Платформу со святым пронесли во все закоулки Кокулло. Когда падала какая-то змея, серпаро немедленно подбирал ее и закидывал обратно. По окончании церемонии каждый серпаро собрал своих змей, но как они узнавали, какая из них чья, понятия не имею. Собрав рептилий, они либо закинули их себе на плечи, либо запихали в мешки.
Я поговорил с местным священником, и он настоял на том, чтобы я с ним позавтракал. Я уже ел свинину с хлебом и сыром и мог бы ничего не есть до следующего дня, но он так меня упрашивал, что с моей стороны было бы невежливо отказаться. К тому же я решил, что угощение вряд ли будет обильным. Как бы не так! Его преосвященство повел меня через толпу к одному из лучших домов в деревне, где в большой прохладной комнате на втором этаже был накрыт длинный стол для праздничного обеда. Там уже сидел пожилой моргающий монсиньор и два священника, отпраздновавшие мессу. Судя по всему, они страшно проголодались. Меня представили благочестивой матроне, приготовившей пир, и посадили, к сильному моему смущению, во главу стола. Затем последовал обед, обильнее которого я ничего еще не едал. Роскошные закуски-ассорти… Такого разнообразия и выдумки не встретишь ни в одном ресторане. На смену супу явился жареный цыпленок, затем вареная курятина, за курятиной — ягненок, потом настал черед пудингам, заварному крему, желе и прочим сладостям. Нас обслуживала матрона, она внимательно наклонялась над монсиньором и священниками, а я делал все возможное, чтобы отвлечь ее внимание от своей тарелки.
Поскольку священники были голодными, в разговорах необходимости не было, но потом, за кофе, обменявшись табакерками с нюхательным табаком, я упомянул святого Доминика и сцену, которой стал свидетелем. Я чувствовал, что святые люди посчитали меня занудой. На их месте я, Наверное, подумал бы так же. Будучи лояльным приходским священником, parroco[6] вступился за Доминика и рассказал о замечательных благодеяниях, которые святой оказал Кокулло. Другие священники согласно кивали головами и подставляли опустевшие бокалы. Согласились они, хотя и не слишком охотно, с тем, что Церковь, зная о склонности паствы к язычеству, позволила включить в свой праздник жертвоприношение марсов богине Ангитии. Впрочем, заметно было, что эта тема их не интересовала. Желая поднять разговор на высокий уровень, я предположил, что, возможно, Григорий Великий поступил мудро: принял то, чего нельзя изменить, и написал Мелитусу, первому лондонскому епископу, что не надо разрушать святилища англов, но лучше преобразовать их в христианские алтари. Так и змеи Ангитии, наброшенные на святого Доминика, ныне освящены высшим церковным авторитетом. Согласившись с этим, мы снова наполнили наши бокалы.
На прощание parroco вручил мне памфлет «Vita di S. Domenico Abate, Protettore di Cocullo», в котором этот добрый человек еще активнее поддержал своего святого и изъявил ему горячую благодарность: ведь тот защитил Кокулло от змеиных укусов, зубной боли и водобоязни. По поводу последнего у священника имелась удивительная история. Он написал, что несколько лет назад, во время войны, когда Кокулло засыпало снегом, в деревню явились напуганные гости. Они приехали на машинах и на поезде. Это было почти все население деревни Джулиано-ди-Рома, включая инвалидов и даже паралитиков. Оказалось, что все они выпили молоко от коровы, укушенной бешеной собакой. Узнав об этом, они тут же бросились искать защиты у святого Доминика. Всех людей причастили — кого в церкви, кого в машинах, а тех, кто не мог дойти до деревни — на вокзале в залах ожидания. «Благодаря милости Всевышнего и помощи святого Доминика, — заключает священник, — а также благодаря великой вере людей, никто из них не пострадал от выпитого молока». Позднее ветеринар сказал мне, что был бы изумлен, если бы кто-нибудь и в самом деле пострадал.
Священник рассказал также о нескольких охотниках из Ссоры. Они привели шесть собак. Животные дрались с бешеными собаками и были почти неуправляемы, пока не пришли в Кокулло. Там они стали спокойными, позволили отвести себя в святилище, где к каждой из них притронулись реликвией. Вероятно, животные не пострадали от осложнений, хотя сведений об этом не имеется.
После путешествия по горным дорогам в Сульмону я приехал уже в темноте. На окраине города нашел гостиницу, где мне предоставили номер с ванной комнатой. Перед тем как улечься в постель, вспомнил о листке бумаги, которую дал мне попугай-прорицатель. Вот что я прочитал: «Если не хотите неприятностей, не вмешивайтесь в чужие дела и думайте, прежде чем что-нибудь сказать. Идите к цели и не бойтесь. Судьба наградила вас способностями к бизнесу, и вы должны этим воспользоваться. Трудитесь, и вам воздастся. Не замыкайтесь в себе, ни к чему излишняя сдержанность. Остерегайтесь друга, которому вы помогали в прошлом. Он неблагодарен и коварен и замыслил погубить вас».
Циничная птица.
Памятник Овидию, знаменитому сыну Сульмоны, стоит на главной площади. Облаченный в тогу поэт задумчиво смотрит на современных жителей, которые могут прочесть на цоколе: «Sulmo mihi partia est»[7] — знаменитая фраза, начальные буквы которой стали девизом города. Исследователь может обнаружить старые и более грубые версии памятников Овидию — один у магазина возле площади, а другой — во дворе церкви Святой Марии-Аннунциаты постройки XIV века, возможно, самого красивого здания в Абруцци. Этот памятник изображает его в образе средневекового святого. Главная улица Сульмоны называется Корсо Овидио. Она плавно переходит в бульвар Рузвельта, неожиданно объединяя автора «Искусства любви» с американским президентом.
Сам по себе Овидий в своем родном городе почитается больше, чем его произведения. Народное воображение считает его кудесником, и это еще один пережиток Средневековья. Такая же слава окружала имя Вергилия в Мантуе.
Сульмона — приятный городок. С одной стороны там раскинулась огромная рыночная площадь, на другой стоит собор, а между ними — лабиринт интересных старинных улиц и домов, с балконов которых свешивается белье, а женщины громко и весело переговариваются с детьми, играющими на улице. На главной улице я увидел магазин, «торгующий эмиграцией». Отсутствие в Абруцци промышленности сделало регион наряду с Калабрией местом для найма рабочей силы. В горных деревнях я обращал внимание на отсутствие молодых людей. Никого не удивляет, что они покидают родной дом. Иногда навсегда. Некоторые возвращаются в пожилом возрасте. Их называют «американцами», хотя они могли работать в Новой Зеландии или Австралии. Слово Emigrazione выведено большими буквами на объявлении в витрине. На рекламе, призывающей к смене страны, изображена не слишком-то привлекательная картинка: ужасные головы маори с пучками волос. Зато привлекает модель самолета: теперь не надо долго плыть по океану, можно, словно птица, полететь по воздуху и через несколько часов — или, на худой конец, дней — оказаться в выбранной стране.
Так же, как и в Аквиле, я удивлялся дисциплинированности детей. Прогуливаясь перед завтраком, я видел маленьких мальчиков и девочек в черных костюмчиках и детей постарше с книгами под мышкой, спокойно идущих в школу. В соборе я убедился, что обычай заходить сюда перед школой для молитвы дети соблюдают так же свято, как и в Аквиле. Святой покровитель Сульмоны — Памфилий, о нем я не знаю ничего, за исключением того, что он не знаменитый Памфилий из Кесарей, а его тезка. Более двенадцати столетий назад он совершал чудеса в Сульмоне. Спустившись в крипту, чтобы посмотреть на гробницу святого, я увидел странную сцену. Это было темное место с множеством колонн. Встав за одну из них, я увидел процессию школьниц. Все девочки несли книжки или портфели. Они направлялись к старинному мраморному трону епископа, стоящему с восточной стороны от гробницы святого. Передав книгу подруге, каждая девочка с серьезным видом садилась на трон епископа и клала руки на два полированных черных камня, украшающих подлокотники. Проделав это, она немедленно уступала место следующей девочке, и так продолжалось, пока все дети не посидели на троне.
Эта необычная церемония происходила с торжественностью ритуала. Целый день я думал об этом, пока не спросил местного жителя, что все это значит.
— А, да, — ответил он, — так происходит уже многие столетия. Ритуал приносит удачу, особенно при сдаче экзаменов.
Сульмона прославилась необычным производством — изготовлением confetti, или засахаренного миндаля, который оптом поступает из Сицилии. В Сульмоне его засахаривают и раскрашивают, после чего экспортируют по всей Италии. Ни одна итальянская свадьба не проходит без confetti. В Древнем Риме эти орехи рассыпали перед молодоженами. Торговля поставлена на широкую ногу. Среди ведущих
