— Какой? Покажите!

— Зачем? Уж не собираешься литы отнять у меня и его? Ты прекрасно знаешь, что этого я не позволю.

Борн промолчал. Ситуация вновь, как и днем раньше, оказалась тупиковой, но с тем лишь различием, что сейчас Борн не смог бы направить пистолет на старика. Хотя бы потому, что сам бы поступил на его месте точно так же. Он просто разозлился на себя за то, что позволил себя одурачить.

— Нет, — ответил он, — не собираюсь. Если бы вы хотели нас убить, вы бы давно это сделали. У вас было для этого немало возможностей. Я, видимо, просто нервничаю из-за погоды — так же, как лошади.

— Похоже на то. — Старик пристально взглянул на него. — Это старый армейский кольт 45-го калибра.

Он расстегнул куртку, достал револьвер и показал его Борну. Это был револьвер, похожий на “магнум”, с длинным стволом, наподобие тех, что показывают в вестернах, но металл был тусклый и серый, на деревянной необработанной рукоятке виднелась трещина.

— Он еще неплохо стреляет, — сказал старик. — Не бойся, я умею им пользоваться.

— Не сомневаюсь, — ответил Борн.

— Они не обменялись больше ни словом, ни жестом, но атмосфера разрядилась. Борн почувствовал, что все снова будет хорошо.

— Берите каурую, — предложил он старику, потом распутал концы веревок, которыми были привязаны лошади, смотал их и сел в седло.

На обратном пути ветер дул им в спину, но холод все равно пробирал до костей. Метель разыгралась вовсю; снег уже покрыл землю толстым, не менее дюйма, слоем. Гривы лошадей превратились в тяжелые снежные кремы, мотавшиеся из стороны в сторону. Под стенами домов намело сугробы. Проезжая мимо “Мареро Хауз”, Борн заметил вышедшую им навстречу Клер, дрожащую от холода, но не стал останавливаться и лишь покачал головой, словно передавая ей изумление внезапно обрушившемуся ненастью. Добравшись до конюшни, они расседлали лошадей, принесли воды, задали им корму и, только убедившись, что с ними все в порядке, плотно закрыли, за собой дверь и двинулись сквозь буран в обратный путь к отелю.

Снег слепил глаза. Борн решил пробежаться, но через несколько шагов обнаружил, что старик отстал. Обернувшись, он увидел, что тот замер посреди улицы с посеревшим лицом.

— Что с вами? — обеспокоился Борн, возвращаясь. Старик не шевелился и едва дышал, словно малейшее движение могло причинить ему боль. Хлопья снега оседали на его лице.

— Не знаю. Наверное, спазм, — выдавил он из себя. — Может, лишняя тяжесть или что-нибудь. Сейчас все пройдет.

Но его явно не отпускало. Под ногами уже намело снежные холмики. Борн, не зная, что предпринять, стоял рядом и просто поддерживал старика.

Вдруг его лицо исказила судорога, глаза закатились, но старик удержался на ногах, а через пару секунд глубоко вздохнул и стал приходить в себя. Он открыл глаза; словно тень сошла у него с лица, и оно начало приобретать нормальный цвет.

— Вот и все. Я же говорил — сейчас все пройдет.

— Хорошо. Пойдемте отсюда. Я вам помогу.

— Я же сказал — со мной все в порядке.

— О`кей.

Борн взглянул ему в глаза. Старик, задев его плечом, тяжелой походкой двинулся в сторону отеля. Борн поглядел ему в спину и побрел следом.

Клер встретила их на пороге.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она.

— Почему? Что случилось?

— Ты слышишь? Сейчас же, — повторила Клер и пошла в кухню.

— Семейные неприятности? — посочувствовал старик.

— Не знаю, — ответил Борн в замешательстве.

— Ну что ж, это ваши проблемы. Я пока посижу немного с твоей малышкой.

Борн кивнул и нехотя отправился к жене. За спиной старик стряхивал снег с куртки и разговаривал с собакой.

— Что с тобой? Что случилось? — спросил он, входя. Клер стояла лицом к плите.

— Закрой дверь.

Он повиновался. Клер обернулась.

— Сегодня утром, как только вы ушли, я пошла в город. Сара вполне окрепла, так что я взяла ее с собой. Мы нашли в архиве те документы, о которых говорил старик. Пара здоровых томов, покрытых слоем пыли толщиной с палец. Я полистала их. Записи, конечно, не такие подробные, как он изображал, но все же достаточно полные. Так вот, здесь не было никакого мексиканца, которого линчевали, и не было никакой оспы. И город был построен не в 1879 году, а в 1890-м, и люди не были вынуждены уезжать отсюда. Просто золото исчезло, и они отправились на поиски лучшей доли.

Борн оказался не готов к такому повороту событий.

— Ты, наверное, пропустила что-нибудь. Может быть, есть другая версия.

Жена покачала головой.

— Нет, мы обыскали все. Мы даже проверили подвал и чердак. Поверь мне, там нет других документов.

— Разница в датах ничего не значит. Старика могла подвести память.

— Но это не объясняет историю с линчеванием и оспой.

— Ну, линчевание — это не то событие, которое хотелось бы отразить в документах. А оспа, должно быть, произвела на них такое впечатление, что им стало не до записей.

Клер снова покачала головой.

— Записи велись практически до последнего дня. Тот, кто их вел, написал, что в городе остались буквально считанные единицы жителей и что он прекращает вести книгу. Если бы здесь была оспа, он не мог не упомянуть о ней.

— Если у него нашлось время сделать последнюю запись, почему он не забрал книги с собой? Ты уверена, что они вообще относятся к этому Городу?

— Название города написано на обложках. Насколько я поняла, он собирался вернуться, но, видимо, почему-то не смог. Но дело не в этом. Старик — сумасшедший. Он опасен, и я это чувствую. Как только прекратится метель, мы должны уехать отсюда.

— Но куда?

— Мне все равно. Я боюсь за себя и за Сару. Мысль о Саре подхлестнула его. Он резко распахнул дверь и увидел дочку, сидящую у противоположной стены комнаты, укутанную в спальный мешок. Старик расположился у ее ног на полу, спиной к кухне, и рассказывал очередную историю. Борн прислушался.

— Это случилось примерно в такую же пору. Тоже шел снег, совсем как сейчас. Погода была не настолько плоха, чтобы невозможно было высунуть нос, но можно было понять, что дальше будет хуже и пора заканчивать свои дела и убираться отсюда.

Старик говорил тихо, монотонно, завораживающе, как будто от многократного повторения знал эту историю наизусть. Словно загипнотизированный, Борн медленно вышел их кухни и встал у стойки бара.

— И долина реки была похожа на эту, — продолжал старик. — Только там был не город, как здесь, а просто деревня, и жили в ней не белые, а индейцы. Они жили в вигвамах и согревались у костров. А женщины их ходили, завернувшись в одеяла от холода. Мне было шестнадцать лет, когда все это случилось, потом я уехал оттуда и поселился здесь.

Борн увидел, что Клер тоже подошла к бару и не отрываясь смотрела на старика. Он почему-то боялся услышать продолжение и в тоже время не мог остановить старика, будто находился в каком-то трансе.

— Ты понимаешь, они воровали лошадей. Но им этого стало мало, и они начали воровать скот. Двоих из них застукали, когда они пытались ограбить склад на пастбищах. Потом горожане поймали одного из