сестры влюбленный капитан готов будет пойти на все. Рассказал об этом командиру, и тот решил, что неплохо будет претворить план в жизнь. Римлянин получил инструкцию войти в Тарент под видом дезертира и подружиться с капитаном через сестру. Подробности заговора неизвестны, но из-за слабости несчастного капитана однажды ночью ворота открылись, и римляне вошли в город, разграбили его и выслали статую Геркулеса в Рим. Тридцать тысяч жителей Тарента были проданы в рабство.

Лишившись силы и величия, Тарентум тем не менее вступил в счастливый старческий возраст и жил в мире и спокойствии. Он по-прежнему был по-гречески элегантен, не поддался варварским племенам и москитам; сохранил Красоту; славился душистым медом и овцами, которых, как отметил Гораций, ради сбережения шерсти наряжали в кожаные кафтаны. Поэт смотрел на Тарент как на место будущего проживания. Ему нравилась здешние вёсны и мягкие зимы. Он был бы счастлив удалиться сюда на покой, если ему не позволят вернуться в дорогой его сердцу Тибур (ныне Тиволи).

Как я уже говорил, нет ничего лучше, чем ходить по местному археологическому музею, где на каждом шагу можно увидеть следы прошлого Тарента. Некоторые экспонаты могут показаться странными и непонятными, в то время как другие, особенно те, что демонстрируют любовь к животным, перекидывают мостик к людям из далекого прошлого. С какой любовью и наблюдательностью выполнены фигурки и рисунки резвящихся дельфинов, длинношеих фавнов, довольных уток. Только люди, любящие животных, могли создать с таким юмором маленькую вазу в форме дикобраза и кувшин в виде осла с повешенными на него корзинами. А вот кошек я не увидел, и это, учитывая легенду, странно!

Старый город Таранто находится на узкой полоске земли, омываемой с одной стороны морем, а с другой — солеными водами лагуны. Здесь имеется только три главных улицы, параллельных друг другу, а от них отходит лабиринт переулков. Можно не волноваться, что заблудился: с любой точки города можно за несколько минут выбраться либо к морю, либо к лагуне. Здесь стоят в беспорядке старые желтоватые дома, которые при определенном освещении или с расстояния могут показаться не менее романтичными, чем наше представление о Камелоте.

Так выглядит место, на котором когда-то стоял великолепный акрополь Тарас — не скала, а территория, не сильно возвышающаяся над уровнем моря. Должно быть, потому жители и поставили здесь огромную статую Юпитера, корона которого давала знать штурманам, что их корабли приближаются к знаменитому городу. Одно из мест, с которого лучше всего можно наблюдать за жизнью Таранто, находится возле разводного моста, соединяющего на востоке новый город со старым. Он перекинут через канал, который построили лишь в XV веке. Механизмы моста спрятаны в одной из круглых башен Анжуйского замка, построенного в то же время. Канал используется военными кораблями итальянского флота. Обычно они проходят в лагуну вечером или когда стемнеет и встают в доке, там, где когда-то бросали якоря военные галеры Тараса. Эта сцена была знакома британским морякам в Первую мировую войну, когда они направлялись к восточному театру военных действий. В последнюю войну британский флот, после бомбардировки Таранто и итальянского флота, вошел в 1943 году в лагуну и высадил солдат. Уинстон Черчилль написал в книге «Вторая мировая война»: «Дома у меня стоит „Юнион Джек“, подарок генерала Александера. Его водрузили в Таранто. Со времени нашего изгнания из Франции союзный флаг впервые взвился над Европой».

Счастливые моменты я испытал, прогуливаясь по Чивитта-Веккье. Смотрел на рыбаков, мне было интересно, что за шутки отпускают они на своем городском диалекте. Некоторые слушатели ошибочно принимали его за греческий язык, но это не так, хотя и греческие слова они, несомненно, в свою речь вставляли. Рыбацкий квартал выходит не на море, а на лагуну. Многолюдные набережные, снующие в обоих направлениях рыбачьи суда. На заднем плане выстроились в линию старые дома, с коврами или бельем, сохнущим на балконах. Все это напоминает бедную Венецию. Любопытно, что рыбаки в море не ходят.

Они всегда были на короткой ноге с Посейдоном, и он, похоже, шел им навстречу. В отличие от других, здешние рыбаки не пропадают на несколько дней в океане, а мирно спят каждую ночь в постели. Богатый улов сам приходит к ним в лагуну вместе с приливом. Рыбаки выращивают в лагуне улиток и устраивают питомники для мидий и других моллюсков. Их отмечают шестами, с которых свешиваются толстые веревки с иссиня-черными морепродуктами. На самом деле этот промысел больше напоминает фермерство, чем рыболовство.

В Бари я думал, что нигде больше не увижу и столько не съем морепродуктов, но оказалось, что Бари — пустяк по сравнению с тем, что увидел сейчас. Таранто — место, где население питается преимущественно рыбой. В лицах жителей мне стало мерещиться сходство с ракообразными, а вялое рукопожатие напоминало о мертвом осьминоге, да и глаза, лишенные блеска, тоже наталкивали на ассоциации. Рыбный рынок в Таранто — музей южного моря. Мне сказали, что здесь почти сто разновидностей рыбы и морепродуктов. Мне кажется, что я видел их все.

Устрицы Таранто славятся на протяжении столетий. Римские эпикурейцы предпочитают их всему остальному, хотя, когда Британию наводнили устрицы колчестер, то они пользовались не меньшей популярностью: их засыпали снегом и немедленно направляли в кухни Рима. Я подумал, что устрицы Таранто так же хороши, как и колчестер, бывший у нас много лет назад, когда еще можно было позволить себе купить устрицы. На рынке в Таранто я съел их дюжину возле рыбного прилавка. Их доставали из ведра по одной, открывали и протягивали мне на раковине. После некоторого затруднения нашелся лимон. Друзья сказали мне, что цена — десять шиллингов за дюжину — грабительская. Стало быть, рыбаки приняли меня за иностранного миллионера! Думаю, что это немного несправедливо. Я вовсе не считаю, что торговцы рыбой — грабители. Напротив, когда я останавливался в магазине или на рынке незнакомого города и спрашивал, как называется неизвестный мне моллюск, то меня почти каждый раз приглашали войти внутрь и попробовать одну или две штуки. Если я хвалил их, то мне улыбались, говорили комплименты, приглашали попробовать еще один или два моллюска и провожали меня на улицу. Ученые говорят, что греческой крови здесь не осталось, но я чувствовал, что Таранто населен персонажами Аристофана. Должно быть, само место сохранило генетическую память.

Собор ирландца, святого Катальдо, находится в самой оживленной части Старого города. Норман Дуглас описал его как «веселый кошмар из камня», и я приготовился увидеть нечто экзотическое в стиле барокко, но с тех пор как Дуглас написал эти строки, прошло много лет, штукатурка осыпалась, и церковь предстала в виде строгой базилики XI века, с нефом из классических мраморных колонн, увенчанных византийскими капителями. Она сохранила все черты, которые связывают ее с апулийским собором норманнской постройки.

Я ничего не знал о святом Катальдо, и церковный служитель сказал лишь, что святой был чудотворцем, в Таранто приехал в VII веке из Ирландии. Он мне не сказал — это я выяснил позже, — что святой Катальдо вышел на берег Таранто на обратном пути из Святой Земли и, обнаружив, что город пребывает в грехе, решил здесь остаться. Говорят, что у него был брат, святой Донат. Он стал святым покровителем Лечче и, как я уже говорил, смотрит сейчас на город с верхушки колонны.

Я с удовольствием наблюдал за крошечными школьницами. Их привела с собой в боковую часовню маленькая пожилая монахиня. Она учила девочек таблице умножения. В овальное окно заглянуло солнце. Возможно, оно пришло из Дарема и осветило арку, под которой уселись ученицы. Спокойная сцена так далека была от шумной набережной и пыльных улиц, что я подумал о символической функции Церкви на протяжении истории. Вспомнил о тенденции поиска сочувствия у Церкви, когда ученицы поднимали руку и спрашивали разрешения покинуть комнату. Ответом им служило доброе поблескивание очков.

Гробница святого видна сквозь решетку темной исповедальни. К ней вели два лестничных марша. Я спустился и посмотрел сквозь железные прутья крипты, где непроницаемая тень скрывала саркофаг, в котором, как говорят, лежат ирландские кости.