против маронитов. Франция выслала десятитысячный экспедиционный корпус для подавления мятежа, и это положило конец одному из самых мрачных эпизодов в истории Дамаска.
Порой случается, что хамсин по многу дней дует над городом, и тогда небо становится красным от туч песка. Деревья сгибаются под резкими порывами ветра, местные жители тоже идут, пригнувшись и натянув свои платки-куфии так, чтобы прикрыть нижнюю часть лица. Лишь темные глаза сверкают над полоской белой ткани.
И тем не менее от песка не укрыться. Он проникает повсюду — в пищу и одежду, в закрытые шкафы и постель. Песок также оседает меж страниц книг, и это раздражает меня больше всего. В воздухе беспрестанно висит тошнотворный пыльный запах. Люди раздражаются и легко выходят из себя.
Мне не повезло: мой визит в Дамаск совпал как раз с такой пыльной бурей. После того как ветер немного утих, я вышел из гостиницы. В мои планы входило осмотреть южный участок городской стены, где некогда состоялся побег святого Павла. Если верить традиции, то друзья спустили апостола в корзине и, тем самым, помогли скрыться от гонений на христиан.
Я покинул город через Восточные ворота и решил немного прогуляться вдоль крепостной стены в южном направлении. Вскоре я приблизился еще к одним воротам, наглухо заложенным кирпичом. Судя по всему, здесь недавно проводились реставрационные работы. Стена достигала в высоту сорока футов, но лишь ее нижняя секция относилась к древней конструкции.
Побег через крепостную стену видится мне наиболее драматическим способом спасения. Если уж человеку приходится форсировать 40-футовую стену, то это означает полную безысходность: в городе засели враги, которые надежно охраняют все входы и выходы. Даже бегство из донжона выглядит менее романтичным. А тут неизбежно должны присутствовать все элементы приключенческого жанра: бегство, скорее всего, происходит под покровом ночи, в атмосфере обостренной опасности. Можете представить, как чувствует себя человек, который скользит в ненадежной корзине по гладкой стене? Любые случайности — малейший шорох или луна, не ко времени выглянувшая из-за туч, могут погубить все предприятие и привести беглеца к печальному концу. Думаю, любой читатель, в душе которого живы детские воспоминания, согласится со мной: самое волнующее место в Ветхом Завете — это когда шпионы Иисуса Навина спускаются по стене Иерихона.
Бегство Павла из Дамаска выглядело не менее драматично. Это была вынужденная мера: Павлу пришлось спасаться от своих вчерашних сподвижников — гонителей христиан. Надо полагать, ортодоксальные евреи пришли в безграничную ярость, когда выяснили, что их недавний лидер неожиданно переметнулся на сторону врага. Они желали во что бы то ни стало схватить изменника и доставить в Иерусалим на судилище. Причем доставить в тех же самых оковах, которые Павел готовил для других.
«Но Савл узнал об этом умысле их; а они день и ночь стерегли у ворот, чтобы убить его. Ученики же ночью, взявши его, спустили по стене в корзине»6.
Так говорится в Деяниях. На мой взгляд, подобный способ бегства должен был в какой-то степени унизить гордый дух Павла. Человеку, который болтается в корзине, трудно сохранять достойный и величественный вид. Тем более если речь идет о Павле, самолюбивом и амбициозном. Он не мог не осознавать всю нелепость и даже смехотворность сложившейся ситуации. У меня есть все основания предполагать, что если бы Павел в тот миг не чувствовал себя больным и уставшим (а он ведь совсем недавно пережил шок богоявления и дальнейшего обращения в христианство), то, скорее всего, отверг бы помощь —
«В Дамаске, — писал он, — областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня. И я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук»7.
Между прочим, данное упоминание об Арете — фактически единственное в античной литературе доказательство того факта, что в описываемый исторический период Дамаск находился под властью Набатейского царства. Истинность этого утверждения позднее подтвердилась при изучении древних сирийских монет.
Неподалеку от места предполагаемого побега Павла — в непосредственной близости к крепостной стене — стоят несколько арабских домов. Причем их верхние этажи располагаются выше зубчатой кромки стены, так что из окон можно заглянуть за крепостной вал. Люди и сегодня живут в этих домах и теоретически имеют возможность устроить такой же побег, какой много веков назад организовали ранние христиане для Павла.
В нескольких шагах от стены находится православное греческое кладбище. Здесь нетрудно разыскать легкую деревянную постройку, смахивающую на летнюю времянку, под которой скрывается гробница святого Георгия Абиссинского. Этот святой пользуется глубоким уважением всех христианских сект в Дамаске. Древняя легенда утверждает, что побег Павла удался не в последнюю очередь благодаря содействию одного абиссинского офицера, христианина по вероисповеданию. Якобы во время операции по освобождению Павла он нес вахту на крепостном валу. Правда, легенда умалчивает: то ли абиссинец напрямую помог Павлу, то ли просто предпочел закрыть глаза на происходившее. Зато достоверно известно, что в наказание его приговорили к смертной казни.
Греки всегда держат горящую лампадку перед иконой святого Георгия Абиссинского, и, насколько мне известно, мусульмане также глубоко и искренне почитают место его захоронения.
Обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось покинуть Дамаск. Стефан должен был спешить в Хайфу, чтобы встретить круизное судно. Я же еще несколько недель назад забронировал себе место на поезде, который трижды в неделю курсировал между Триполи и Турцией. Поэтому мы выехали из дома ранним утром и на рассвете уже пересекали Ливанский хребет.
Я заранее радовался возможности побывать в Тарсе, родном городе святого Павла. В мои планы входило пересечь всю Турцию, в точности повторяя маршрут апостола во время его миссионерского путешествия. Беда в том, что я плохо представлял себе, с чем мне придется столкнуться во время подобной поездки. Знал только, что Турция славится своими плохими дорогами, мало приспособленными для перемещения на автомобиле.
В Бейруте я распрощался со Стефаном и занялся поисками нового водителя с машиной, который согласился бы доставить меня за сотню миль в Триполи. В любой другой день с этим не возникло бы проблем, но, к несчастью, меня угораздило попасть в город во время какого-то важного мусульманского праздника. Так что все «хорошие машины уже заняты», как мне с подкупающей искренностью сообщили в салоне по прокату автомобилей.
Это было захудалое и, к тому же, безнадежно беспечное заведение. Взору моему предстал десяток стареньких разбитых «фордов»; зловещего вида трещина, пересекавшая застекленную витрину, наводила на мрачные размышления. Вам наверняка доводилось видеть такую картину в Сирии и других ближневосточных странах: дюжина арабов набилась в салон подобной машины, еще трое пристроились на подножке, в окошко выглядывает пара овечьих морд с выпученными глазами, сзади на багажнике приторочена неподъемная куча баулов и матрасов. И весь этот бродячий цирк пылит по дороге со скоростью шестьдесят миль в час, закладывая лихие виражи на поворотах.
С тоской оглядывал я предлагавшийся мне автопарк. В сердце мое заползла тревога, которая переросла в откровенный ужас, когда я познакомился с водителем. Это был высоченный детина в залихватски сдвинутой набекрень феске. В прошлом он, очевидно, перенес тяжелую форму оспы, которая оставила на его лице бесчисленные отметины. Он со скучающим видом приблизился к выбранному мною автомобилю и презрительно попинал его шины. На мой взгляд, этот человек представлял собой нечто среднее между чикагским гангстером и старомодным ливанским ассасином.
Тем не менее деваться было некуда. Мы выехали в путь, и уже через десять минут я осознал, что мне достался самый скверный во всем Бейруте водитель. Кроме того, я понял, что любая моя попытка жаловаться или как-то противоречить этому фанатику приведет лишь к тому, что наш автомобиль немедленно нырнет с высокогорной дороги прямо в гостеприимные волны Средиземного моря. Единственное, что оставалось, — поплотнее забиться в уголок и по возможности, не глядеть по сторонам. Лучше вообще