Не вслушиваясь в слова, он перехватил ее взгляд, брошенный через всю огромную приемную на обитую кожей дверь. Бенгана кивнул.

— Мне нужно переговорить с ним, — сказал он и быстро направился к двери.

— Но, господин Бенгана, он не… — Голос ее снова пресекся.

Он продолжал двигаться к двери, провожаемый взглядами еще двух женщин, являвших собой более юные копии секретарши, они тоже остались пообедать в офисе. Девицы так и не сдвинулись с места и автоматически продолжали жевать за своими столами.

Человек подошел к двери, остановился на мгновение, казалось, он колеблется. Затем пожал плечами и распахнул дверь.

— Привет, Кристиан, — холодно проговорил он.

В глубине кабинета за старинным деревянным столом спиной к стеклянной стене сидел Кристиан Вадон. Отлично сшитый темно-синий костюм красиво оттенял голубоватую седину волос, спадавших на воротник. Протянутая к телефону рука застыла в воздухе. На красивом, хотя и одутловатом лице изумление сменилось страхом. Глаза, синий блеск которых подчеркивал густой загар, метались между лицом незваного гостя, обрезом и открытой дверью. Вадон облизнул пересохшие губы и попытался улыбнуться.

— Бенгана, дружище… А эта штука для чего? — произнес он, поднимаясь с кресла.

И тут же плюхнулся обратно, увидев, что гость приближается с нацеленным на него обрезом, в его глазах затаилось отчаяние, их взгляд, казалось, вжимал Вадона в кресло.

Человек с обрезом пристально разглядывал Вадона, он молчал, только губы беззвучно шевелились. Из приемной послышался шум, и они оба разом бросили быстрые взгляды на дверь. Когда Бенгана вновь посмотрел на Вадона, его взгляд как-то сразу потускнел, стал безжизненным. Он словно не видел съежившегося от страха человека, глаза были устремлены вдаль, в пустоту, туда, где грозовые багрово- серые облака окутали Эйфелеву башню, оставив видимой только ее макушку, и эта макушка будто парила в воздухе. С высоты двадцать третьего этажа казалось, что она находится вровень с окном.

Донесшийся из приемной топот бегущих ног вернул гостя к действительности. В дверях появилась секретарша, она показывала на него пальцем, из-за ее плеча выглядывал полицейский в форме. Бенгана удостоил их всего лишь одним, ничего не выражавшим взглядом, судорожно сглотнул, поднял обрез и выстрелил. Раз, другой.

Звуки выстрелов затихли, воцарилась какая-то неестественная тишина. Матовое небьющееся стекло разлетелось на миллион мельчайших осколков, и в окне за спиной Вадона образовалось огромное, величиной с дно пивной бочки, отверстие, через которое в кабинет проник одинокий солнечный луч.

Бенгана бросил обрез на пол и сказал все еще дрожавшему от страха, съежившемуся Вадону:

— Теперь можешь считать себя свободным.

И на глазах бледного, потерявшего дар речи Вадона он в два прыжка достиг окна и головой вперед выбросился через пробитое пулями отверстие.

— Эй! Хватит, Дюваль!

Голос женщины приглушен подушкой, пряди каштановых, длиной до плеч, волос рассыпались по лицу. Из-под измятой простыни высунулась нога и опустилась на пол. Она шлепнула по руке, гладившей ее бедро.

— Ты должен завезти меня в офис. Не забыл?

Билл Дюваль оторвал голову от подушки и посмотрел на светящийся циферблат.

— В офис? — переспросил он с хорошо разыгранным недоумением. — Да ведь еще только четверть шестого! — и снова погладил ее бедро.

Она рассеянно сбросила его руку и встала с кровати.

— Все правильно. В половине восьмого у меня деловая встреча за завтраком.

— Деловая встреча за завтраком? — поморщился он, уронив голову на подушку. — Что вам дает вся эта чепуха, кроме разве кофейных пятен на ваших бумагах? И почему это вы, уолл-стритовская публика, не можете позавтракать дома, а потом идти в свои конторы и там работать, как все нормальные люди?

Она направилась из просторной спальни в ванную, собирая по дороге разбросанную одежду.

— Такие вопросы могут задавать только те, у кого нет надобности зарабатывать себе на жизнь. А остальным приходится подчиняться обстоятельствам.

— Гмм. А быть владельцем галереи — это, по-твоему, не работа? — Он проводил ее глазами, отбросил простыню и последовал за ней в ванную.

Она закрыла дверь душевой кабинки.

— Подумаешь! — донеслось до него сквозь шум воды. — Что это, интересно, за работа, если она начинается только после полудня?

— Я же тебе сто раз говорил, — промычал он сквозь мыльную пену, приготавливаясь бриться, — что мои клиенты по утрам заняты подбором драгоценностей к своим дневным и вечерним туалетам. А я в это время подбираю для них фон.

— Почитывая журнальчики? — насмешливо крикнула она. — Потом он заявляется в свою галерею, три или четыре часа слоняется там из угла в угол, в это время его очаровательная помощница готовит ему кофе и Бог знает что еще делает. И это он называет работой!

— Соланж — настоящее сокровище. Но очаровательная? — хихикнул он. — Вот уж нет. И ничего она больше не «делает». А если что и было, Эми, то теперь с этим покончено, — понизив голос, проговорил он. Девушка вышла из душевой кабинки, глаза ее сияли. Он галантно подал полотенце и с нескрываемым восхищением залюбовался ее сверкающим телом.

— Эта деловая встреча действительно нужна тебе?

Она прижалась к нему, целомудренно чмокнула в намыленную щеку и в результате обзавелась козлиной бородкой из мыльной пены.

— Боюсь, что да.

Начало рассветать, когда они, выпив кофе, сели в машину и направились в Нью-Йорк. Всю дорогу ехали молча, любовались восходом солнца, предвещавшим еще один знойный день. Только когда вдали показался город, Билл заговорил:

— Благодарю тебя, Эми. Это были чудесные дни.

Не поворачивая головы, она протянула руку и с нежностью положила на его бедро.

Билл оглядел ее, проследил глазами линию ее профиля. Улыбка на его губах угасла.

— Разве не так?

Она кивнула, их взгляды встретились.

— Так. Чудесные, великолепные дни. — Она помолчала. — Билл, я хочу кое о чем спросить тебя.

Чуть нахмурив брови, он отвел взгляд.

— Спрашивай.

— Видишь ли, я знакома с тобой уже три недели.

— Только-то? А мне кажется, что мы знаем друг друга целую вечность, — мягко улыбнувшись, произнес он.

— Знаю. Мне тоже так кажется. И в этом наша беда. Видишь ли, Билл, ты очень привлекательный, чистый, вполне сексуальный мужчина. А на дворе 1994 год, и мы живем в Нью-Йорке. Таких, как ты, сейчас просто нет.

— Спасибо за комплимент. — Билл склонил голову в шутливом поклоне. — Так что у тебя за вопрос?

— Вот какой. Ты вправду свободен? — Она закусила губу. — Я понимаю, мы встречались всего лишь двенадцать раз, и меня там, в глубине души, гложет чувство, что ты не все мне о себе рассказал. — Резко повернувшись, она заглянула ему в глаза. — Если ты что-то скрываешь от меня, я должна знать твой секрет. Сейчас, Билл, а то я очень обижусь на тебя.