«лисьих нор» и заснули в этих ужасных условиях, прикрыв лица своими касками.
Что касается японской полевой артиллерии, Ясуока был поражен тем, что около 19.20 майор Морикава снял с передовых позиций артиллерию контрбатарейной борьбы. В действительности 2-й артиллерийский дивизион был отброшен с исходных позиций. Передислоцированная из района высоты Фуи колонна Морикавы, достигнув около 14.00 высоты 739, попала под обстрел противника из 152-мм орудий с левого берега. Японские артиллеристы лежали в углублениях, не имея возможности двигаться. Как их сослуживцы из пехоты, старые офицеры и солдаты артиллерии говорили о разнице по сравнению с их опытом в Китае. Один наблюдатель, лейтенант, назвал заградительный огонь русских «ужасающим». К 20.00 командир батальона, все более беспокоясь о том, что его орудия будут уничтожены огнем противника, решил передислоцировать свое подразделение в тыл. Однако заградительный огонь советских гаубиц был настолько мощный, что Морикава был вынужден отложить любое движение до наступления темноты. Орудия и лошади японцев, расположенные отдельно, были укрыты в углублениях, а наблюдательные группы и батареи окопались в дюнах. Попытки 1-й роты капитана Сензо Соношиты (Sonoshita Zenzo) из 64-го пехотного полка Ямагато спасти артиллерийский батальон Морикавы в полночь провалились, так как пехотинцы потерялись. Артиллеристы пролежали всю ночь, не разбивая палаток, несмотря на проливной дождь.
Проблемы Ясуоки с артиллерией на конной тяге Морикавы, танками Йошимару, пехотой Ямагато и Кадзикавы, саперами Ябуучи показывали фундаментальные недостатки в доктрине, подготовке и практике использования боевых механизированных подразделений. Концепции боя для разных родов войск заметно отличались. Что касается танкистов, они всегда считали себя передовой частью пехоты, проводя неожиданные атаки и врываясь на позиции противника. Такой подход хорошо оправдывал себя на театре военных действий в Китае, где у противника не было танков и танкисты были всемогущими «героями сражений», убежденные, что они «звезды», которые выигрывают битвы, что ни один противник не может противостоять им и что пехота, традиционно считающаяся «королевой боя», должна завидовать им. Для операций в Северном Китае был сформирован механизированный корпус (отряд Сакаи — по имени командира. —
В боях 1939 года стало очевидно, что русские уделяют большое внимание тактике взаимодействия танков пехоты и артиллерии (часто выделяя 10 человек на одну машину поддержки) и что они рассматривают танк как мобильную бронированную артиллерию. Японское командование, на словах подчеркивая важность мобильности механизированных средств, реально почти не проводило совместных учений с другими родами войск, особенно на открытой местности. Как считал лейтенант Такешита из 3-го танкового полка, «склонность» танковых войск действовать без поддержки пехоты обычно вызывала острую критику в танковых школах и на совместных маневрах. Это была «отвратительная тенденция», которая в высшей степени проявилась в Номонханской кампании.
Многие японские пехотинцы и артиллеристы никогда не видели своих танков в бою на различных участках в районе Номонхана. Лейтенант 13-го полка полевой артиллерии вспоминал, как к их батарее на танке подъехал сержант-танкист, буквально умоляя дать на время артиллериста, чтобы заменить своего убитого. Командир батареи был обязан отказать в такой просьбе, расстроенный танкист уехал, оставив расстроенными и артиллеристов. Это был единственный случай, когда они встретили японский танк. Солдат 64-го полка вспоминал, как приятно было видеть перед наступлением 2 июля свой танк с национальным флагом, но он больше не видел других танков в последующих совместных боевых действиях. Естественно, пехота не всегда могла успевать за танками, а танкисты жаловались, что пехота не поддерживает их. «Но, по правде говоря, — рассказывал один солдат, — я чувствовал разочарование в том, что не было взаимодействующих с нами танков». Пехота не требовала, чтобы взаимодействие с танками было удовлетворительным. Тем не менее солдатам было очень жаль видеть свой горящий танк. «Каждый раз, когда мы проходили мимо танков, — говорил командир пулеметной роты полка Ямагато, — мы минутой молчания благодарили их за их жертву, скорбя по погибшим, соединив руки в почтении».
Продвигаясь вперед в дождь под темными облаками, вечером 2 июля японские танковые войска, как до этого пехота и артиллерия, попали под артиллерийский огонь с левого берега Халхин-Гола. Около 20.00 на большом расстоянии к северо-западу от предполагаемого расположения 3-го танкового полка Йошимару различил густой дым и огонь, но посыльные не могли пройти туда. Хотя в штабе боевой группы Ясуоки тоже видели горящие машины, но и там не могли определить, чьи машины горели — свои или противника. Йошимару фактически двигался согласно плану со скоростью 15 км/ч, пересекая углубления и отлогие скаты на равнине, до тех пор, пока его часть не попала под огонь тяжелой артиллерии: 107-мм пушек и 152-мм гаубиц, расположенных на левом берегу Халхин-Гола. Местность покрылась дымом, создавалось впечатление, что несколько танков подбито, но на самом деле ни одна из машин не была повреждена. Айри провел пробную стрельбу, но поскольку она была преждевременной, его отругал командир роты.
Один раз, пройдя зону заградительного огня, японские танки направились к передовым постам противника, вероятно, занятым моторизированной пехотой. Как сказал один японский артиллерист, «мы прошли их с удовольствием». Через 700–800 м были обнаружены советские огневые позиции, состоящие из бронеавтомобилей, танков и противотанковых орудий, интенсивный огонь которых создавал угрозу продвигающимся танкам японцев, более опасную, чем при стрельбе тяжелой артиллерии на большие дистанции снарядами с бризантным ВВ. Когда оборона была прорвана, русские бросили несколько танков и бронемашин, оставив их разбросанными на равнине. Некоторые подразделения отъехали на грузовиках, другие, оставленные позади, ждали наступления ночи. Было видно, как несколько скорострельных орудий противника и пехотинцев ушли на фланги под прикрытие.
К 20.00 3-й танковый полк достиг возвышенности, упиравшейся в пересечение дорог. Это был участок труднопроходимой местности, где, вероятно, советские войска сосредоточили свои противотанковые орудия. Хотя танковым частям Императорской армии в целом удалось сохранить свой боевой порядок, танк 1-й роты прекратил вести огонь и был выведен из строя. Крупнокалиберный советский пулемет, ведущий огонь с фланга, пробил башню танка, пытавшегося догнать свои подразделения. Командный отсек танка нагрелся до такой степени, что казалось, будто бы он горел. Но фактически броня не была пробита и экипаж не понес потерь.
В то время как полк Йошимару пытался продвинуться к пересечению дорог, советские войска сосредоточили орудия, пехоту и бронированную технику в узком районе возле реки и проводили контратаки с трех направлений. Японские войска более или менее успешно вели боевые действия, но связь между танками была неэффективной ввиду интенсивных радиопередач противника. С течением времени огонь артиллерии советских войск стал более действенным. Советские танковые подразделения неуклонно продвигались через Халхин-Гол с левого берега. Несколько советских бронемашин горели, но японцы также начали нести потери. Некоторые танки Йошимару вынуждены были ввязываться в бой при буксировке вышедших из строя своих машин.
Вскоре после 21.00, «осознав отрицательную сторону остановки на долгое время» без поддержки артиллерии или пехоты, Йошимару принял решение отвести и снова собрать полк на некоторое время ближе к тылу. Темная ночь была только на руку. По команде «За командиром» штаб и резервный взвод Йошимару переместились на высоту 731, выслали команды для осуществления связи и ожидали разбросанные роты, что не так-то легко было сделать. Все подразделения старались собраться в течение оставшейся части ночи. До этого момента Йошимару был не способен осуществлять эффективный контроль.
Командир 1-й роты капитан Масаджиро Миятаке (Miyatake Masajiro) был в состоянии эйфории, когда ввязался в бой, буксируя захваченную бронемашину и одно из трех или четырех также захваченных 45-мм орудий. Но все же трое командиров взводов капитана Миятаке погибли в бою. Часть потерь была понесена, когда около 20.00 командир роты потерял связь с командиром 2-го взвода лейтенантом Сабуро Шимизу (Shimizu Saburo) и отправил на поиски его взвода танкетку Кога. Японские рации все еще были заглушены советскими передатчиками. Местность также была неопределенна. Можно было видеть, как советские солдаты передвигаются по своим позициям и капитан Миятаке, дурачась, кричал им: «Привет! Привет!» Более грозный артиллерийский огонь был слышен в вероятном направлении расположения части Шимизу.
