— В том-то и проблема, — сказал агент.

— Проблема?

— В гараже ни одной машины. Возможно, он спрятал ее где-то рядом.

Кавано впервые в жизни услышал, как Разерфорд чертыхнулся.

Щелкнула радиостанция. В ней послышался голос радиста, оставшегося в грузовике.

— Этот телохранитель далеко? Прием.

— Стоит рядом со мной. Прием.

— Скажите ему, что позвонили из больницы.

Кавано сидел в углу палаты интенсивной терапии. Свет резал глаза. Одетая в больничную сорочку и накрытая одеялом Джэми лежала на койке напротив. Ее лицо было бледным. К груди тянулись провода ЭКГ, в вену на левой руке была введена капельница. Изо рта торчала трубка аппарата искусственного дыхания. Мигали и пищали приборы, отслеживающие пульс, давление крови и сердечный ритм.

Один из хирургов, худощавый, с латиноамериканской внешностью, закончил осмотр и повернулся к Кавано.

— Она очень крепкая.

— Да, — согласился Кавано.

— В ближайшие двенадцать часов можно будет сделать более точные выводы, но у нее отличные показатели для такого состояния. Есть повод надеяться на лучшее.

Глядя на Джэми, Кавано кивнул.

— Она должна благодарить за это вас, — добавил хирург. — Если бы вы не остановили кровотечение при помощи гидроизоляционной ленты, она не дожила бы до больницы.

— Нет, — ответил Кавано. — Ей не за что меня благодарить.

Врач изумленно посмотрел на него.

— Если бы я послушался ее, в нее никто бы не стрелял.

Аппарат ЭКГ продолжал попискивать.

— Можно мне остаться здесь? — спросил Кавано.

— Обычно мы не разрешаем...

Кавано посмотрел на врача.

— Хорошо, — согласился хирург.

— Свет, — сказал Кавано, отворачиваясь в сторону. — Можно чем-нибудь прикрыть ей глаза?

— Когда мы закончим, мы убавим яркость.

— А сейчас?

— Я попрошу медсестру, чтобы она принесла салфетку.

— Спасибо.

Спустя тридцать секунд Кавано остался наедине с Джэми.

Аппарат искусственного дыхания шипел, жужжал и пощелкивал, заставляя грудь Джэми подниматься и опускаться.

— Прости меня, — сказал Кавано.

Мышцы болели. В глаза будто песку насыпали. Кавано закрыл их и вытянулся, откинувшись на пластиковую спинку стула. Он тут же заснул и не проснулся даже тогда, когда медсестры пришли, чтобы проверить состояние Джэми и заменить капельницу.

Было около двух часов дня. Кавано ехал по Первому шоссе во взятой под залог полицейской машине без маячков и опознавательных знаков. Он остановил машину неподалеку от поворота на Кармель- Хайлэндс, который привел бы его прямиком на ту улицу, где стоял дом Прескотта. Выйдя из машины, он пошел вдоль дороги, держась поближе к деревьям. Стоял погожий день, небо было очень красивым, но Кавано это не волновало. Он разглядывал верхние ветки деревьев, медленно подходя к ним сбоку и запрокидывая голову. Для того чтобы рассмотреть их получше, он снял солнцезащитные очки.

Не найдя того, чего ожидал, он вытащил бинокль и начал разглядывать ветви деревьев вдали, стараясь при этом все так же держаться подальше от дороги. Он обращал особое внимание на те места, где ветки соединялись со стволами. Через десять минут объектом его пристального внимания стала высокая монтеррейская сосна в двенадцати метрах от поворота. Он навел бинокль на развилку ветвей и кивнул.

Кавано сделал следующую остановку в том месте, где дорога выходила к улице. Он снова покинул машину и пошел по обочине, приближаясь к повороту. Теперь он уже знал, что надо искать, и нашел следующую миниатюрную видеокамеру за пять минут. Ее объектив был размером с миниатюрный фонарик, а крепилась она к развилке ветвей при помощи металлической петельки. Петелька была покрашена в светло-коричневый цвет и сливалась со стволом. Похоже, это камера наподобие тех, которые Прескотт, по его словам, установил в гараже, чтобы обнаружить возможную слежку. «Интернет забит их рекламой. Проследите за няней, ухаживающей за вашим ребенком. Поглядите на то, как загорает несовершеннолетняя дочь вашего соседа», — сказал он тогда.

Или погляди на то, как полиция стягивает силы к твоему дому, пытаясь застать тебя врасплох. В эту ночь Прескотт мог следить за каждым их шагом, начиная с того момента, как машины свернули с шоссе и Разерфорд приказал перекрыть дорогу на время операции, которую должна была провести штурмовая группа. Кавано вспомнил, как в доме погас свет. Через пару секунд после того, как штурмовая группа спецназа начала приближаться к нему. Конечно, Прескотт понимал, что ярко освещенный дом отвлечет внимание и поможет выиграть время. Когда спецназовцы пошли на штурм, он выключил свет, включил датчики движения, приводящие в действие сирены и стробоскопические лампы, и распылил внутри дома гормон.

Не заходя в поле зрения камеры, Кавано вернулся к машине. Выехав на улицу, на которой стоял дом Прескотта, он принялся рассматривать ее, глядя вдаль. Впервые у него появилась возможность рассмотреть дом Прескотта при дневном свете. Невысокий, в современном стиле, сложенный из каменных блоков. К главному входу вела изогнутая подъездная дорога, обрамленная кустами. Ворота гаража, рассчитанного на две машины, были распахнуты. Вокруг всего участка натянута закрепленная на деревьях желтая лента с надписью «Место преступления. Не входить».

Кавано увидел еще много интересного. Справа от дома стояла машина электромонтажников. Подъемная площадка находилась рядом с трансформаторным коробом. Двое рабочих меняли трансформатор, снимая тот, который Кавано вывел из строя ночью. Бородатый мужчина на улице вытаскивал из кузова грузовика листы фанеры. Половина разбитых окон на фасаде дома были уже закрыты ею. На левой стороне улицы стояли две полицейские машины, развернутые в сторону Кавано, и темный седан без каких-либо знаков, в котором Кавано узнал машину Разерфорда и одного из его помощников.

Он медленно развернул машину напротив дома, используя эту возможность для того, чтобы незаметно осмотреть углы крыши. Там стояли небольшие коробочки с отверстиями. Возможно, домики для птиц. А может, и маскировка для таких же миниатюрных видеокамер.

Поставив машину рядом с полицейскими, Кавано вышел наружу. Из дома появился Разерфорд. Он смотрел на Кавано устало.

— Состояние твоей жены хоть как-нибудь улучшилось? — спросил он. Несмотря на то, что он сменил одежду и побрился, его лицо выглядело измученным. Заживающие синяки придавали его черной коже серый оттенок.

— Она все еще без сознания, — с трудом произнес Кавано. — Но хирург сказал, что у нее отличные показатели жизненных функций, лучше, чем можно было ожидать. Появилась надежда.

— Хорошо, — с облегчением ответил Разерфорд. Но следующая его фраза прозвучала обиженно. — Я случайно узнал, что ее зовут Джэми, а не Дженнифер.

— Извини.

— Конечно.

— Я считал, что чем дольше сохраню в секрете ее настоящее имя, тем лучше, и она не влипнет в это дело окончательно.