традиционная церковь с белым шпилем, внушительное сооружение с колоннами (по-видимому, административный корпус) и пятнадцать строений из красного кирпича, сплошь увитых плющом.
— Спальные и учебные корпуса, — заметил Питтман. — Основательность, эффективность и функциональность, как их представляет себе истеблишмент.
Джилл удивленно подняла глаза:
— А вас, похоже, здорово заклинило на проблемах избранного общества.
— Перефразируя Уилла Роджерса, мне не доводилось встречать хорошего богача.
— Но я тоже богата.
— А ведете себя по-иному. У меня был старший брат.
Джилл удивленно посмотрела на Питтмана: при чем тут старший брат?
— Его звали Бобби. Он учил меня ездить на велосипеде и играть в бейсбол. А потом боксировать, когда я возвращался из школы после драки, с фонарем под глазом. Бобби знал все. И все умел. Он был моим идолом. Я боготворил его.
— Почему все в прошедшем времени?
— Он погиб во Вьетнаме.
— О... Простите.
— Как ему не хотелось ехать туда, — продолжал Питтман. — Он не верил в справедливость этой войны. Но мои родители были бедны, и Бобби не имел средств на обучение в колледже. Иначе получил бы отсрочку, как сынки богатых родителей. В каждом письме он не уставал повторять, что в его части служат только представители низших слоев общества, далеких от истеблишмента. Брат, конечно, употреблял более крепкие выражения. Еще он писал о дурном предчувствии, о том, что не вернется домой. И предчувствие сбылось. Бобби погиб от американских снарядов, выпущенных по ошибке. От того, что официально именуется «дружественным огнем». Я ежедневно навещал его могилу. В то время я думал, насколько легко богатым начинать войны, зная, что их дети не должны сражаться.
Позже, когда, поработав на стройках, я накопил денег на колледж, то понял еще кое-что. Богатые наживаются на войнах. Именно поэтому я стал журналистом. Чтобы охотиться за негодяями. Чтобы отомстить за брата.
— Простите меня, — повторила Джилл.
— И вы меня, — ответил Питтман, разглядывая забинтованную руку. — Все это как-то само собой выплеснулось наружу.
Джилл коснулась его руки.
8
Все здания расположились вокруг прямоугольной площади, напоминавшей военный плац. По периметру плаца шла мощеная дорога, и Джилл готова была оставить машину на ней, но вовремя заметила стоянку рядом со зданием, которое они приняли за административное. На стоянке уже было запарковано машин пятнадцать.
Питтман вылез из «дастера». Кольт под пиджаком давил на спину. Он с ужасом подумал о том, какой длинный прошел путь с момента попытки самоубийства в среду, если считает сейчас оружие за поясом вполне ординарным явлением.
Джилл закрыла дверцу на ключ и, обойдя машину присоединилась к Питтману. Ее кроссовки, джинсы и свитер остались в маленьком чемоданчике на заднем сиденье. Расклешенная юбка песочного цвета, темно- зеленый жакет и желтая блузка, купленная в Монтпильере, были ей очень к лицу. Питтман, до сих пор видевший Джилл в традиционной молодежной одежде, вдруг обнаружил, что линии ее ног так же изящны, как и линия шеи.
— Готовы?
Джилл нервно вздохнула и кивнула, поправляя сползавший с плеча ремешок сумочки.
— А он тяжелый.
— Забудьте, что там оружие.
— Легко вам советовать. Я все же не понимаю, почему нельзя пистолет оставить в машине.
— Потому что события развиваются совсем не так, как я предполагал.
Они вышли с парковочной площадки и увидели, как пустынная площадь, на которой маячили несколько фигур уборщиков, неожиданно стала заполняться спешащими учениками сразу после того, как в некоторых зданиях зазвонили колокола. Мальчики в униформе: серых брюках, темно-синих блейзерах и красных в полоску галстуках — с деловитой поспешностью выбегали из учебных зданий, устремляясь через плац к большому дому напротив церкви.
— Учебная пожарная тревога?
Джилл посмотрела на часы:
— Полдень. Время ленча.
К ним подошел юноша лет пятнадцати.
— Могу ли я быть вам полезным, сэр?
— Нам нужна школьная библиотека, — сказал Питтман.
Юноша указал влево.
— В четвертом здании, сэр. Может быть, желаете встретиться с мистером Беннетом?
— Мистером Беннетом?
— Директором Академии.
— Нет необходимости беспокоить его. Благодарю за помощь.
— К вашим услугам, сэр.
Юноша повернулся и заспешил на противоположную сторону площади, к зданию, за дверями которого исчезали остальные школьники, ухитрявшиеся, несмотря на поспешность, сохранять достоинство джентльменов.
— Он будет достойным представителем вашингтонского общества, — заметил Питтман.
Они с Джилл двинулись в направлении, указанном юношей, и вскоре достигли здания, где над дверью была цифра 4. С залитого солнцем двора они вступили в прохладу хорошо освещенной лестничной клетки. Пахнущие воском ступени вели как вверх, так и вниз.
В помещении царила зловещая тишина.
— Весьма сомнительно, что библиотека расположена в цокольном этаже, — сказала Джилл. — Как правило, там повышается влажность, что вредно для книг.
Согласно кивнув, Питтман поднялся на первый этаж. Его шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Почти все двери были открыты. За одной виднелись учебные столы с компьютерами. За другой — магнитофоны и наушники. Здесь, видимо, изучали языки.
Когда Питтман подошел к третьей двери, из нее вышел уже немолодой, лет шестидесяти, мужчина в такой же униформе, как и школьники. Невысокий, полноватый, с пегими усами и жиденькими седыми волосами.
В руке он держал ключ — видимо, собирался запереть дверь. Он поверх очков уставился на Питтмана и Джилл.
— А я как раз собираюсь на ленч. Чем могу быть полезен?
— Нам сказали, что в этом здании расположена библиотека.
— Да, это так. — Человек откашлялся.
— Здесь хранятся старые ежегодники и остальная литература такого рода? — поинтересовался Питтман.
— Ежегодники хранятся в архивной секции. — Человек внимательно смотрел на Питтмана. — Мне кажется, сэр, мы с вами никогда не встречались. Что именно хотели бы вы узнать?
— Питер Логан. Независимый журналист. Решил приступить к работе над книгой, которую обещал самому себе написать обязательно.
— К работе над книгой?
— Об Академии Гроллье. В ней обучалось так много выдающихся людей, посвятивших себя служению нашему обществу.
— Вы не ошибетесь, если скажете, что в этом смысле мы значительно превысили свою квоту. Но боюсь, наши выпускники будут против любого вторжения в их личную жизнь.