Мне не нравится, когда говорят о таких вещах.
О чем? О чем поговорим?
А, о глазах. О моих синих глазах. Ну-ка, я еще раз посмотрю.
Да. Они каждый раз становятся все красивее.
Правда?
Красивее, чем небо?
И лучше, чем в книжке про Элис и Джерри?
И лучше, чем у Джоанны?
Синее, чем у Мишелены?
Ты уверена?
Говоришь ты не очень убедительно.
Только вот что?
Точно?
Я рада.
Но ты точно не знаешь. Ты ведь не видела всех вообще?
Поэтому где-то могут быть.
Но могут. Могут. Ты сказала «здесь». Здесь наверняка ни у кого нет таких глаз. А где-нибудь еще? Даже если мои глаза синее, чем у Джоанны и у Мишелены, синее, чем у женщины, которую ты видела, где- нибудь есть тот, у кого глаза синее моих.
Может быть. Может?
Но предположи. Например где-то далеко. В Цинцинатти, скажем, есть кто-то, у кого более синие глаза, чем у меня. Может быть так, что есть
Он должен был сделать их еще синее.
Мистер Мыльная Голова.
Нет. Я забыла.
Смотри, смотри туда. На ту девочку. Смотри на ее глаза. Они синее чем мои?
А ты хорошо смотрела?
Вот еще кто-то идет. Смотри на него. Если они синее, скажи.
Ты должна.
Пожалуйста. Если есть где-то человек с глазами, синее, чем мои, должен быть тот, у кого самые синие глаза. Самые синие в мире глаза.
Пожалуйста, помоги мне найти.
Ты думаешь, мои глаза недостаточно синие?
Для того, чтобы… я не знаю. Для чего-нибудь. Для тебя!
Нет, не уходи.
Почему? Ты на меня злишься?
Потому что мои глаза недостаточно синие? Потому что у меня не самые синие глаза?
Не уходи. Не оставляй меня. Ты вернешься, если они у меня будут?
Самые синие глаза. Ты тогда придешь?
Обещаешь?
Так это и было.
Черная девочка хотела синие глаза белой девочки, и ужас на сердце от ее желания был превзойден лишь злом его исполнения.
Мы с Фридой иногда видели ее после того, как ребенок родился раньше времени и умер. После слухов и медленного качания головами. Она была такой грустной. Взрослые отворачивались в сторону; дети, которые ее не боялись, смеялись над ней.
Урон, нанесенный ей, был абсолютным. Она проводила свои дни, свои свитые, зеленые дни, бродя туда-сюда, туда-сюда, качая головой в такт барабанщику, столь далекому, что лишь она одна могла его услышать. Локти согнуты, кисти лежат на плечах; она махала руками словно птица, которая целую вечность тщетно пытается взлететь. Она била по воздуху, крылатая, но севшая на землю птица, стремящаяся к синей пустоте, и не могла достичь ее, не могла даже увидеть, однако пустота наполняла пространство ее разума.
Мы пытались смотреть на нее, не вглядываясь, и никогда, никогда не подходили близко. Не потому, что она была смешной или отталкивающей, или оттого, что боялись, но потому, что мы ее подвели. Наши цветы не выросли. Я считала, что Фрида была права, и я посадила их слишком глубоко. Как можно быть такой небрежной? И мы избегали Пеколу Бридлоу — всегда.
Года складывались, как носовые платки. Сэмми давно покинул город, Чолли умер в работном доме, миссис Бридлоу все также занимается хозяйством. И где-то в маленьком коричневом доме на краю города, куда они переехали с матерью, живет Пекола; ее можно увидеть даже сейчас, иногда. Птичьи движения превращались в подергивания, когда она брела среди подсолнухов и шин, бутылок из-под колы и молочаев,
