— Ну конечно! Вы запустили в ход всю эту машину, взбаламутили всех и каждого, а мы даже не знаем точно, появится ли он у нас вообще. Я не получил никакого подтверждения, я…
Женщина постучала пальцем по трубке.
— Я только что получила подтверждение. Он будет здесь через пятнадцать минут.
— Через четверть часа! — чуть не задохнулся от негодования посол. — А я сижу здесь и слушаю вас. — Он вскочил, озабоченно посмотрел на часы. — Я уже не успею никого послать в аэропорт! Как могли ваши люди…
— Успокойтесь, Ариэль! — улыбаясь, прервала его женщина. — Через пятнадцать минут он будет здесь. В этом здании.
Широко раскрытые глаза посла впились в ее лицо.
— Вы хотите сказать, что он уже во Франции?
Она взглянула на часы.
— Уже более трех часов.
— Невероятно! Но он же не значится в сегодняшних списках лиц, требующих особого попечения.
— Париж совсем размягчил вас, Ариэль. Неужели вы думаете, что эти списки и в самом деле кому- нибудь обеспечивают безопасность? Мы доставили его не в Париж, а в Лион. На самолете компании Орион Ойл, — сверкнула она глазами.
— Орион? — еле слышно прошептал изумленный посол. — Господи помилуй! Вы привезли Дана Брукнера на самолете
— Ловко, а? — Женщина довольно кивнула. — Вот и вас мы тоже одурачили. — Улыбка исчезла, теперь она обращалась ко всем остальным, явно игнорируя несчастного посла. — Он сел в самолет на Мальте. Единственный член экипажа, кто его видел, — наш человек. Во Францию он прибыл по бельгийскому паспорту. В шляпе, с контактными линзами вместо этих его пуленепробиваемых очков, которые он обычно носит. Проверявший паспорта чиновник и пару раз на него не взглянул. За этими дверями ни одна живая душа во Франции не знает о его приезде. — Она оглядела дюжину сидевших перед ней мужчин и женщин. — Так должно быть и дальше. Никаких разговоров по секрету с приятелями или приятельницами, даже если они наши работники. Ясно? — Она посмотрела на каждого в отдельности и убедилась, что все ее правильно поняли. — Хорошо. А теперь послушайте, какая нам предстоит работа. Он остановится в нашем посольстве. Двадцать пятого вечером, без четырех минут девять, вертолет перенесет его отсюда прямо в укрепленное помещение, всего в нескольких метрах от трибуны. Как только окончится парад, этот же вертолет доставит его прямо в аэропорт Ле Бурже. Там будет ждать наш самолет, и он полетит домой. Не исключено, что остаток ночи он проспит уже в своей собственной постели.
— Невероятно, — пробормотал кто-то.
— И тем не менее это так. Ведь вы же читали газеты и документы! — Она посмотрела на часы и улыбнулась послу. — Ариэль, если вы действительно хотите произвести на него впечатление, у вас еще есть время надеть галстук!
Билл сидел, согнувшись, на переднем пассажирском сиденье и в ожиданий Кельтум напряженно вглядывался в мрак подземного гаража. Она ушла уже больше получаса назад, и он начинал беспокоиться. Каждый раз, заслышав шорох, завидев машину, медленно ползущую по узким проходам в поисках удобного места для стоянки, он хватался за ручку двери, готовый спасаться бегством.
Вот и теперь его рука нервно дернулась: в пятидесяти метрах от машины в дверях появилась женщина и быстро направилась к нему. Это была Кельтум, такая незнакомая в современной одежде, и Билл с облегчением вздохнул и опустил руку. Она пробралась между рядами машин, распахнула дверь, забросила в салон свертки и в изнеможении упала на сиденье. Улыбнувшись, он поднял с пола сумку.
— Я уже начал было думать, что вы бросили меня на произвол судьбы. Все купили?
— Делать покупки, бегая по магазинам, гораздо дольше, чем вы думаете. — Она чуть насмешливо улыбнулась. — Поэтому я рада, что больше ничего не нужно покупать. Надеюсь, все принесла.
Билл порылся в полиэтиленовой сумке, достал оттуда записную книжку, фломастер, легкую голубую рубашку и красную бейсболку с десятисантиметровым козырьком. Он засунул записную книжку и фломастер во внутренний карман пиджака и полюбовался рубашкой и шапочкой.
— Немного великоваты. А очки?
Кельтум достала из другой сумки четыре экземпляра солнцезащитных очков.
— Вот.
Подошли ему только одни — со слегка тонированными стеклами, в тонкой, покрытой черным лаком проволочной оправе. Он сбросил пиджак и надел рубашку, шапочку и очки, а Кельтум вынула из еще одного полиэтиленового пакета кожаную сумку с наплечным ремнем и множеством молний и карманов. Французы такие сумки называют «репортерскими», они почему-то считают, что журналисты имеют привычку носить с собой весь свой скарб. Французские журналисты, может быть, так и делают, американские, во всяком случае те, которых знал Билл, не слишком гонятся за модой и вполне обходятся растрепанными блокнотами и огрызками карандашей. Кельтум раскрыла следующую сумку и показала ему камеру с длинным объективом.
— Замечательно. Вы будете выглядеть как оператор-ас из журнала «Лайф».
— Что это такое?
— Замнем. Это было еще до вашего рождения. А я как выгляжу?
— Точь-в-точь как американский турист, — с кислой улыбкой ответила она.
— Господи сохрани. Пошли. — Билл забросил пиджак на заднее сиденье и вылез из машины.
После приятной прохлады, царившей в полутьме гаража, жара на улице показалась адом. Они постояли, оглядывая улицу, пока глаза не привыкли к яркому солнечному свету. Машин на улицах было мало, только туристы, толпами валившие в торговый центр неподалеку, немного развеивали поразившую почти весь город августовскую апатию. Билл застыл на месте, когда минуту спустя мимо них прошли двое полицейских, ощупывая прохожих равнодушными и в то же время профессионально настороженными взглядами. Билл почувствовал, как глаза одного из них скользнули по его лицу, от волнения у него пересохло во рту. Еще мгновение, и он побежал бы в лабиринт гаража, но полицейский не заинтересовался им. Билл облизнул губы, тронул Кельтум за рукав, и они пошли в направлении улицы Ренн.
Вдруг из горла Кельтум вырвался гортанный звук, и встревоженный Билл инстинктивно выставил вперед кулаки. Она стояла как вкопанная, зажав рот, словно хотела заглушить крик. Глаза ее были устремлены на какое-то пятно на мостовой, асфальт на этом участке был гораздо светлее, чем вокруг, словно его совсем недавно вымыли. Он подошел к ней и обнял за плечи. Асфальт в центре светлого пятна был выщерблен. Он почувствовал, как дрожит ее тело, взглянул на возвышавшийся над ними небоскреб с бесчисленными рядами окон, в которых отражалось небо, и еще крепче прижал ее к себе.
— Успокойтесь, — проговорил он, уводя ее прочь от этого страшного места. — Уйдем отсюда. Быстро.
Они начали с кафе, третьего от начала улицы Ренн. Представились работавшему на террасе официанту журналистами, расследующими обстоятельства смерти Ахмеда. О, он бы с удовольствием, да только ничем не может помочь: в тот день он был здесь, на работе, но ничего не видел и не слышал, наверное, в момент столкновения машин был на кухне, приготавливал напитки для клиентов. До сих пор у него зуб на покупателей — вот это уж точно. Кельтум успокоила его, направив на него камеру и делая вид, что фотографирует, как он убирает со стола. Официант глупо улыбнулся в камеру, и они пошли дальше.
Поднялись по откосу улицы Ренн, повторяя тот же маршрут, в поисках свидетелей столкновения Ахмеда с каким-то лихачом. Чем ближе подходили они к месту аварии, тем взволнованнее были говорившие с ними люди. Их трясло при воспоминании, что они чуть ли не последними видели знаменитость незадолго до его гибели, но никто из них не добавил ничего существенного. Удрученные, они поднялись на террасу заполненного посетителями кафе, чтобы перекусить бутербродами. Это было уже почти в конце улицы Ренн.
Билл с блокнотом в руке подошел к парню за стойкой и приветливо кивнул.
— Доброе утро. Мы из газеты «Либерасьон». Расследуем обстоятельства самоубийства Ахмеда Бенгана, — он вскинул большой палец в направлении небоскреба, — человека, который выбросился
