Корабль святого Павла шел тем же путем, и апостол тоже увидел вспышку света на далеких холмах. Собравшиеся вокруг моряки наверняка стали ему объяснять (как объясняли любому путешественнику- новичку), что это светится на солнце наконечник копья великой Афины Промахос, Воительницы. Попутно сообщили, что это бронзовая статуя работы Фидия, и высота ее — от ступней до кончика позолоченного шлема — составляет семьдесят футов. Этот величественный памятник, свидетельство могущества греческой столицы, стоял долгие годы — даже тогда, когда слава самих Афин обратилась в прах. Известно, что в четвертом веке нашей эры вождь готов по имени Аларик дошел до Афин, но, увидев издали гигантскую статую, устрашился и повернул вспять.
Трудно подобрать слова, чтобы передать первое впечатление от этого древнего города. Когда корабль медленно пересекает Фалеронскую бухту, направляясь к Пирею, морским воротам Афин, вы ощущаете, что наступила кульминация вашего путешествия.
Солнце медленно, как бы нехотя, опускалось за остров Эгина, последние его лучи освещали склоны горы Гимет. В пяти милях от себя я видел невысокий берег, на котором раскинулся город — огромное скопление бело-коричневых домов, посреди которых круто (не менее круто и неожиданно, чем замок Стерлинг в Шотландии) вздымался коричневый холм. Прозрачный вечерний воздух позволял рассмотреть ослепительно белые колонны Парфенона. Я смотрел на них и понимал: передо мной тот самый легендарный Акрополь, за которым тянется шлейф тысячелетней истории. И в этот миг, глядя, как последние отблески дневного света гаснут на древних стенах Афин, я вдруг почувствовал такую острую, пронзительную радость, что это ощущение счастья останется со мной до конца моих дней.
Я пережил один из величайших моментов в своей жизни, и совершенно не важно, что будет происходить в дальнейшем. Я не боялся разочарования, которое могут доставить мне современные Афины. Пусть даже город обернется дешевой подделкой, прячущейся за славным именем. Я все равно сохраню воспоминания об этом вечере, когда я увидел Афины своей мечты — гордый, величественный и древний центр человеческой цивилизации.
Стоило мне сойти на берег, как на меня тут же накинулась толпа смуглых говорливых людей. Кто-то предлагал купить коричневую губку, кто-то протягивал коробочку с рахат-лукумом. Некоторые разглядели во мне потенциального покупателя забавной игрушки, облаченной в костюм греческого
Я смотрел на эту толпу если и не с удовольствием, то, по крайней мере, без раздражения. Они выглядели истинными детьми своего века, когда любой обман и подлог воспринимается как остроумная шутка. Эти люди казались мне сошедшими со страниц аристофановых комедий.
Стоя посреди алчной толпы и ощущая себя костью, которую бросили на растерзание стаи псов, я пытался сохранить непредубежденный взгляд стороннего наблюдателя. Интересно, думалось мне, а существовала ли благообразная Греция сэра Альма-Тадемы — умытая, опрятная, в плиссированных юбочках — где-нибудь еще, кроме как в воображении викторианских джентльменов, прекраснодушных романтиков, которые пытались найти в перикловских Афинах все то, чего им не хватало в викторианском Шеффилде? Честно говоря, я оказался неподготовленным к такой встрече с Грецией. Я вспомнил, как жаловался Ликин, герой произведения Лукиана «Две любви»: стоило ему ступить на берег Родоса, как «тотчас два-три проводника, подбежав… предложили за небольшую мзду объяснить содержание всех картин»[36].
Кое-как отделавшись от непрошеных экскурсоводов, я прыгнул в ближайшую же машину и велел водителю везти меня в Афины. Оставив позади шумный Пирей, мы обогнули Фалеронскую бухту, на поверхности которой покачивался гидроплан частной авиакомпании «Imperial Airways», и вскоре выехали на прямую пятимильную магистраль, которая должна была привести нас в Афины. Эта дорога построена на месте северного участка Длинных стен Фемистокла, которые — в сочетании с южным участком стены — играли роль якорной цепи, привязывавшей Афины к берегу.
Мы приблизились примерно на расстояние мили от города, и передо мной возник мимолетный образ Акрополя, горделиво восставшего в лучах утреннего солнца. Это было незабываемое зрелище, одно из самых величественных в мире.
Афины предстали перед нами современным европейским городом — с широкими прямыми проспектами, с элегантными магазинами, зелеными трамвайчиками и огромным количеством шумных автомобилей. Мы прогуливались мимо газетных киосков и маленьких уютных кафе, чьи столики были вынесены прямо на тротуары. Заглядывали в общественные парки с экзотическими растениями, где немецкие няни выгуливали греческих младенцев. И наконец пришли в самое сердце современных Афин — на площадь Конституции, где за столиками под перечными деревьями сидели горожане и с характерным для греков пылом обсуждали последние политические новости.
Я поселился в отеле с плоской крышей, откуда открывался прекрасный вид на город и окрестности. Отсюда был виден высокий продолговатый холм Акрополя и зеленый пик Ликабета — маленького вулкана местного значения. Меня удивили размеры Афин, поскольку я знал, что этот огромный город — в том виде, в каком он сейчас существует — вырос за небольшой исторический период в сто лет.
Странно было сознавать, что Афины — жемчужина античности — со времен Павсания фактически перестали существовать. Во всяком случае, на протяжении долгого срока — со второго века и до новейшего времени — история не хранит никаких воспоминаний, связанных с Афинами. Мы практически ничего не знаем о городе византийской поры, о латинских Афинах и Афинах под турецким игом. Могущественный античный город сошел с исторической арены, чтобы вновь появиться в 1675 году в виде провинциальной турецкой деревушки.
Первым англичанином, изъявившим желание увидеть Афины, стал Мильтон, но, увы, его желанию не суждено было осуществиться. Как раз когда он собрался посетить Грецию, в Англии разразилась гражданская война, и Мильтону пришлось вернуться. Как истинный гражданин своей страны он посчитал «недостойным путешествовать в удовольствие за границей, в то время как его соотечественники сражаются за свободу».
Поэтому первым англичанином, посетившим Афины и описавшим знаменитый Парфенон, стал житель Лондона по имени Фрэнсис Вернон. Этот человек, родившийся в 1637 году, по складу характера был любознательным авантюристом, всю жизнь испытывал «неодолимое желание видеть», Это любопытство не единожды ввергало его в пучину неприятностей: как-то раз он попал в плен к пиратам и был продан в рабство. Да и закончил Вернон не лучшим образом: погиб на чужбине в возрасте сорока лет. Находясь в Персии, он ввязался в пьяную драку с арабами и был зарезан перочинным ножом. Впечатления от посещения Афин Вернон изложил в письме к своему английскому другу. Насколько мне известно, это письмо находится в собственности Королевского общества и никогда не было опубликовано.
Впервые же английская читающая публика познакомилась с этим городом благодаря сэру Джорджу Уэллеру, который в 1675 году провел целый месяц в турецких Афинах. Его книга под названием «Путешествие в Грецию» вышла в свет в 1682 году. Это очень ценное издание, поскольку автор его являлся ученым-классиком, достаточно наблюдательным, чтобы передать очарование страны, на ту пору незнакомой и неисследованной. Именно Уэллер сообщил, что Парфенон превратился в турецкую мечеть (он даже поднимался на вершину вновь построенного минарета). Он первый поведал, что в Парфеноне устроен пороховой склад, и пожаловался, что не имел возможности посетить Эрехтейон, «поскольку жившие там турки устроили в здании
В Афинах тогда проживали от восьми до десяти тысяч человек. Три четверти из них были христианами, остальные — турки. Город не имел крепостных стен, но внешняя цепочка домов была выстроена таким образом, что вполне заменяла стены. На ночь вход в город запирался. Поскольку даже в те времена бандитские шайки составляли серьезную проблему, то город содержал гарнизон, который по ночам патрулировал стены Акрополя. «Как правило, они производили много шума, чтобы обозначить свое присутствие».
Турки — вопреки бытовавшему о них мнению — произвели на Уэллера впечатление вполне мягких и
