не хуже пневматического сверла. Она неизменно одевается в черное, на шее тонкая золотая цепочка с маленьким крестиком. Родом она из Новой Англии.

Миссис В. рассказала мне, что муж ее не только миссионер, но и врач, а поскольку вверенный ему участок, Гилбертовы острова, разбросаны в море, ему частенько приходится совершать дальние путешествия на каноэ. Море нередко штормит, так что это небезопасно. Во время его отсутствия она остается в миссии и ведет все дела. Она рассуждала о порочности туземцев голосом, заглушить который не было никакой возможности, он так и звенел от неистового отвращения набожной христианки; их свадебные обряды, утверждала она, настолько непристойны, что не поддаются никакому описанию. Когда они с мужем впервые приехали на эти острова, во всех деревушках, по ее словам, нельзя было отыскать ни единой «неиспорченной» девушки. Особенно злобствовала она по поводу плясок.

* * *

Мисс Томпсон. Пухлая и, несмотря на грубые черты, миловидная женщина не старше двадцати семи лет; носила белое платье, большую белую шляпу и высокие белые ботинки, из которых выпирали икры в белых хлопчатобумажных чулках. Уехав после облавы из Ивелеи, она направлялась в Апию, где рассчитывала устроиться в баре при какой-нибудь гостинице. Ее привел в наш дом квартирмейстер, маленький, весь сморщенный, неописуемо чумазый человечек.

* * *

Меблированные комнаты. Сдавались в двухэтажном каркасном доме с верандами на обоих этажах, расположенном на Брод-роуд, фасадом к морю, в пяти минутах ходьбы от причала. Внизу лавка, где продают консервы: свиную и говяжью тушенку с бобами, а также мясной фарш, консервированную спаржу, персики и абрикосы; есть и бумажная мануфактура: юбочки лава-лава, шляпы, плащи и тому подобное. Хозяйствует в лавке метис с женой-туземкой, окруженной стайкой маленьких коричневых ребятишек. Мебели в комнатах почти нет, только убогая железная кровать под рваным противомоскитным пологом, шаткий стул и умывальник. По рифленой железной крыше барабанит ливень. Еды здесь не подают.

На основе этих трех заметок я написал рассказ «Дождь».

* * *

Рыжий. Служил матросом в американском флоте, а, приехав в Паго-Паго, заплатил изрядную сумму, чтобы его списали на берег. Он был по профессии мясником, но за те три года, что он прожил в Паго, своим ремеслом почти не занимался. Типичный белый бродяга, живущий в Океании и перебивающийся случайными заработками. Ему было, наверное, лет двадцать шесть, среднего роста, стройный, с правильным, но угрюмым лицом, маленькими рыжими усиками, трехдневной щетиной и густой шапкой кудрявых рыжих волос. Он ходил в майке-безрукавке и грязных армейских брюках. Когда хозяин местной столовой заболел, Рыжий взялся вести дело за одни только харчи. Твердил, что вернется в Штаты и устроится там на работу, но было ясно, что он не решится уехать с острова. Обиняками пытался узнать, можно ли найти место в Алии. Столовая располагалась в маленьком одноэтажном зеленом домике на окраине Паго-Паго, среди кокосовых пальм, хлебных и манговых деревьев, почти у кромки густых диких зарослей. Это была небольшая комната с баром и двумя столиками под красными скатертями; спиртного там не подавали, потому что в Паго-Паго сухой закон. За стойкой бара на полках пылилось несколько банок говяжьей тушенки, консервированных абрикосов и томатного супа. За стеной находилась грязная тесная спальня, а позади дома, на воздухе, под навесом веранды, стояла печь, на которой Рыжий стряпал, и грубо сколоченный не-струганный кухонный стол, служивший кладовкой, буфетом и, если нужно, сундуком. Яйца там подавали только после прибытия парохода с товарами; в другое же время не бывало ничего, кроме неизменных рубленых котлет и кофе. К обеду Рыжий варил суп из костей, с которых предварительно снимал мясо на котлеты. Посещали столовую немногочисленные путешественники, останавливавшиеся в Паго-Паго по дороге в Австралию, несколько матросов с американской военно-морской базы и кое-кто из туземцев. Болтливостью Рыжий не отличался, разговорить его бывало нелегко. Когда его угощали сигаретами или сигарами, он хмуро отказывался. В конце концов, немного оттаяв, он заводил речь о женщинах, об острове; горько сетовал на здешнее житье — губит, мол, оно человека, он становится ни на что не годным, а потом показывал свою коллекцию непристойных открыток.

* * *

«Мануа». Шхуна водоизмещением в семьдесят тонн, оснащенная еще и керосиновым двигателем; если нет встречного ветра, она делает четыре-пять узлов в час; судно неопрятное и потрепанное, некогда белое, а теперь грязное, закопченное и облезлое. Предназначалась шхуна для мелководья, качает ее жутко. «В один прекрасный день, — сказал мне капитан, — она перевернется, и мы все пойдем на дно». Кают-компания, размером примерно два на полтора метра, служит пассажирам и столовой, и спальней, а помощник капитана делает там свои расчеты. Ночью ее освещает керосиновая лампа.

Команда состоит из капитана, помощника, механика с помощником, кока-китайца и полдюжины канаков. Судно отчаянно воняет керосином, на котором работает двигатель. Канаки одеты в одни только синие бумажные штаны; кок ходит в грязной обтерханной белой куртке и таких же брюках. Капитан носит синюю фланелевую рубаху с открытым воротом, старую серую фетровую шляпу и очень ветхие синие серже-вые брюки. Механик одет, как все механики в мире: видавшая виды твидовая кепка, старые темные штаны, застиранная серая фланелевая рубаха, и все это покрыто сажей и грязью.

На борту есть три крошечных каюты, в каждой по две койки; там почти негде встать и при закрытой двери совершенно темно. У капитана каюта побольше, с одной койкой и иллюминатором. Она просторнее, и в ней больше воздуха. Пассажиры-туземцы в юбочках из травы сгрудились на корме и на носу; у каждого сплетенная из листьев кокосовой пальмы корзина с провизией и завязанные в большой цветной носовой платок пожитки.

Из Паго-Паго мы отчалили около половины пятого. Несколько туземцев пришли проводить друзей, и немало слез было пролито как отъезжавшими, так и теми, кто остался на берегу. Шхуна шла вдоль побережья на двигателе, ее сильно качало, но тут подул попутный ветер, мы подняли паруса, и качка уменьшилась. Волн не было, но океан равномерно и тягуче вздымался.

В половине шестого кок подал ужин: суп, сваренный неизвестно из чего, крепко приправленные чесноком фрикадельки с картошкой, на сладкое консервированные абрикосы. Потом чай со сгущенным молоком. За нашим столом сидели: врач-шотландец с женою, они ехали в Алию, где его ждала работа в больнице, миссионер, лавочник-австралиец, направлявшийся в Апию закупать товар в магазине Бернса Филина, и мы с Джеральдом. После ужина мы вышли на палубу. Быстро опустилась ночь, и качка уменьшилась. Земля неясной массой темнела на фоне неба. Ярко сиял Южный Крест. Через недолгое время к нам подошли три-четыре матроса и сели покурить. У одного в руках было банджо, у другого гавайская гитара и гармоника. Они принялись наигрывать и петь, хлопая в ладоши в такт пению. Двое вскочили и пустились в пляс. Танец был странный, варварский, что-то дикое, первобытное чудилось в нем — в быстрых движениях рук и ног, в непривычных извивах тел; пляска была чувственная, даже сексуальная, но без вожделения, скорее, по-звериному наивная, непонятная, но без таинственности, короче говоря, безыскусная, почти детская.

Удивительно было плыть по безмолвному морю под звездным, источающим желание небом, под музыку, пение и пляски канаков. Наконец, утомившись, они растянулись на палубе и заснули; все стихло.

* * *

Шкипер. Это пухлый, без единого острого угла человечек, с круглым, как полная луна, лицом, красным и чисто выбритым, с толстой пуговицей вместо носа, белоснежными зубами, коротко стриженными светлыми волосами, с толстыми куцыми ручками и ножками. Пальцы у него тоже пухлые, с ямочками на суставах. Глаза круглые, голубые, носит очки в золотой оправе. Не лишен обаяния. Слова не скажет без богохульства, но делает это очень добродушно. Славный малый. Он американец, лет, наверное, тридцати, и всю жизнь проплавал в Тихом океане. Начинал первым помощником, а потом стал капитаном на пассажирских судах, ходивших вдоль берегов Калифорнии, но его корабль затонул. А с ним и капитанский аттестат — вот и пришлось ему опуститься до командования этой грязной посудиной. Но он и тут не утратил веселого нрава. Легко относится к жизни, любит виски и девушек-само-анок, очень живо и забавно рассказывает, каким пользуется у них успехом.

Вы читаете Записные книжки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату