Словно что-то странно и мучительно сдвинулось, когда Элиза увидела оживших персонажей из собственного воображения. Герои, прежде обитавшие у нее в голове, словно по волшебству превратились в рисунки. Внезапная дрожь пробежала у нее по телу, одновременно жаркая и ледяная.
Элиза подошла ближе, поднялась по ступенькам беседки и принялась изучать эскизы. Она невольно улыбалась. Все равно, что обнаружить, что воображаемый друг обрел плоть. Они так походили на ее фантазии, что узнать их было достаточно легко, и все же чем-то отличались. Элиза поняла, что рука художника мрачнее, чем ее воображение, и пришла в восторг. Не размышляя, она сняла рисунки.
Элиза поспешила обратно: по лабиринту, по своему саду, через южную дверь, всю дорогу мысленно представляя эскизы. Она гадала, когда он написал их, зачем, что собирался с ними делать. Лишь повесив пальто и шляпку в прихожей, Элиза обратилась мыслями к письму, которое недавно получила от лондонского издателя. Мистер Хоббинс начал с комплимента историям Элизы. Он написал, что у него есть маленькая дочка, которая с нетерпением ждет новых сказок Элизы Мейкпис. Затем он предложил обдумать возможность публикации иллюстрированного сборника и сообщить в случае заинтересованности.
Элиза была польщена, но не убеждена в том, что идея хороша, почему-то восприняла ее отвлеченно. Теперь же, увидев наброски Натаниэля, девушка поняла, что в состоянии вообразить подобную книгу и даже ощутить ее вес в своих руках. Все ее любимые истории под одной обложкой, книга, которую будут разглядывать дети. Совсем как та, которую она нашла в тряпичной лавке миссис Суинделл много лет назад.
Хотя в своем письме мистер Хоббинс не слишком распространялся о вознаграждении, несомненно, Элиза могла ожидать более солидной оплаты, чем прежде. Ведь целая книга должна стоить намного больше, чем одна история. Возможно, Элизе наконец хватит денег, чтобы отправиться за море…
Ее внимание отвлек отчаянный стук в дверь.
Элиза стряхнула иррациональное ощущение, что за дверью стоит Натаниэль, явившийся за своими эскизами. Конечно, это не он. Он ни разу не был в коттедже, к тому же пройдут часы, прежде чем он заметит, что эскизы пропали.
И все же Элиза свернула рисунки и спрятала в карман пальто.
Она открыла дверь. На пороге стояла Мэри с полосами от слез на щеках.
— Пожалуйста, мисс Элиза, помогите мне.
— Мэри, что стряслось? — Элиза пригласила девушку войти и глянула через ее плечо, прежде чем закрыть дверь. — Ты поранилась?
— Нет, мисс Элиза. — Она дрожала от слез. — Ничего такого.
— Тогда расскажи, в чем дело.
— В миссис Уокер.
— В Розе? — Сердце Элизы забилось сильнее.
— Она вышвырнула меня, — всхлипнула Мэри, — велела мне немедленно убираться.
Облегчение от того, что с Розой все в порядке, боролось в Элизе с удивлением.
— Но, Мэри, почему?
Мэри рухнула на стул и вытерла глаза тыльной стороной запястья, размазывая слезы по лицу.
— Не знаю, как и сказать, мисс Элиза.
— Просто скажи, что случилось, Мэри, ради всего святого.
Слезы вновь потекли по щекам Мэри.
— Я жду ребенка, мисс Элиза. У меня будет ребенок, и хотя я думала, что никто не узнает, миссис Уокер узнала и теперь говорит, чтобы я выметалась.
— Ах, Мэри. — Элиза села на другой стул и взяла руки Мэри в свои. — Ты уверена насчет ребенка?
— Никаких сомнений, мисс Элиза. Я не собиралась его заводить, но так уж вышло.
— А кто отец?
— Парень с соседней улицы. Поймите, мисс Элиза, он хороший человек и говорит, что хочет на мне жениться, но сперва мне надо заработать немного денег, иначе нам негде будет жить и нечем кормить ребенка. Я не могу потерять место, не сейчас, мисс Элиза, и я знаю, что все равно работала бы усердно.
Лицо Мэри выражало столько отчаяния, что Элиза не могла ответить иначе.
— Я подумаю, что можно сделать.
— Вы поговорите с миссис Уокер?
Элиза налила стакан воды из кувшина и протянула его Мэри.
— Я попытаюсь. Хотя ты не хуже меня знаешь, что добиться аудиенции у Розы непросто.
— Пожалуйста, мисс Элиза, вы моя единственная надежда.
Элиза улыбнулась с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала.
— Я подожду пару дней, дам Розе успокоиться, а потом поговорю с ней о тебе. Уверена, ее можно образумить.
— Спасибо, мисс Элиза! Вы же знаете, я этого не хотела, я все испортила. Вот бы вернуться назад и все исправить!
— Этого всем иногда хочется, — вздохнула Элиза. — Иди домой, Мэри, дорогая, и постарайся не волноваться. Все уладится, я уверена. Я сообщу тебе, когда поговорю с Розой.
Аделина осторожно постучала в дверь спальни и отворила ее. Роза сидела на подоконнике, внимательно глядя на землю внизу. Ее руки стали ужасно хрупкими, а профиль заострился. Сама комната из солидарности с владелицей стала вялой, подушки обмякли, шторы уныло обвисли. Даже воздух, пронизанный потоками тусклого света, казался затхлым.
Роза никак не показала, что заметила мать или что возражает против ее вторжения, поэтому Аделина подошла и встала у нее за спиной. Она взглянула в окно, чтобы увидеть, к чему приковано внимание дочери.
Натаниэль сидел в беседке за мольбертом и просматривал листы из кожаной папки. В его поведении сквозило беспокойство, словно он запамятовал, куда убрал крайне важный инструмент.
— Он бросит меня, мама. — Голос Розы был таким же блеклым, как и солнечный свет. — Ведь у него нет причин оставаться.
Роза обернулась, и Аделина постаралась, чтобы ее собственное лицо не отразило серое и ужасное лицо дочери. Она положила руку на костлявое плечо Розы.
— Все будет хорошо, моя Розочка.
— Неужели?
В голосе дочери было столько горечи, что Аделина вздрогнула.
— Конечно.
— Сомневаюсь, ведь я, похоже, не способна сделать его отцом. Раз за разом мне не удается подарить ему наследника, его собственного ребенка. — Роза снова повернулась к окну. — Конечно, он меня бросит. А без него я растаю, как тень.
— Я говорила с Натаниэлем, Роза.
— Ах, мама…
Аделина прижала палец к губам дочери.
— Я говорила с Натаниэлем и уверена, что он, как и я, более всего желает, чтобы ты выздоровела. Дети появятся, когда ты снова будешь здорова, надо лишь потерпеть. Дать себе время восстановиться.
Роза помотала головой, ее шея была такой тонкой, что Аделине захотелось прервать жест, чтобы дочь не навредила себе.
— Я не могу ждать, мама. Без ребенка я не могу жить. Я что угодно отдам за ребенка, заплачу любую цену. Мне легче умереть, чем ждать.
Аделина осторожно присела рядом с Розой и взяла ее бледные, холодные ладони в свои.
— В этом нет нужды.
Роза моргала, глядя на Аделину большими глазами, в них теплился слабый огонек надежды. Надежды на мать, которая никогда ее не оставит, веры, что она сможет все исправить.
