обострилось, она почти физически ощущала, в каком напряжении находится Филипп, как он ждет ее слов.
–..Но дело в том, что я… Я не собираюсь уезжать!
Из его груди вырвался не то стон, не то вздох.
– Я хочу остаться в этом доме, Филипп, потому что это устроит нас обоих. Я познакомлюсь с Джолли поближе, смогу стать частью ее жизни, а произойдет это гораздо быстрее, чем при периодических свиданиях, так что ты быстрее от меня отделаешься. Когда она привыкнет ко мне, когда узнает, что я ее мама, тогда я поселюсь где-нибудь на Острове и смогу видеться с ней, звонить ей… ну и все такое, а она будет жить с тобой все так же счастливо и беззаботно, потому что будет знать, что ее мама рядом…
Дыхание неожиданно прервалось, и Сандра обессиленно сникла, умоляюще глядя на Филиппа.
Его голос был страшен.
– Ты… остаешься в доме?.. Ради Джолли ты согласна, чтобы тебя использовали, как обычную подстилку?
Врешь ты, подумала она. Это не просто секс, как ты хочешь это представить. Однажды я сумею доказать свою невиновность, и твои чувства ко мне изменятся.
– Я задал вопрос!
– Да, если такова цена.
Она не смотрела на него, но знала, что он не сводит с нее глаз. Атмосфера вокруг сгущалась. Вдруг из его уст вырвался короткий горький смешок.
– Я согласен. Только одно условие – ты прервешь все контакты с Крайтоном. Все – ни звонков, ни писем, ни визитов, ничего!
– Но мне нужен адвокат, Филипп…
– Адвокат или сообщник? Он рассказал мне все, Сандра, весь ваш план, включая маршрут отступления. На твоем месте я постарался бы навсегда забыть его и его грязные игры. Они могут привести только к тому, что ты никогда не увидишь свою дочь.
Сандра не верила своим ушам.
– Как он мог так поступить! Зачем?!
– Да он предупредил меня еще во время нашей первой встречи! Он никогда не хотел, чтобы ты добилась успеха, вот в чем дело.
– Но почему?
– А зачем ему чужой ребенок? Крайтон из тех мужчин, которые любят, чтобы женщина целиком зависела от них и подчинялась им. Пока ты была в тюрьме, все так и было, он был настоящим героем- защитником, но, как только ты проявила силу воли, он почувствовал, что сдает позиции и заволновался. Он выдал тебя, чтобы обречь на провал вашу операцию. Не веришь? А если я скажу, что он даже игрушки для Джолли заготовил вместе с теплой одеждой? Как, по-твоему, я мог об этом узнать?
Предательство – самый мерзкий из грехов, подумала она.
– Я… могла потерять ее навсегда?
– Несомненно.
– Как он мог так поступить…
– У него был свой план, и ты была в этом плане главной целью.
– Но ты, ты… как ты мог подумать, что я причиню ей вред?! Мы же спорили с ним, и я говорила, что ни за что не решусь на это, пока она не полюбит меня, пока не станет мне доверять! Неужели я могла бы увезти ее от всего, что она так любит, неужели ты думаешь, что у меня нет сердца?!
– Но ведь ты тоже участвовала в составлении этого плана!
– Я уже говорила тебе. Джеймс сказал, что Джолли несчастна и нелюбима, что живет на правах подкидыша, сироты без прав и без ласки. Я была уверена, что моя девочка страдает, и эта мысль сводила меня с ума.
Джинсы опять попытались соскользнуть, и она подхватила их буквально на лету. Филипп тихо спросил:
– Теперь ты так не думаешь?
– Разумеется, нет. Теперь я знаю правду. Я даже в голове не держу забрать ее отсюда. Она счастлива с тобой, она тебя без памяти любит, а ты обожаешь ее. Я могу только надеяться и молиться, что она со временем полюбит и меня. Я останусь на острове, я найду какую-нибудь работу – я сделаю все, чтобы она была счастлива. Я говорю правду, Филипп. Верь мне.
Филипп молчал целую вечность, хмуро глядя на ее тонкие пальцы, судорожно комкающие рубашку на груди.
– Я верю тебе. Однако ты должна знать, что меры предосторожности все равно будут приняты. Я буду следить за каждым твоим шагом, Сандра. Этот дом станет твоей тюрьмой.
– Нашел чем пугать. Видала я тюрьму и пострашнее. В этой, по крайней мере, есть бассейн.
Его губы дрогнули в улыбке, но он не позволил себе расслабиться. Интересно, насколько у него хватит выдержки?
– Итак, ты согласна?
– Да.