сияет бледно-зеленое, золотистое небо. При виде его вспоминается картина Ватто «Отплытие на остров Цитеру». Но вот солнце уходит за горизонт, арка распадается, темные облака на фоне вечернего зарева теперь напоминают развалины огромного города — руины дворцов, храмов, гигантских зданий. И надежда и вера, только что обретенные, рушатся, как столбы в Газе, и в сердце водворяется отчаяние.
Грошовые бульварные романы. К их авторам относятся с пренебрежением, а ведь они в своем роде благодетели человечества. Для них не секрет, что их не слишком уважают, и они говорят о своей работе иронически, пожимая плечами и улыбаясь. Спешат обезоружить тебя, уверив, что не так уж они и глупы. К похвалам относятся настороженно. Опасаются поверить, что их хвалят всерьез. И тем не менее они заслуживают доброго слова. Случается, что ты не в состоянии воспринимать хорошую литературу; случается — ум устал, а все требует какой-то пищи; случается, классика наскучивает, а ты вымотан или несчастен; случаются и поездки на поезде и болезни — и что в эту пору может быть лучше увлекательного бульварного романчика? Окунаешься в мир убийств, грабежей, предательств, шантажа, тюремных камер, чудом удавшихся побегов, опиумных притонов, воровских хаз, мастерских художников, роскошных гостиниц, встречаешь фальшивомонетчиков, мошенников, бандитов, сыщиков, авантюристок, осведомителей, заключенных, попавших в беду героинь и ставших жертвами клеветы героев. Нельзя требовать от произведений этого жанра, чтобы они соответствовали меркам, с которыми мы подходим к другим видам искусства. Недостоверность здесь не мешает получать удовольствие, буйный полет фантазии